Думаю, что журналист, дающий сюжет из Северной Осетии о том, как осетинская семья, накрыв стол пирогами, отварным мясом, под звуки осетинской гармошки собирается смотреть футбольный матч, преследовал благие цели. Казалось бы, придраться не к чему: аборигены приобщаются к цивилизации, у них есть телевизор, и они смотрят футбол. Но на меня от этих кадров пахнуло двадцатыми годами, когда кинооператор собирал по городам и весям России сюжеты о том, как выходящие из «мрака невежества» граждане страны посещают избы-читальни, клубы и т.п. Работая главным редактором ГТРК Кабардино-Балкарии, я часто сопровождала коллег-телевизионщиков из Москвы и Санкт-Петербурга, приехавших «отобразить» современную жизнь горцев. Первое, что они просили показать – кинжалы, бурки, скакунов и т.д. Мы с иронией наблюдали за этими этнографическими этюдами и называли таких журналистов «миклухо-маклаями, приехавшими к папуасам». На самом деле, мы живем уже давно в современных реалиях, и для нас все эти предметы такая же национальная экзотика, как матрешки, самовары, расписные ложки для русских людей. Кстати, здесь есть серьезная оговорка – никто, кроме нас самих, не сможет передать изнутри дух нашей истории, нашего национального характера, суть современных проблем. Приехав на несколько дней в регион, столичный журналист может сделать только «Непутевые заметки», а самим региональным журналистам доступ на ЦТ практически закрыт. Как журналист, я прекрасно понимаю, что СМИ живут по определенным правилам, которые диктуют им логику поведения. По законам жанра нет события – нет интереса. К сожалению, для информационных программ этнические сообщества не представляют интереса, если кого-то не убили, не украли, не взорвали, не выгнали, не посадили. Но в этом безумном соревновании журналистов за «горяченьким» – целые пласты жизни российского общества перестают существовать в массовом сознании. Безусловно, в этом повинен не только век информационного взрыва, и все же… СМИ – связующее звено между обществом и властью, и эта функция должна диктовать обязанности, тематику и определенную гражданскую ответственность. С учетом роли СМИ в жизни современного общества именно журналистика может обеспечить возможность межнациональный диалог народов демократической России.
С уважением относясь к Леониду Парфенову, решила обратиться к нему с предложением творческого сотрудничества в его цикле «Российская империя». Собственно, и не о сотрудничестве шла речь, просто я бескорыстно хотела предложить ему материалы по Кавказской войне, которую сто лет вела Россия с горцами. К Леониду меня не подпустили, но состоялся разговор с продюсером НТВ. Не буду называть его фамилию, так как своей реакцией он меня, мягко говоря, удивил: «…ведь мы делаем фильм о Российской империи, причем здесь Кавказ?». «Простите, но ведь империя прирастала провинциями, одной из которых стал Северный Кавказ, и в цикле уже звучат имена русских царей, которые непосредственно вели войну в этом регионе. Учитывая сегодняшнюю кавказскую ситуацию, думаю, российскому зрителю небезынтересны будут уроки XIX века», – попыталась убедить коллегу. Не знаю, дошли ли мои предложения до Парфенова, но к чести его надо заметить, что, рассказывая о царствовании Александра II, темы Кавказской войны он коснулся. Отдельное спасибо за то, что прозвучала красноречивая цитата из «Хаджи-Мурата» Льва Толстого. Меня удивило, как был анонсирован фильм: «Пленение Шамиля. Конец Русско-Кавказской войны». На самом деле, после 1859 года, когда Шамиль был пленен, военные действия перекинулись на Западный Кавказ и продолжались еще пять лет: 20 мая 1864 года на землях убыхов в урочище Красная поляна близ Сочи был подписан документ о полном завершении Кавказской войны. За это время от 3-миллионного адыгского населения осталось 900 тысяч, а убыхи как народ вообще исчезли с лица земли. Думаю, что подобная трагедия стоила того, чтобы поговорить о ней в следующих сериях поподробнее. Но этого так и не случилось. Спасибо каналу «Культура», передача «Библиомания» уделила Северному Кавказу целый сюжет. Представили книгу о Шамиле, прозвучали разумные слова о нем, процитировали Пушкина: его сомнения о возможной окончательной победе над горцами («черкесы нас ненавидят – мы вытеснили из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены»). Особенно порадовали слова ведущего: «Современная ситуация – отголосок прошлых лет». В целом, столичные СМИ очень далеки от представления особости северокавказской цивилизации и использования этого своеобразия как богатейшего материала для представления позитивного образа кавказцев в общественном сознании.
