Комиссия Козака по задумке Президента должна будет обеспечить изменение ситуации в регионе в целом: и в области безопасности, и в области экономики. Но, как справедливо отмечают некоторые аналитики, ее эффективность прежде всего зависит не столько от нее самой, сколько от действенности всего будущего комплекса антитеррористических мер, а также от общего уровня развития экономики страны. И здесь для некоторых аналитиков Северный Кавказ оказался «камнем преткновения», первопричиной грядущего закручивания гаек российской политической системы. «…теперь всей России суждено жить по «кавказским» законам – ликвидация права выбора местных лидеров там, где оно угрожает национальной безопасности страны, привела к лишению этого права всех россиян», – сетует в журнале «Эксперт» Олег Храбрый. «Деструктивные процессы, характеризующие для всей России, имеют на Кавказе свои нюансы»
«Производя сенсационные кадровые перестановки, Президент по-видимому, уже осознал, что роль Кавказа в судьбе новой системы власти в России оказалась куда большей, нежели до сих пор отводилась. Локальные взрывы в этом регионе способны как рождать общенациональных лидеров, так и ввергать их, а вместе с ними и всю страну в политическое небытие и хаос.
Главный «разграничитель полномочий» между центром и регионами Дмитрий Козак получил уникальный шанс попытаться разграничить их в регионе, где политика определяется этническими конфликтами, неустойчивыми клановыми группировками, апартеидом наций и невиданной пестротой этносов, озадаченных выбором общенационального лидера. Введение процедуры выборности президентов республик и губернаторов областей по представлению главы государства региональными законодательными собраниями – это радикальный пересмотр основ российского федерализма, который задуман не в последнюю очередь с оглядкой на Кавказ. Именно здесь реформа Козака, в русле которой полпреды семи российских округов в последние годы тщательно вымарывали из региональных законодательств все несоответствия федеральным законам, натолкнулась на непредвиденные препятствия. Так, необходимость проведения в 2006 году прямых выборов президента такой республики, как Дагестан, где ни один из 30 представленных этносов не является доминирующим по численности, привела местную элиту в шок. Республика оказалась на грани опасного внутреннего конфликта. «В 1999 году на референдуме по вопросу введения поста президента Дагестана девяносто процентов лезгин высказались против, большинство аварцев – за. Произошел раскол по этническому принципу. Центр никак не реагировал. Что уж говорить о такой двусубъектной республике, как Карачаево-Черкесия, где выборы происходят не по идеологическому принципу, а по апартеидному: одного кандидата поддерживает черкесская община, другого – карачаевская. Таким образом, новая система уже начинала вызывать отторжение целых этнических групп», – заявил «Эксперту» заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа Сергей Македонов. Попытка превратить Кавказ в полноценный российский регион, счастливо живущий по «законам Козака, теперь, надо полагать, признана взрывоопасной». (О. Храбрый)
Надо отметить, что анализ ситуации на Северном Кавказе сделан журналистом достаточно объективно. Удивляет только вывод публикации, насыщенный устоявшимися клише маргинального восприятия Северного Кавказа российским общественным мнением, мало осведомленного об истинном образе этого многообразного региона, имеющего древние культурные корни, где традиции гармонично сочетаются с цивилизационными новациями последнего столетия. Публикация О. Храброго так характерно отражает стереотипы оценок «инородческих» регионов, (особенно северокавказского), что мы приводим ее наиболее объемно. Для некоторых экспертов как будто и не был Кавказ почти столетие советским, со всеми вытекающими отсюда последствиями. К тому же, ситуация в Чеченской республике экстраполируется на весь регион Северного Кавказа. Между тем, проблемы Адыгеи абсолютно разнятся с Дагестаном, а биэтническая ситуация в Кабардино-Балкарии имеет принципиально другую специфику, нежели в Карачаево-Черкесии.
