После Франции Камерон проследовал в Германию, где при-ём нового британского премьера был обставлен с подчёркнутой торжественностью. Это было сделано, вероятно, для того, чтобы устранить напряжение в англо-германских отношениях, воз-никшее после развала союза британских консерваторов и ХДС в Европарламенте. Он стал результатом того, что тори, выполняя ещё одно предвыборное обещание, вывели свою фракцию из объединения «Европейская народная партия – Европейские демократы», которое традиционно поддерживает идеи европей-ского федерализма. Необходимо отметить, что спорные вопросы, в частности проблема евро, на переговорах в Берлине не под-нимались. Кроме того, Кэмерон ушёл от дискуссии об изменении правил функционирования еврозоны с целью укрепления бюджетной дисциплины, на чём последовательно настаивает канцлера Германии А. Меркель. Англо-германские отношения британский премьер расценил как «сильные и действенные».
Продолжением курса на укрепление отношений с Францией стали переговоры в Лондоне в ноябре 2010 г., в ходе которых были подписаны важные документы, охарактеризованные фран-цузской стороной как «исторические» и «беспрецедентные», а британской – как «важные» и «прагматичные». Речь идёт о двух соглашениях: о повышении степени взаимодействия британских и французских вооружённых сил[144] и o сотрудничестве в сфере ядерного сдерживания[145]. Великобритания и Франция при необ-ходимости будут развёртывать свои вооружённые силы в национальных интересах независимо друг от друга.
Надо признать, что для британской стороны поворот к более тесному военному сотрудничеству с Францией, вызвавший силь-ное раздражение у США, – мера вынужденная. Действительно, в условиях сокращения военных расходов на 8% Великобритания не сможет самостоятельно удовлетворять свои потребности в области обороны. По всей видимости, соглашения преследуют также цель успокоить те круги, которые обвиняют правительство в неоправданном сокращении военных расходов.
Практика, однако, показывает, что при возникновении серь-ёзных кризисов Лондон и Париж часто оказываются на разных полюсах. Новые соглашения вполне может постигнуть судьба декларации Сен-Мало 1998 г., ещё более амбициозной, предпо-лагавшей создание европейской армии. Тем не менее, её содер-жание, благодаря самим англичанам, было впоследствии благополучно выхолощено.
Что касается стран с быстро развивающейся экономикой, а также Содружества наций, то консерваторы лукавят, утверждая, что предыдущее правительство недооценивало его роль. Это ут-верждение больше подходит для правительства М. Тэтчер, которое действительно не уделяло должного внимания Содружеству из-за того, что британская политика в отношении Юга Аф-рики подвергалась в этой организации жесткой критике. Что ка-сается лейбористов, то они прекрасно осознавали значение этой организации для поддержания статуса Великобритании в качестве одной из ведущих мировых держав. Вместе с тем, необходимость борьбы с международным терроризмом, а затем и с по-следствиями мирового финансово-экономического кризиса вытеснили проблематику Содружества из повестки дня правительств Т. Блэра, а затем и Г. Брауна. Несмотря на это, оба пре-мьера-лейбориста уделяли большое внимание Африке (многие африканские страны входят в Содружество) и борьбе с бедностью на африканском континенте. Именно Великобритания сы-грала ведущую роль в принятии «большой восьмёркой» программы помощи Африке, в списании долгов беднейших стран.
Правительство Кэмерона отводит Содружеству одну из цен-тральных ролей в стратегии «глобального вовлечения». Ставит-ся задача придать новый импульс как отношениям с организацией в целом, так и с её ведущими членами. Можно утверж-дать, что в политике по отношению к Содружеству произошли существенные перемены.
Новый подход получил практическое подтверждение в активизации политических отношений Британии с Индией (визит Кэмерона в июле 2010 г.), Пакистаном (переговоры в Лондоне с президентом Пакистана А.А. Зардари в августе 2010 г.). Дели, безусловно, отдаётся приоритет, что подтвердила тронная речь королевы в мае 2010 г. Елизавета II заявила о намерении установить «расширенное партнёрство» с Индией, не упомянув при этом никакую другую страну[146]. При лейбористах же приорите-ты отдавались отношениям с Китаем и Японией. Любопытно, что ещё 20 лет назад утверждалось, что британская политика в Азии символизирует прошлое (отношения с Индией), настоящее (отношения с Японией) и будущее (отношения с Китаем). С тех пор, Индия сделала рывок вперёд, её экономическая мощь и по-литический вес продолжают стремительно расти. Она превратилась в одного из главных инвесторов в британскую экономику. Индия в новом качестве вовсе не склонна ориентироваться на бывшую метрополию и всё больше разворачивается к США. Подписание в 2005 г. американо-индийского соглашения о сотрудничестве в области ядерной энергетики Лондон воспринял как тревожный звонок.
Особая заинтересованность Великобритании в этом азиатском гиганте обусловлена стремлением стать для Индии «воро-тами» в Европу (аналогично роли Британии в качестве «европейских ворот» для Японии), облегчить положение британской экономики благодаря экономическим связям с Дели. Визит Кэ-мерона в июле 2010 г. стал крупнейшим за всю историю поездок британских премьер-министров в Индию[147]. В результате переговоров был подписан целый ряд двусторонних соглашений и меморандумов о взаимопонимании в области транспорта, образования, экологии, инвестиций, культуры, а также в военной сфере. Принято решение поднять англо-индийские отношения до уровня «расширенного партнёрства ради будущего».
