Философской формой этого покорения небытия стала логика Гегеля. В системе Гегель считал Идеи Платона и аристотелевские понятия застывшими и затвердевшими. Им обосновываются три момента движения логики: 1) «тезис»; 2) «антитезис»; 3) «синтез». По мнению Гегеля, философские предложения должны быть спекулятивными утверждениями, а не суждениями, в которых субъекту прилагается предикат в смысле традиционной логики, где субъект дополняется предикатом как своим свойством. Для выражения спекулятивного момента философ использует термин «снятие» в значении сохранения. «Спекулятивный» или «положительно-разумный» момент есть постижение единства противоположных определений, возникающее в результате разрешения противоречия.
Гегелю принадлежит идея «снятия» одной идеи другой. Исходя из тезиса, что объект есть не что иное как «само» сознание, т.е. самосознание. Кульминацией становится момент, когда Дух становится объектом для самого себя. Этот подход делает его систему отличной от системы Спинозы. Критикуя «необходимость» субстанции Спинозы, Гегель писал, что «единство субстанции есть ее отношение необходимости; но как такое оно лишь внутренняя необходимость; полагая себя через момент абсолютной отрицательности, оно становится обнаружившим себя или положенным тождеством и тем самым свободой, которая есть тождество понятия».[7] Понятие - результирующая из взаимодействия тотальность - есть единство обеих взаимодействующих субстанций, но так, что они отныне принадлежат свободе, поскольку они теперь уже обладают тождеством не как чем-то слепым, т. е. внутренним, а имеют по существу своему определение - быть видимостью или моментами рефлексии, вследствие чего каждая столь же непосредственно слилась со своим иным или со своей положенностью. Понятие, достигшее такого существования (Existenz), которое само свободно, есть не что иное, как Я, или чистое самосознание.
Постижение того или иного предмета состоит, по Гегелю, в самом деле, единственно лишь в том, что Я делает его своим, проникает его и придает ему свою собственную форму, т. е. всеобщность, которая есть непосредственно определенность, или определенность, которая есть непосредственно всеобщность. В созерцании или даже в представлении предмет есть еще нечто внешнее, чуждое. В-себе-и-для-себя-бытие, которым он обладает в процессе созерцания и представления, превращается через постижение в положенность.
Я проникает его мысленно. Но лишь каков предмет в мышлении, таков он в себе и для себя; каков он в созерцании или в представлении, он есть явление; мышление снимает его непосредственность, с какой он сначала предстает перед нами, и таким образом делает его положенностью; но эта его положенность есть его в-себе-и-для-себя-бытие или его объективность. Стало быть, эту объективность предмет имеет в понятии, и понятие есть единство самосознания, в которое он был принят; поэтому его объективность или понятие само есть не что иное, как природа самосознания, и не имеет никаких других моментов или определений, кроме самого Я.
Гегель обосновывает закон самосознания понятия всеобщего силой и «содержанием» логики. «Логически формальное должно внутри себя быть гораздо богаче определениями и содержанием, а также должно обладать бесконечно большей силой над конкретным, чем это обычно признается».[8]
Но он переносит процесс самосознания на исторический процесс и историю культур, рассматривает все происходящие мировые события как звенья одного прогрессирующего в сторону свободы процесса. Это был интересный тезис, придающий единство и значение революциям в человеческих делах. Правда, подобное отождествление ведет к утверждению идеи безусловного прогресса в истории человечества. Но ведь если реальность вневременна, то нет оснований полагать, что поздние стадии процесса должны воплощать более высокие категории, чем ранние стадии.
В историческом развитии духа, по Гегелю, существовали три главные фазы: восточная, греко-римская и германская. История мира есть учение неконтролируемой естественной воли, находящейся в покорности всеобщему принципу и дарующей субъективную свободу. Восток знал и по настоящее время знает, что только один свободен; греческий и римский мир знал, что некоторые свободны; германский мир знает, что все свободны. Можно было бы предполагать, что демократия была бы подходящей формой правления, где все свободны, но это не так. Демократия и аристократия равным образом принадлежат к стадии развития духа, где некоторые свободны; деспотизм - к той, где один свободен, а монархия - к той, где свободны все. Это связано с очень странным смыслом, в котором Гегель использует слово «свобода». Для него не существует свободы без закона. Но он стремится истолковать это наоборот и убедить, что везде, где есть закон, есть и свобода. Таким образом, «свобода» для него означает не более и не менее, как право подчиняться закону.
