Теперь наша задача заключается в том, чтобы оценить архетипические стадии развития сознания — известные нам из мифологической проекции — чтобы понять их психологическое значение для формирования и развития личности. Мы видели, что самые ранние стадии развития Эго и сознания выражаются в символах уробороса и Великой Матери и проявляются через них, и что эти развития можно распознавать по изменению отношения Эго к этим символам. Психологическая интерпретация этих двух начальных архетипических стадий и их символизма является нашим первым вопросом — то есть, мы должны будем проследить развитие Эго из зародыша и его отношение к бессознательному.
Зародыш Эго в первоначальном уроборическом состоянии
Психологически говоря, уроборос, первоначальная архетипическая стадия, которая является нашей отправной точкой, представляет собой "пограничное" восприятие, будучи индивидуально и коллективно доисторическим в том смысле, что история начинается только с субъекта, который способен воспринимать другими словами, когда уже существуют Эго и сознание. Первоначальная стадия, символизируемая уроборосом, соответствует стадии до-Эго, и точно также, как она предшествует человеческой истории, так и в индивидуальном развитии она относится к стадии самого раннего детства, когда зародыш Эго только начинает свое существование. Но, несмотря на то, что эта стадия может быть пережита только "на границе", ее признаки и символизм оказывают важное влияние на широкие области человеческой коллективной и индивидуальной жизни.
Первоначальное состояние, мифологически представленное как уроборос, соответствует психологической стадии в человеческой предыстории, когда индивид и группа, Эго и бессознательное, человек и мир были так неразрывно связаны друг с другом, что в отношениях между ними господствовал закон participation mystique, бессознательной тождественности.
Основная судьба человека, по крайней мере взрослого современного человека, разворачивается на трех фронтах, которые, хотя и являются взаимосвязанными, тем не менее, четко отделены друг от друга. Мир как внешний мир явлений вне человека, общество как сфера взаимоотношений между людьми и психика как мир внутренних человеческих переживаний — таковы три основных фактора, которые управляют человеческой жизнью, и творческая встреча человека с каждым из них является решающей для развития индивида. Однако на начальной стадии эти сферы еще не обособились друг от друга, ни человек от мира, ни индивид от группы, ни Эго-сознание от бессознательного. Человеческий мир, состоящий из индивидов и группы, также никоим образом не отличается от того, что мы называем внешним миром объектов. Хотя мы знаем первоначальное состояние вещей только как пограничное восприятие, тем не менее, мы все же можем описать совокупность его признаков, потому что теми частями нашей психики, которые не являются частью нашего Эго-сознания, мы продолжаем участвовать в этой архетипической стадии.
Неделимость группы, индивида и внешнего мира встречается всегда, когда психическое содержимое — то есть то, что наше сегодняшнее сознание опознает как психическое и поэтому относит к внутреннему миру — проецируется на мир в целом и воспринимается как бы существующим вне нас. Содержимое этого рода довольно легко распознается как проекция, если оно относится к древним эпохам, незнакомым сферам культуры и другим народом, но чем ближе оно приближается к состоянию бессознательного нашего собственного времени, к нашей собственной культуре и нашей собственной личности, тем сложнее нам оказывается делать это. Анимизм, который наделяет деревья обитающими в них духами, идолов — божественностью, священные места — чудодейственными свойствам или людей — магическими способностями, легко виден насквозь; для нас это очевидный случай "проекции". Мы знаем, что деревья, идолы, священные места и люди являются знакомыми нам объектами внешнего мира на которые древний человек проецировал свое внутреннее психическое содержимое. Распознавая их, мы отказываемся от таких "примитивных проекций и констатируем их как самовнушение или что-то в этом роде, и . таким образом разрушаем слияние, проявляющееся как соучастии человека в объектах внешнего мира." Но когда дело доходит до восприятия вмешательства Бога мировую историю, или священности родины, символизируемой знаменем или королём, или дьявольских намерений наций за последним железным занавесом, или даже дурного характера тех кто нам не нравится, или хорошего характера тех, кого мы любим; когда дело доходит до т восприятия всего этого как проекции, тогда наше психологическое умение различать тотчас же изменяет нам, не говоря уж о том, что мы оказываемся не в состоянии правильно понять самые очевидные примеры по той причине, что они полностью бессознательны и относятся к предвзятым мнениям,—которые мы принимаем безоговорочно.
Первоначальное слияние человека с миром, с его ландшафтом и фауной, имеет свое наиболее хорошо известное антропологическое выражение в тотемизме, который принимает определенное животное за предка, друга или за некое могущественное и ниспосланное провидением существо. Чувство родства, ощущаемое членом тотема по отношению к тотемному животному и предку и ко всем животным этого вида, доходит до отождествления. Существует достаточно свидетельств того, что такое родство является не просто вопросом веры, а реальной действительностью, то есть психологической реальностью, которые иногда имеют своим результатом телепатическую магию охоты и т.д.[6]
Нет никакого сомнения, что магический взгляд человека примитивной культуры на мир основан на таких отношениях тождественности .