«Если бы новым полпредом ЮФО был назначен, скажем, отправленный в отставку начальник Генштаба Анатолий Квашин, это было бы очередным сигналом для кавказских республик, что «всех превратят в Чечню». Здесь давно уже нужно отвечать на вызовы иного рода, их называют «цивилизационными»: создавать рабочие места (уже хотя бы для того, чтобы безработная молодежь не уходила в лес к боевикам), скрупулезно восстанавливать производственные цепочки и инфраструктуру, повышать уровень жизни и образования. Задача эта не будет решена, если не «настроить» сначала механизм взаимодействия всех федеральных структур, если не положить конец всевластию силовиков, как правило, лишенных стратегического мышления, и не начать «деприватизацию власти» на Северном Кавказе в пользу центра. Козак по определению не будет в новой должности выглядеть как царский генерал-губернатор, которому регион отдается «в кормление» и под полный контроль. Аналогии возможны разве что со спецпредставителями большевиков на Кавказе – как ни крути, именно им удалось сделать этот регион Россией. Сегодня здесь нужна куда более тонкая работа, нежели военные карательные рейды и покупка благонадежности местной элиты созданием свободных экономических зон. Для питерского юриста, больше привыкшего к аппаратной работе и теоретическим выкладкам. Кавказ, должно быть, покажется хаотичным образованием, сплетенным из человеческих амбиций, мести и крови, национальных особенностей, первобытного коварства и потрясающего гостеприимства. Здесь нужны свои судебные, административные и экономические реформы – ситуативные, конкретные и специфические, не огульные. И это будет схватка, после которой аппаратная грызня на самом верху властной вертикали в кабинетах Белого дома и на Старой площади покажется преступной потерей времени» (О. Храбрый: «Козак на Кавказе» // «Эксперт», № 35, 2004 г.)
Аналогичные мотивы звучат в публикации Леонида Рузова в «Еженедельном журнале» (№ 30, 2004 г.) о деструктивных процессах, характерных для всей России, но имеющих на Кавказе свои нюансы. «Нюансы» эти, естественно, заключаются в клановости, в криминализированности северокавказского общества, в его маргинальности и интеллектуальной неразвитости. Вряд ли ситуацию изменят «засланные Козаки». Разобраться в местной специфике пришельцам из Москвы или Питера практически невозможно, следовательно, придется «идти на сговор с региональными элитами и группировками, а это предпосылки новой, не менее масштабной коррупции». Так что повод в лице Северного Кавказа для последних административных нововведений президента Путина, точнее, трагические события в Беслане, побудившие президента к политической реформе, вряд ли оправдан для всей России, – считает автор публикации.
«Если говорить о Северном Кавказе, то многие симптомы болезни выявлены правильно. Северный Кавказ в последние 15 лет действительно был особенной частью России. Но развитие событий по «принципу домино»: «отпустим Чечню – потеряем все», чего так опасался федеральный центр, все-таки было маловероятно. Чечня до сих пор оставалась единственным субъектом Федерации, где национальное движение стало отчетливо сепаратистским. Во всех остальных автономиях прежде всего шла борьба элит за контроль над ресурсами. Источником же ресурсов был все тот же центр, который снабжал дотациями. И вообще, «кавказская специфика» в последние годы повторяла деструктивные процессы, характерные для всей постперестроечной России.
…Одна только национальная проблема оправдывает внимание центра к «особенностям» Кавказа. Но какое отношение это имеет к борьбе с терроризмом? И зачем систему непрямых выборов, вполне уместную в горах, распространять, как кукурузу при Хрущеве, «на просторы Родины чудесной»?
Русскоязычному населению хватало проблем помимо предвыборных кампаний. Горцы получали образование и занимали соответствующие должности. Естественный, казалось бы, процесс. Но на практике клановая сплоченность горцев ускоряла смену кадров посредством протекции и других проявлений коррупции. В начале 90-х повышение статуса автономных республик и округов, придание реального смысла словосочетанию «титульная нация» привели к замещению специалистов и руководящих кадров на «титульных» представителей. Объектом криминального давления становилось прежде всего русскоязычное население, не имеющее поддержки в виде клановых связей и, следовательно, более беззащитное. Обычно в таких словах говорят о «дудаевской Чечне», но подобное происходило по всему Кавказу.
Речь здесь не только о правах человека – разлагался хозяйственный комплекс, административные и силовые структуры. Процессы эти должны были стать предметом особого интереса федерального центра – если бы эти интересы не ограничивались многие года пределами Садового кольца.
Регионы перетягивали к себе полномочия, составлявшие исключительную компетенцию федерального центра. Кондратенко, а за ним Ткачев ограничивали права граждан «не той национальности». Легализовывались незаконные вооруженные формирования. Воссозданное казачество пороло и порет своих и чужих – и ничего! У них-де порка есть «часть традиции». В чем здесь отличие от чеченских «ваххабитов», которые тоже чуть что – «сорок палок» по мягким местам?» (Л. Рузов: «Комиссия построения» // «Еженедельный журнал», № 36, 2004 г.)
Предпринятые правительством после Беслана меры вызвали неоднозначную оценку в российском политическом и общественном дискурсе.