– как и сегодня, мусульмане будут второй по величине конфессиональной общностью среди жителей Москвы и Подмосковья, но численность мусульман будет постепенно приближаться к численности православных христиан;
– нередки будут переходы христиан в ислам, а мусульман – в христианство, особенно среди лиц смешанного происхождения, хотя массовой исламизации православных христиан не произойдет;
– многие из москвичей-христиан будут иметь мусульман среди близких родственников;
– появится многочисленный слой москвичей-мусульман, русских по языку и культуре (что не исключает некоторых культурных особенностей), но имеющих корни в мусульманских этносах и проявляющих интерес и симпатию к цивилизации и истории ислама, арабскому языку;
– христианские (православные, протестантские и др.) и мусульманские группы москвичей, несмотря на усложнение этнической и цивилизационной ситуации, будут сближаться и интегрироваться в один общественный организм при доминирующей роли русского языка и русской культуры; в то же время произойдет консолидация ряда этнических общин (в том числе мусульманских) и кланов, этнических в своей основе; рядом с ними будут жить сотни тысяч мусульман из разных стран Азии и Африки, а также немусульман и нехристиан.
Сходную картину мы сможем наблюдать и в других больших российских городах. Но некоторые города (Астрахань, Оренбург и др.) и окружающие их территории, где мусульмане преобладали до середины XV-XVI вв., вновь станут почти наполовину мусульманскими.
Под влиянием афроазиатских общин среди потомственных граждан России начнется повторная общинная консолидация. Разумеется, традиционную русскую или татарскую общину уже ничем не удастся воскресить. Но остатки прежнего коллективизма все же могут получить как бы второе дыхание, например, в церковных общинах. Процесс возрождении местных субкультур может получить и ксенофобский оттенок. Поведение властей, элит и простых граждан будет самым непоследовательным и противоречивым. Судя по всему, российское общество и государство не готовы и не готовятся к ситуации, которая ожидается в XXI в. В этой сложнейшей ситуации особенно важна возможная роль, с одной стороны, христианского духовенства и исламских имамов, а с другой – средств массовой информации, которые призваны контролировать словом общественные кризисы и конфликты XXI в.
Всех конфликтов все равно не удастся избежать, но их число и остроту можно значительно уменьшить». (сб. «Мусульмане изменяющейся России», из-во «РОССПЭН», М., 2002 г.)
Нужен ли России диалог с исламским миром?
Этот вопрос расколол общественное мнение на два противоположных полюса. Разделенность мнений усилилась обсуждением участия России в Организации Исламская конференция (ОИК).
«Участия Владимира Путина в саммите Организации Исламская конференции я (ОИК), тон которому задал своей антисемитской вступительной речью премьер Малайзии Махатхир Мохамад, многие в Москве восприняли негативно.
Рискуя оказаться в меньшинстве, выскажу иное мнение: присутствие на мусульманском форуме было очень полезно для российского лидера. Потому что он воочию убедился, что представляет собой современное самосознание исламского мира и поддержку каких идей могла бы означать попытка России не просто стать наблюдателем в ОИК, но и существенно усилить восточный, исламский «вектор» своей официально многовекторной внешней политики. Наконец, насколько этот самый «вектор» совместим с главной целью, заявленной российским руководством, – интегрироваться в сообщество развитых наций и превратить Россию в мощную страну.
Дискуссия о том, почему исламский мир, который в середине минувшего тысячелетия опережал мир христианский. Потом так сильно отстал, идет давно. До сих пор основные причины этого мусульмане усматривали в чужих кознях – монгольские набеги и завоевания, западный колониализм и империализм, наконец, иудейский заговор…
Попытки иного взгляда особого отклика в мировой исламской общине не находили. Опубликованный ООН весной прошлого года Доклад о человеческом развитии в арабском мире, подготовленный, кстати, арабскими же исследователями, встречен с недоверием. Авторы возлагают ответственность на самих арабов, критикую неэффективные и неспособные к модернизации политические и экономические системы в большинстве стран. Однако бороться с самим собой трудно и неприятно. Куда проще найти злодея на стороне.
Знакомство с образцами исламского политического мировосприятия заставляет всерьез задуматься о том, сколь далеко вообще возможно движение по этому «вектору». Бессмысленно оспаривать очевидную мысль, что Россия в силу неоднородности населения и особого географического положения нуждается в хороших отношениях со всеми соседями и с разными центрами мировой политики. Однако одно дело хорошие отношения и совсем другое – попытка самоидентификации с той или иной организацией. И если Россия не может окончательно влиться в единую Европу, потому что в значительной степени является азиатской страной, то и путь на восток имеет четкие пределы. Их продемонстрировал Махатхир Мохамад – ведь только в кошмарном сне можно представить себе приложение его идеологии к российской многонациональности и многоконфессиональной действительности. Наблюдать за тем, как мысль мирового ислама пульсирует в рамках ОИК, еще можно. Но не более того» (Ф. Лукьянов: «Дневник наблюдений за исламом» // «Известия», 20.10.2003 г.)