Такое же явление слияния, как то, что первоначально существовало между человеком и миром, наблюдается также между индивидом и группой или, скорее, между человеком как членом группы и коллективом. История учит, что вначале индивид не существовал как независимое существо, что над обособленным Эго властвовала группа, которая не допускала его освобождения. Мы находим такое состояние во всех областях социальной и культурной жизни; повсюду с самого начала наблюдается анонимная коллективность.
Первоначальное групповое единство не подразумевает существования объективной групповой психики вне ее носителей, и нет никакого сомнения, что с самого начала среди членов группы существовали индивидуальные различия, для индивида допускались определенные ограниченные области независимости[7] но остается фактом, что в первоначальном положении дел индивид был в значительной степени поглощен группой. Эта интеграция не обязательно была чем-то мистическим, как можно предположить, исходя из довольно туманного термина participation mystique. Все, что он означает, - это то, что в первоначальной группе сплоченность ее членов следует понимать скорее по аналогии с отношением органа к телу или с отношением части к целому, чем с отношением части к сумме, и что целое пользовалось преобладающим влиянием, так что Эго могло лишь очень медленно освободиться от тирании группы. Это позднее рождение Эго, сознания и индивида является неоспоримым фактом. [8] Открытие коллективной психики и погруженности и нее индивида поначалу привело к переоценке этих явлений, поэтому упоминание Малиновским роли, которую играл индивид даже на ранних стадиях социальной жизни, является важным. Он прав в том, что подчеркивает диалектику между индивидом и группой, но это не уменьшает фундаментального значения открытий, сделанных школой Дюркгейма. То, что Леви-Брюль назвал participation mystique и дологичным мышлением, тождественно тому, что Кассирер в своей критике школы Дюркгейма (Cassirer, An Essay on Man, pp.79 f.) назвал ощущением "общности жизни" и "преобладанием чувства". Дологичное мышление не следует принимать за неспособность мыслить логически. Примитивный человек вполне способен на это, но, в связи с тем, что его взгляд на мир определяется бессознательно, он не ориентирован на логику сознательного мышления. В той мере, в которой современный человек является бессознательным, он также мыслит дологично, вне категорий, предписываемых сознанием, то есть научных взглядов на мир (см. Aldrich, The Primitive Mind and Modern Civilization, p.66).)
Хотя современные исследования показали, что в примитивном обществе индивид вступает в конфликт с группой весьма редко, тем не менее совершенно очевидно, что чем дальше мы продвигаемся вглубь человеческой истории, тем реже встречается индивидуальность и тем менее она развита. В действительности даже сегодня психологический анализ все еще сталкивается с мертвым грузом коллективно бессознательного, с неиндивидуальными факторами в психологии современного человека. Даже только из этих двух фактов должно быть достаточно очевидно, что первоначально человек был частью коллективной психики своей группы и довольствовался лишь очень узким диапазоном личной свободы действия. Все социальные, религиозные и исторические свидетельства указывают на позднее рождение индивида из коллектива и из бессознательного.[9]Коперниковский переворот — приложение глубинную психологию к обсуждаемым здесь проблемам по существу состоит в том, что она исходит от коллективной психики группы как определяющего фактора, а не от индивидуального Эго и сознания.
Кардинальное открытие трансперсональной психологии заключается в том, что коллективная психика, глубочайший пласт бессознательного, является живым базисным потоком, из которого выходит все, что имеет отношение к обособленному, обладающему Эго-сознанием: на нем оно основывается, им подпитывается и без него не может существовать. Групповая психика - которую, как мы увидим позднее, не следует путать с массовой психикой - характеризуется первичным преобладанием бессознательных элементов и компонентов, а также ослаблением индивидуального сознания. Однако, говоря так, мы должны подчеркивать, что на глубоком уровне это не столько вопрос ослабления, растворения или регрессии, а скорее то, что сознание все еще находится в состоянии неопределенности, будучи еще не развитым или развитым только частично. Формулировка Тардеса о том, что "социальное состояние, подобно гипнотическому, является всего лишь формой грез",[10] представляет собой лаконичное резюме первоначальной групповой ситуации. Но мы не Должны принимать наше современное бодрствующее сознание за единственно возможную отправную точку, а затем, по аналогии с гипнозом, считать participation mystique групповой психики ограничением этого бодрствующего состояния. Верно обратное; сознательное состояние является поздним и редким явлением, и его полное достижение встречается гораздо реже, чем так самонадеянно полагает современный человек, в то время как бессознательное состояние является первоначальным, базисным психическим состоянием, являющимся правилом повсюду.