«Трагедия в Беслане показала несостоятельность кавказской политики Путина и может положить начало межэтническому конфликту», – писал ж-л «Русский Newsweek» (№ 14, 2004 г.), назвав произошедшее там «школой ненависти». «Осетия и Ингушетия стоят на пороге новой войны. Власти пока даже не думают, как ей противостоять», – сообщал следующий номер журнала.
В Госдуме прошел круглый стол, ставший своего рода дебютом комиссии по делам Северного Кавказа. Для обсуждения вопросов «правового обеспечения социально-экономического развития северокавказского региона как фактора решения проблем борьбы с терроризмом и экстремизмом», были приглашены члены Совета Федераций, представители северокавказских республик и общественных организаций. Член Совета Федераций от Северной Осетии Валерий Кадохов упрекнул Центр в невнимании к удручающему социально-экономическому положению региона. Особенно трагична ситуация с молодежью. Только в Дагестане сейчас 212 тысяч безработных, и если хотя бы один процент уйдет к террористам, предупредил сенатор, это уже будет 2000 человек. Кроме того, отмечает «Коммерсантъ», в Южном Федеральном округе проживает 35% всех безработных страны.
«При этом средняя зарплата там ниже среднероссийской в полтора раза, а среднедушные доходы составляют 65% от среднероссийского показателя. В то же время поступающие в регион средства от федерального бюджета не доходят до тех, кому они предназначаются.
Глава Думского аграрного комитета Геннадий Кулик тут же предложил способ борьбы с безработицей: по его мнению, свободные рабочие руки нужно занять «овцеводством, виноградарством и выращиванием орехово-плодовых культур», а для развития этих отраслей заложить дополнительные расходы в федеральный бюджет 2005 года. Но участники круглого стола пошли еще дальше, решив, что требуется разработать концепцию экономического роста Южного округа на период 2007-2010 гг., но предварительно проанализировать, насколько эффективно реализуется федеральная целевая программа «Юг России», рассчитанная на 2002-2004 гг.». (В. Хамраев: «Террористам подсовывают овец» // «Коммерсант», 1.10.04 г.)
В контексте приводимых свидетельств стойкой кавказофобии в федеральных СМИ и в обществе в целом почти программным прозвучало выступление на круглом столе директора Института этнологии и антропологии РАН В.В. Тишкова. По его мнению, среди проблем модернизации региона не последнее место должны занимать обсуждение демографической ситуации на Северном Кавказе. «Во-первых, ресурсов Северного Кавказа никогда не хватит, чтобы обеспечить растущее население. Это единственный регион, который обеспечивает естественный прирост для всей страны, исключая мигрантов. Как и было в досоветские, советские времена, нужно обеспечить отсюда отток. А также трудоустройство, нормальный климат для жителей Северного Кавказа, которые не всегда могут найти у себя работу. Этот вопрос требует переоценки не только правовых моментов, но и общественного климата в стране. В. Тишков также обратил внимание на необходимость аграрной реформы. И не согласился с тем, что невозможно допустить частное землепользование на Северном Кавказе. Большинство горных и альпийских регионов мира имеют то или иное законодательное оформление частной собственности: «Это удерживает людей от насилия, от того, чтобы жечь пастбища друг у друга». При столь тонком понимании проблем региона странно было услышать из уст известного ученого заявление, имеющее явный шовинистический привкус. С идеей В. Тишкова о возвращении на Северный Кавказ русского населения, которое «обеспечит приезд высококвалифицированных специалистов не только в хозяйство, но и в органы управления, в том числе на самых высоких должностях» трудно не согласиться, ибо русский народ на Северном Кавказе действительно выполнял множество миссий, включая и стабилизирующую. Но оценка его роли сегодня как имперского народа (а это мы уже проходили) не приносит пользы ни самому русскому народу, ни тем, кому его пытаются навязать в роли старшего брата. По-другому трудно понять основную мысль директора такого крупного этнологического института. («Нельзя, чтобы, например, меньшинство, 27% Республики Адыгея имело там 70% ключевых престижных должностей. Местная элита порой сдерживает доступ к ресурсам рядовых граждан. Есть и проблема национализма, неуважения к общероссийским законам»). Все это можно воспринять только как чистейшей воды национальное высокомерие и шовинистическое чванство. Гораздо продуктивнее для совместного будущего вспомнить, почему на территории Адыгеи проживает всего 27% коренного населения. Дай бог, чтобы сами адыги старались меньше тревожить свою историческую память, которую сегодня при умелой режиссуре можно очень легко возбудить. И что стоит за пассажем о местной элите, которая сдерживает доступ рядовых граждан к ресурсам? Надо ли при этом думать, что в русских регионах, где руководитель одной национальности с основным населением, граждане-соплеменники получают «каждому по потребностям» и ресурсный пирог распределен с альтруистической щедростью.
