Вообще к марту 1840 года в Чечне скопилось достаточно горючего материала – нужна была только искра, чтобы произвести повсеместный взрыв». Заметим, что именно в этот период в Чечне появился Шамиль. Крупнейший исследователь Кавказа А.П. Берже в начале 1880 года писал: «В течение 20 лет ни один из чеченских аулов не был уверен в том, что он останется на месте до следующего дня: то наши колонной истребляли их, то Шамиль переселял на другое место по мере наших движений. Благодаря необычайному плодородию почвы народ не погиб от голода, но потерял всякое понятие об удобствах жизни, перестал дорожить своим домом и даже своим семейством». Вспомним при этом сталинское выселение народов уже в советское время. Могло ли это не запечатлеться в народном сознании и не сослужить роль мины замедленного действия, которая сдетонировала уже в другой не менее сложной исторической ситуации. Опасно бередить сегодня незажившую боль национальных потерь, но напомнить об этом заставляет достаточно серьезное количество публикаций, политических выступлений высокомерной имперской направленноси.
Северокавказский суперэтнос перешел в новую форму исторического бытия, основанную на социально-экономических реалиях европейской индустриальной цивилизации. Началась новая фаза северокавказских культур. У истощенных катаклизмами двух последних столетий северокавказских народов нет времени и возможности изобретать свой собственный путь развития. Он продуктивен и возможен совместно с русской нацией, для которой также актуальны поиски национальной идеи. Глубинные процессы, идущие в недрах горских национальных обществ, сродни общероссийским. О них, равно как и об истории народов Северного Кавказа должна знать Россия.
В связи с попыткой поиска идеальной модели интеграции Северного Кавказа в российское постсоветское пространство в академических научных кругах возникают разнополярные точки зрения, концепции и теории, многие из которых облекаются в форму заблуждений или мифов, один из которых – это утверждение о существовании в настоящее время у народов Северного Кавказа норм традиционного общества, выражающихся в приверженности к общинности. Российский этнограф-кавказовед, заведующий отделом Кавказа Института этнологии и этнической антропологии РАН, С.А. Арутюнов утверждает, что общинный принцип организации сохранился настолько, что сельскую территориальную общину следует признать как реальный факт существования этносов. По его мнению, в этих джамаатно-кантонных объединениях должны действовать адатно-шариатные суды, в ведении которых будут такие вопросы внутренней жизни России как нарушение прав женщин, семейно-брачные отношения, различные споры, включая даже и примирение кровников. Подробно свою концепцию он изложил в статьях «Шариату на Северном Кавказе нужно создать легальную правовую нишу» («Итоги», № 3, 1999 г.) и «Партия и правительство будут недовольны» (№ 20, 2000 г.).
Подобные спорные гипотезы представлены на страницах журнала «Адат. Кавказский культурный круг. Традиции и современность» Международного научно-исследовательского института народов Кавказа (Москва-Тбилиси, 2003 г.). Главный редактор и составитель Дмитриев В.А. в предисловии к журналу обозначает его концептуальную направленность:
«Мы считаем, что не может быть предоставлен приоритет ни тем, кто является сторонником существования особой кавказской цивилизации или культурной общности, ни тем, кто рассматривает Кавказ как зону контакта или столкновения цивилизации. Мы считаем, что на кавказские проблемы важно смотреть с разных точек зрения, видя в его разнообразии, полиэтничности и многорелигиозности системное образование. Другим фокусом, где сойдутся линии представлений наших авторов, является признание ценности и важности традиций, включая народные этические и православные системы. Кавказ безусловно относится к тем регионам Земли, где в числе жизненных приоритетов важное место занимает традиционализм и где веками копился опыт защиты традиций от внешних и внутренних воздействий и инноваций. В эпохи, подобные современной, где одни общественные приоритеты рушатся, а другие претендуют на глобальное доминирование, роль базовых, традиционных компонентов «родной» культуры возрастает, при этом традиционные компоненты помещаются в такую культурно-историческую позицию, что неизбежен их ответ на внешний вызов. Конфликт глобализации и традиционализма, обществ «открытого» и «закрытого» типов впрямую лег на кавказскую почву; это отнюдь не является причиной для его углубления, а может служить основанием для того, чтобы искать способы взаимовыгодного сосуществования обществ, в данном случае на Кавказе».