Надо отметить, правительство Кэмерона расчистило путь к активизации отношений с Индией, скорректировав позицию в отношении кашмирской проблемы. Предыдущее лейбористское правительство признавало Кашмир «спорной территорией», под-держивало идею референдума по вопросу его территориальной принадлежности, что шло вразрез с позицией Индии, настаивав-шей на урегулировании конфликта на двусторонней основе без привлечения третьих сторон. Кроме того, лейбористы навязчиво предлагали своё посредничество в урегулировании конфлик-та, что давало повод индийской стороне подозревать Великобританию в пропакистанской позиции. Воодушевлённый успехом в деле урегулирования североирландской проблемы Блэр решил, что и кашмирская ему по плечу. На конференции Лейбо-ристской партии 2005 г. он озвучил намерение взять на себя по-средничество в конфликте, что вызвало резкую реакцию Дели.
Новый скандал в англо-индийских отношениях произошёл в 2009 г., когда глава Форин-офис Д. Милибэнд в ходе визита в Индию заявил, что неурегулированность кашмирской проблемы мешает окончательной победе над терроризмом. Индийская сто-рона расценила его слова, как грубые по тону и содержанию по-учения. Неуклюжие заявления Милибэнда подверг критике те-невой министр иностранных дел Хейг, отметивший, что отношения с таким партнёром, как Индия, чрезвычайно важны, а лейбористское правительство наносит им ущерб.
Летом 2010 г. уже сам Кэмерон отмежевался от политики предыдущего правительства и дал понять, что Великобритания не собирается вмешиваться в индо-пакистанский спор. Вместе с тем, в угоду Индии британский премьер сделал выпад против Исламабада, обвинив его в поддержке терроризма в регионе, что, в свою очередь, привело к обострению англо-пакистанских отношений и поставило под вопрос визит президента Пакистана в Лондон. В итоге визит всё же состоялся, а дипломатический конфликт был улажен. В ходе переговоров подчёркивалась нерушимость двусторонних отношений, а Кэмерон принял приглашение посетить Пакистан и обещал увеличить помощь пострадавшим в этой стране от наводнения. Стабильный диалог с Исламабадом новое британское руководство рассматривает в качестве средства укрепления британского влияния в Южной Азии. Прежде всего, Лондон заинтересован в военном сотрудничестве с Пакистаном.
Очередная встреча глав правительств стран Содружества на-ций в октябре 2011 г. в Австралии (г. Перт) покажет степень и глубину изменений в британской политике в отношении этой организации.
Турция не входит в состав Содружества, но это региональный лидер, отношениям с которым в Лондоне придают большое значение. Во время визита Кэмерона в Анкару был подписан договор о стратегическом партнёрстве. Кроме того, британ-ский премьер подтвердил позицию предыдущего правительства о поддержке вступления Турции в Евросоюз.
Изменения произошли и в отношениях с Китаем, хотя и не столь заметные. Консерваторы выразили намерение установить с ним более тесные отношения, прежде всего в торгово-эконо-мической области. При этом они фактически вывели за скобки «этическую» компоненту внешней политике, характерную для «новых лейбористов», и вернулись к традиционному для тори прагматизму, который в СМИ окрестили как «новый реализм».
Кэмерон и Ху Цзиньтао впервые встретились на саммите «большой двадцатки» в Торонто в июне 2010 г. Вскоре состоялась поездка в Китай нового главы Форин-офис, который пред-ложил установить между двумя странами «партнёрство ради ро-ста», заверив китайскую сторону, что новое коалиционное правительство будет проводить в отношении Поднебесной прежнюю линию (в том числе, касательно политики «одного Китая» – принадлежность КНР Тайваня и Тибета).
Официальный визит Кэмерона в Китай состоялся в ноябре 2010 г. Весьма представительный состав делегации (включая канцлера казначейства, министров образования, торговли и энер-гетики, а также более 50 представителей деловых и научных кругов, деятелей культуры) говорил о серьёзности, с которой британское правительство подходит к развитию отношений с этой страной. В своих выступлениях в ходе визита Кэмерон вся-чески подчёркивал, что Британия открыта для бизнеса и заинте-ресована в установлении крепких англо-китайских отношений. Стремительный рост Китая британский премьер рассматривал не как угроза, а как возможность для британской экономики с помощью значительного наращивания экспорта в эту страну выйти из финансово-экономического кризиса. В ходе визита бы-ли подписаны многомиллиардные контракты, в том числе в аэ-рокосмической области. Кэмерон поставил амбициозную цель – довести к 2015 г. объём товарооборота с Китаем до 100 млрд долл., при этом не менее трети должно приходиться на британский экспорт (в настоящее время товарооборот составляет порядка 52 млрд). Разумеется, тема соблюдения прав человека, в отличие от практики предыдущего правительства, на переговорах в Пекине почти не звучала.