«СМИ: ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ»
Так же, как и после «Норд-Оста», после бесланской трагедии в России снова усилились антикавказские настроения. Появились сообщения о драках, погромах торговых точек, владельцами которых являлись «лица кавказской национальности». Прискорбно, что новый всплеск антикавказской риторики начался в федеральных СМИ, хотя справедливости ради надо отметить, что стало заметно ощущаться чья-то невидимая рука, корректирующая программную политику телеканалов, где в меньшей степени был использован негатив в отношении жителей Северного Кавказа. Как отметил политолог С. Кургинян, все эти ксенофобские манипуляции общественным сознанием имеют определенные цели и вполне конкретных «психоаналитиков».
«Уже не раз (и известно кем) поднимался флаг антикавказской разборки в связи с террористическими эксцессами («Норд-Ост» и последующие). Кому-то в Москве и других ключевых городах России очень хочется использовать антикавказские настроения для передела, перехвата собственности. Позиций на тех же рынках, например. Мотив очевиден – под флагом неких настроений заварить кашу и нажиться. Пока функционирует эта элита, мотив всегда – нажиться. А давайте посмотрим, к чему это приведет, если состоится. Когда начинается разговор об «угрозе кавказцев», то ясно, что никто не хочет (нужно добраться до горла тех, у кого есть позиции) и не может (поди их разбери, они все на одно лицо) локализовать это все в рамках чеченского вопроса. И что тогда получается?
Оставим в стороне закавказские республики, это прошлое. А что такое сейчас «наехать», например, на дагестанцев или черкесов? Это значит подлить масла в огонь начинающегося северокавказского пожара. Что спасло Кремль (Ельцина, Путина) и Россию? То, что северокавказские народы не поддались на чеченскую провокацию. Кому-то хочется сильно подтолкнуть к этому?» (С. Кургинян, «Политический журнал», № 36, 2004 г.)
О травматическом воздействии на коллективное сознание россиян опыта Беслана, Буденовска или «Норд-Оста» было написано и сказано меньше всего. Внутрироссийские политические коллизии заслонили внимание аналитиков к простым человеческим чувствам, а между тем, как пишет Руслан Хестанов, «переживания нацией подобных стрессов оказывается тем редким по эмоциональной интенсивности и глубине моментом, когда сограждане оказываются способными чувствовать в унисон, когда сообщество ощущает себя единым политическим коллективным телом, способным чувствовать боль». Между тем, отмечает Руслан Хестанов, «после Беслана власть откликнулась на коллективный стресс и чувство всеобщей уязвимости заявлением, что Россия находится в состоянии войны… Мало того, в мерах по борьбе с терроризмом, озвученных президентом, отчетливо прозвучали интонации, традиционные для российской власти, административно-командного пафоса: отнимая право выбора у граждан, В. Путин призвал их к единению, но знамя единства повесил на бюрократическую вертикаль»
«Такие трагические события создают нацию, а разделенная душевная травма придает форму национальному сознанию. Чувство близости смерти, ощущение всеобщей уязвимости, которые порождаются синдромами вроде бесланского, способны нивелировать, свести на нет в коллективном воображении внутренние границы и противоречия, до сих пор разъединявшие сообщество по каким-то «вторичным» признакам – классовым, конфессиональным или этническим.
Контуры национальной солидарности и коллективного сознания могут приобрести символическую отчетливость, закрепиться и стать позитивной и созидательной силой, если есть авторитетная инстанция, способная назвать нужное слово, произнести уместное высказывание, правдоподобно описать образ врага, друга или союзника, наконец, обозначить путь коллективного спасения.
…Когда по следам бесланской кровавой бойни я звонил во Владикавказ и спрашивал у местных политиков, какие, на их взгляд, меры по борьбе с терроризмом будут предложены центральной властью, они с горькой иронией говорили, что, скорее всего, Москва запустит механизмы бюрократической и административной сегрегации против «лиц кавказской национальности». «Адекватная» реакция не заставила себя долго ждать: мэр Москвы, патриотические фракции политических элит вроде «Родины» призвали к укреплению внутрироссийских административных границ посредством усиления режима регистрации и прописки. Публике не было представлено ни одного примера террориста, у которого были проблемы с пропиской или регистрацией, но все равно столичные функционеры считают подобные мероприятия эффективной психотерапией для озабоченных вопросами безопасности масс. Подобные инстинктивные рефлексы, устанавливающие внутренние границы, классифицирующие, ранжирующие, отчуждающие и отсекающие от власти скопом мусульманские или «нерусские» регионы и массивы населения страны, – что это, как не изоляция государства от его собственных возможностей, как не рефлекс парализованной власти.