Знание русской истории обязательно предполагает хотя бы элементарную осведомленность об исторических ценностях российских этносов, на «собирание» которых Россия затратила огромные людские и финансовые ресурсы. Если бы, готовя публикацию «Гуд бай, Ичкерия» («Известия», 17.10.03 г.), Вадим Речкалов дал себе труд ознакомиться с чеченской историей периода Кавказской войны, вряд ли бы в его материале появился столь оскорбительный для каждого чеченца пассаж. На его вопрос, обращенный к семиклассникам одной из грозненских школ, «кого вы знаете из героев-чеченцев?», дети отвечают кратко: «Зелимхан. Боролся, воевал. Уже погиб». Проявляя крайнюю «образованность», журналист поясняет российскому читателю: «Имеется в виду Зелимхан Харачоевский. Знаменитый разбойник, специализировавшийся на убийствах русских офицеров и чиновников российской администрации в конце позапрошлого века. Убит военными в 1913 году».
Какая реальная ситуация скрывается за этим многозначительным уточнением, неизменно рождающим известные аналогии в новейшей истории Чечни? Во-первых, Зелимхан – национальная легенда, он герой народных сказаний, ему посвящены исторические романы. Его имя знает и почитает каждый чеченец. Зелимхан – символ борьбы с теми, кто пришел в XIX веке завоевывать Кавказ и пролил там много горской крови. И поделать с этим ничего нельзя. Такова генетическая память горцев. А чтобы понять, почему Зелимхан «специализировался», по выражению В. Речкалова, на убийстве русских офицеров и чиновников, автору публикации нужно было внимательно прочесть Толстого, Бестужева-Марлинского, Лермонтова или ознакомиться хотя бы с проектами покорения Кавказа, предложенными царскими наместниками Ермоловым, Цициановым или, например, генералом Вельяминовым: «Нужно наносить горцам самый существенный вред в необходимых средствах существования. Нужно направлять удары на те предметы, коих они не могут скрывать от войск наших... Уничтожение полей в продолжении нескольких лет кряду – есть, по-моему, единственное средство достигнуть сей цели».
Оценивая подобную тактику «адаптации» северокавказских народов к российской государственности, известный историк-кавказовед, профессор Н.И. Покровский писал: «Все эти мероприятия, официально именовавшиеся «политикой приобщения горских народов к культуре и цивилизации», не могли, конечно, пройти бесследно для отношения рядового горца к завоевателям-чужеземцам, и, вспоминая о царизме, горец не мог одновременно не вспоминать о погибшем урожае, о разрушенном жилище, о вырезанной семье».
Что касается времени жизни и смерти Зелимхана, то этот период обозначен в учебниках истории как «наступление реакции и усиление национального и административного гнета на Северном Кавказе». Даже в советском идеологизированном двухтомнике «История народов Северного Кавказа» он оценивается следующим образом: «В Чечено-Ингушетии в годы нового революционного подъема выступления крестьян носили антиколониальный и классовый характер. Как правило, они заканчивались кровавыми столкновениями между горцами и карательными отрядами царизма. Власти по понятной причине называли выступления в Чечне «разбоем». Лишь «Правда» последовательно вскрывала их подлинную причину – колониальный гнет царизма». Журналисту демократического толка полагается более бережно обращаться с такой тонкой материей как национальное достоинство и национальная память, если он только не приверженец имперской России. Впрочем, независимо от политических пристрастий элементарная интеллигентность мобилизует наши этические установки, которые позволяют отделить журналистику от щелкоперства. Тем более что задумана Вадимом Рычкаловым хорошая тема, грустная и щемящая: школьники разоренной Чечни, дети войны – за партами. Из какой жизни пришли они в классы, какие страшные образы войны хранит их раненая память. В статье цитируются слова Раисы Абдуллаевой, педагога с 25-летним стажем, которая учила детей и при Дудаеве, и при Масхадове: «Упущенное поколение. Нам нечем их удивить. Они все видели. Будем выезжать на непреходящих ценностях – милосердие, терпимость, честность. А примеров для подражания в современной Чечне нет». Какое пространство для размышлений, сколько глубины таит в себе эта трагическая ситуация. А тут сразу в заглавие такое ерничество – «Гуд бай, Ичкерия». На какую обратную связь рассчитывает журналист.