Противоположное мнение наиболее полно отражено Сергеем Карагановым («В одиночку ничего не добиться», «НГ»), который считает, что необходимо как можно скорее «начать крупный интеллектуальный диалог с исламским миром, с регионом «проваливающихся» государств». По его мнению, необходимость активной политики всего остального мира в отношении региона Большого Ближнего Востока, куда относятся страны Магриба (Северной Африки), Пакистан, Иран, Ирак, Афганистан, некоторые страны советской Центральной Азии, а также Закавказье и государства традиционного Ближнего Востока, объясняется тем, что этот огромный регион является «средоточием почти всех глобальных вызовов современности».
«Страны Большого Ближнего Востока из-за сложившейся структуры социально-культурных и религиозных отношений не могут приспособиться к новому информационному и постиндустриальному развитию, а уровень и качество тамошнего образования не соответствует требованиям современного мира. Даже самые богатые из государств региона вынуждены импортировать менеджеров и экспертов из-за рубежа. В регионе не растет производительность труда. Одна из важных причин отсталости заключается и в традиционном исключении из производственного процесса женщин. Налицо и демографический рост, повсеместно обгоняющий рост ВНП.
В такой обстановке в регионе нарастает череда социальных взрывов и революций, происходит радикализация многих режимов, именно здесь сосредотачивается большинство самых опасных террористических группировок. Именно этот регион является наиболее опасным и с точки зрения появления там ядерного оружия или других видов ОМУ.
Тут я вступаю на очень скользкую поверхность. В сущности, я критикую уклад жизни, закрепленный в этом регионе. Но то, что этот регион необходимо модернизировать, чтобы он не превращался во все большую проблему для всего мира и для самого себя, достаточно очевидно».
Почему не рассказать россиянину о том, как многообразен и противоречив исламский мир? Индонезия – самая крупная страна Юго-Восточной Азии с самой многочисленной в мире мусульманской уммой. Страна парадоксальной ситуации, когда 88% населения причисляет себя к мусульманам, а индонезийские власти отказываются называть свое государство мусульманским. Яванский менталитет на протяжении столетий пропустил через себя влияние практически всех мировых религий: индуизма, буддизма, ислама, христианства. Индонезия переживает исторический вызов, брошенный ей исламским радикализмом. Какой выбор делает эта страна? Вышедшая недавно книга Виктора Сычева «Индонезия и мусульманский мир в XX в.» (М., 2003 г.) дает возможность «осознать всю политическую гамму сложного и порой весьма противоречивого исламского мира, осмыслить необходимость более серьезного понимания роли и значения политического ислама в современных международных отношениях» (А. Андреев, «Новая газета», 25.09.2003 г.)
Исламский фактор приобретает особое значение при формировании внешполитического курса России не только потому, что на ее территории проживает 20 миллионов мусульман-автохтонов, но в большей степени в связи с надеждами, возлагающимися на Россию как связующий мост между исламскими и неисламскими странами, доверие между которыми было подорвано событиями 11 сентября. В контексте этого озвучил свою позицию председатель Комитета по международным делам СФ Михаил Маргелов: «Задача России в исламском мире – побудить мусульманские страны к единству в борьбе с радикализмом и экстремизмом, к помощи богатых государств исламского мира бедным, к снижению градуса недоверия Юга к Северу. Задача России – показать международному сообществу, что положительное влияние на стабилизацию исламского мира могут возыметь только согласованные с этим миром действия».
Правда нельзя отказывать себе в удовольствии съязвить по поводу одного пассажа из текста: «Само участие России в саммите ОИК способно повысить самооценку народов мусульманских государств», – после чего непременно хочется уточнить по поводу такой же ответной реакции со стороны России.
Необходимость диалога с мусульманским миром, который в обывательском сознании ошибочно ассоциируется с понятием «терроризм», диктуется, по мнению М. Маргелова, еще моральной необходимостью: «И США, и страны Западной Европы, и Россия в лице бывшего СССР в свое время, исходя из собственных интересов, поддерживали нестабильность в исламском мире, и сегодня пожинают по сути то, что сами посеяли. Исключительно долларом и пулей накопленных проблем не решить. Терроризм стал глобальной проблемой, в равной мере угрожающей и Северу и Югу. Решить ее без участия самого мусульманского мира не удастся».