Нации у Гегеля играют ту же роль, что и классы у Маркса. Принципом исторического развития, говорит он, является национальный дух. В каждом веке существует одна определенная нация, которой вменяется в обязанность миссия провести мир через стадию диалектики, которой он достиг. В 19 веке этой нацией, конечно, являлась Германия. «Германский дух есть дух нового времени, цель которого заключается в осуществлении абсолютной истины как бесконечного самоопределения свободы, той свободы, содержанием которой является сама ее абсолютная форма».[9]
Подчеркивание Гегелем роли наций вместе с его специфическим понятием «свободы» объясняет его прославление государства - очень важную сторону его политической философии. Гегель абсолютизирует роль государства в истории. В «Философии истории» Гегель пишет, что «Государство есть наличная, действительно нравственная жизнь» и что всей духовной реальностью, которой обладает человеческое существо, оно обладает только благодаря государству. …Ведь его духовная действительность заключается в том, что для него, как знающего, объектом является его сущность, разумное начало, что оно имеет для него объективное, непосредственное, наличное бытие... Ведь истинное есть единство всеобщей и субъективной воли, а всеобщее существует в государстве, в законах, в общих и разумных определениях. Государство есть божественная идея, как она существует на земле»[10]. Далее: «Государство есть разумная, объективно себя сознающая и для себя сущая свобода... Государство есть духовная идея, проявляющаяся в форме человеческой воли и ее свободы». [11]
§ 3. КОНЦЕПЦИЯ ИСТОРИИ У МАРКСА
Подобно Гегелю, Маркс полагает, что мир развивается согласно диалектической формуле, но совершенно расходится с Гегелем относительно движущей силы этого развития. По Марксу, движущей силой является не дух, а материя. Но материя в весьма своеобразном смысле этого слова, совсем не похожая на полностью лишенную человеческого участия материю атомистов. Это означает, что, для Маркса, движущей силой на самом деле является отношение человека к материи, наиболее важная часть которого - способ производства. Таким образом, материализм Маркса на практике становится экономическим учением.
В своей социально-преобразующей деятельности человек создает «вторую природу» – мир материальных и культурных ценностей. Политика, религия, философия и искусство любой эпохи человеческой истории являются, согласно Марксу, продуктами способа производства, присущего времени, и в меньшей степени, распределения, надстройкой. «Сущность человека, - писал К. Маркс, - не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений».[12] Сама доктрина называется «материалистическим пониманием истории».
Маркс подогнал свою философию истории к образцу гегелевской диалектики, но на самом деле для него важна только одна из триад: феодализм, представленный помещиком; капитализм, представленный промышленником; и социализм, представленный наемным работником.
Гегель рассматривал нации как носителей диалектического движения, Маркс же поставил на их место классы. Он всегда отметал всякие этические или гуманистические причины для предпочтения социализма или же для того, чтобы стать на сторону наемного работника. Он говорил, что дело не в том, что эта сторона этически лучше, а в том, что она является частью диалектического детерминистского движения. Он мог бы сказать, что не защищает социализм, а предрекает его наступление. Это, однако, не полностью верно. Он, несомненно, верил, что каждое диалектическое движение должно быть в некотором безличном смысле прогрессивным, он определенно полагал, что социализм, будучи установленным, сделает для благополучия человечества больше, чем это сделали капитализм и феодализм.
Маркс синтезировал идею прогресса с производством. Двигателем истории у него является потребности отдельных людей, удовлетворяя которые они вступают в производственные отношения. В процессе совершенствования производства образуется избыточный продукт, который присваивается владельцем средств производства. Постепенно возникают классы богатых и бедных, формируется государство как машина защиты господствующего сословия, начинается борьба классов.
Этапы исторического процесса определяются, прежде всего, уровнем развития производительных сил и характером производственных отношений, в которые вступают люди в процессе производства. Каждый этап получил название общественно-экономической формации. Всего формаций пять: первобытно-общинная, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая и коммунистическая.
Как философ Маркс обладает рядом серьезных недостатков. Он чрезмерно практичен и слишком прикован к проблемам своего времени. Взгляд его ограничен этой планетой, и на ней – Человеком. При этой привязанности к делам земным у Маркса есть готовность уверовать в прогресс как в универсальный закон. Эта готовность характерна для XIX века, и она свойственна Марксу в той же мере, в какой и его современникам. Именно вера в неизбежность прогресса позволяла Марксу думать, что можно избавиться от этических рассмотрений. Если социализм наступит, то это будет улучшением. Он должен был бы с готовностью допустить, что это будет улучшение не для помещиков и капиталистов, но это лишь показало бы, что они не в гармонии с диалектическим движением времени. Маркс провозглашал себя атеистом, но придерживался космического оптимизма, который может быть оправдан только теистически.