Журнал открывает статья упомянутого уже С.А. Арутюнова «Закрытое общество – альтернатива мегаполюсного потребительству?». Изложенные в ней мысли – яркое подтверждение того, что тема Кавказа в общероссийском политическом и культурном дискурсе требует широкой огласки и объединения усилий научной мысли Центра и регионов, так как вырисовывается своеобразная картина. С одной стороны, существуют попытки загнать кавказские этносы в резервационные ниши традиции, с другой – в широком общественном сознании посредством СМИ они представлены как изначально агрессивные по отношению к России. При этом абсолютно не учитываются умонастроения самих народов Северного Кавказа. Такое понятие как социологические исследования давно забыто в регионах, а общественное мнение горцев мало интересует политическую интеллектуальную элиту, равно как и столичную академическую среду, история Кавказа для которой часто служит лишь средством пополнения кандидатских и докторских исследований. При этом даже на защиту научных работ по кавказской проблематике (хотя бы в качестве консультанта) не приглашаются ученые из региона. Мне приходилось читать откровенно компилятивные научные труды с использованием уже разработанного на местах материала по той или иной теме. Часто представляемые материалы по современным проблемам, собранные в республиках Северного Кавказа московскими исследователями, не соответствуют реальному состоянию дел. Нашей целью не является анализ подобных конкретных работ, хотя очень хотелось бы озвучить их авторов, которые, охотно верим, не предумышленно создают маргинальный образ современного Кавказа.
Возвращаясь к упомянутой работе С.А. Арутюнова, процитируем только один очень красноречивый фрагмент:
«Если в каком-либо из национальных меньшинств или малых народов России объявятся общины, стремящиеся жить собственной жизнью по естественным законам обычного права, такая безгосударственная модель могла бы быть актуальна и для них. Можно хотя бы вспомнить, что примерно под таким же статусом существуют индейские резервации в США, и, несмотря на сложную и во многом трагичную историю их формирования, в нынешнем их бытии, несомненно, положительных сторон больше, чем отрицательных.
В виде самого осторожного предположения хочу заметить, что, возможно, именно такой резервационный, выведенный из-под государственной юрисдикции, общинно-племенной статус в каком-либо варианте сможет стать приемлемым решением и для части населения малых народов Севера России и для части (хотя, наверное, не для всего массива) абхазского или осетинского сельского населения в воссоединенной с Грузией Абхазии и Южной Осетии (безотносительно к тому, как будет определен статус остальной их части).
<…> Постсоветские общества Кавказа продолжают оставаться бесскелетными, что и предопределяет их перманентно бедственное положение. Конечно, и государственный российский канон, как бы ни старался, таким скелетом здесь никогда не станет.
Кавказские общества сохраняют и будут сохранять тенденцию к сохранению и даже усилению отдельных черт закрытости как средства самозащиты, но общая тенденция будет неизбежно вести большую их часть к нарастанию открытости. В этом направлении действует потребность в рынках сбыта, получении качественного образования, здравоохранения и многого другого. Символ этих обществ – медленно ползущая вперед черепаха, с более или менее закрытым с разных сторон щитом, но с вытянутой шеей и широко открытым ртом. Рот этот открыт соблазнам мегалополисного глобализма». С. Арутюнов
«Насилие являлось существенным элементом и принципом традиционной соционормативной культуры народов Северного Кавказа», – пишет В.А. Дмитриев в статье «Способы преодоления насилия в традиционном обществе горских народов Северного Кавказа».
Не менее одиозно, тенденциозно и однобоко создается в СМИ образ постсоветского пространства, в частности, Большого Кавказа. Поскольку именно кавказская тема находится в сфере наших интересов, мы остановимся на информационной политике относительно этого региона, абсолютно не соответствующей интеграционной государственной концепции распространения влияния России на бывшие союзные республики Закавказья. Нельзя не согласиться в этой связи с мнением Ашота Джазояна – генерального секретаря Международной конфедерации журналистских союзов.
«Само качество российских теле– и радиопрограмм гарантирует им куда большее внимание со стороны бывших соотечественников, чем к местным. И очень важно дать этим людям почувствовать, что Россия рядом, что она своя, а не чужая. Естественно, для этого придется учиться такту и самоограничению. Едва ли южным и восточным соседям России по вкусу придется обилие «обнаженки» или фильмы, где в роли злодеев неизменно выступают «лица кавказской национальности»…