Наряду с указанным положением вещей, из-за которого сексуальность как предмет научного исследования, прежде всего психиатрии, выступает в XIX веке под знаком ее патологии, важно и то, что в XIX веке сексуальность человека вообще сумела стать предметом научного рассмотрения. Очевидно, что проблема сексуальности в привычном для нас смысле вообще могла быть разработана лишь в индустриальном обществе на основе предшествующего процесса преобразования социальных межчеловеческих отношений, сопровождавшего формирование буржуазного общества (Van Ussel, 1970). Когда инстинктивная жизнь стала проблемой, разрешить которую можно было только с помощью научного анализа, это и послужило предпосылкой появления совершенно нового взгляда на «сексуальность», еще неведомого добуржуазному обществу.
Если рассматривать сексуальность с научных позиций, то в ней изначально заложено едва ли разрешимое противоречие. В донаучной перспективе сексуальность человека представляет собой область, которая относится не столько к разуму или рациональному осмыслению, сколько к страстям, религиозному культу и, наконец, даже к «демоническому» в человеческой природе. Попытка «проанализировать» и научно объяснить инстинктивную жизнь человека предполагает, что эта область фактически доступна научному пониманию. Это предполагал и Фрейд, хотя при более тщательном анализе проблемы влечений он был вынужден прибегнуть к древним, донаучным, не соответствующим аналитическому осмыслению понятиям, связав, например, в своих поздних работах сексуальные влечения с платоновским понятием эроса (Freud 1920).
Рассуждая в рамках историко-материалистического подхода, Дёрнер полагает даже, «что «наука о сексуальности» сама в себе несет противоречие; ибо в ней острее, чем где бы то ни было, становится ясно, что предмет (сексуальность), если мы хотим правильно с ним обойтись, неизбежно подрывает методические усилия, связанные с ним, а следовательно, и «науку» в общепринятом смысле» (Dörner 1970, 129). Возможно, в самом предмете «сексуальности» заложено то, что чем больше старался Фрейд что-то здесь прояснить, пытаясь в естественнонаучном смысле перенести на проблему сексуальности механистические и энергетические мыслительные модели своего времени, тем больше ему приходилось от них отказываться или в значительной степени модифицировать и дополнять. Расширение им понятия сексуальности до понятия «психосексуальности» и, наконец, переход к понятию эроса являются, пожалуй, неизбежным результатом глубинной интерпретации сексуальности, лежащей в основе традиционного ее
369
исследования. Мифологические представления Фрейда можно понять как необходимое выражение связанной с проблемой сексуальности и с давних пор постулированной для добуржуазных и «примитивных» обществ трансценденции влечения.
Не только наука о сексуальности, но и само понятие сексуальности возникло — предположительно — только «в XIX веке в индустриальных обществах» (Van Ussel 1970, 8). И наоборот, прилагательное «сексуальный» появляется уже в XVIII веке и обозначает в обиходе того времени в основном феномены, связанные с различием полов. Понятие сексуальности, в том виде как оно возникло в XIX веке и как оно существует доныне, охватывает «чисто» сексуальные компоненты многочисленных способов поведения и явления, не имевшие прежде общего названия, которое бы отграничивало и вместе с тем сжато характеризовало эту сферу. Слова, соответствующего понятию «сексуальность», слова, которое в чистой форме абстрагирует и обобщает все, что связано с половой сферой человека, нет ни у Гомера, ни у Шекспира ни, скажем, в Библии. Причину отсутствия соответствующего слова в добуржуазном обществе не следует, однако, искать в скудости словарного запаса (Van Ussel 1970). Если прежде нельзя было провести четкой границы между эксплицитным сексуальным поведением: эротикой, любовью, нежностью, телесностью, чувственностью, удовольствием, эффективностью и страстями, то в XIX веке эта сексуальность, так сказать, ухватывается. Но это можно понимать и как результат предшествующего процесса «обесчувствливания» реальности. И само создание понятия сексуальности, и широчайшие возможности его употребления указывают скорее на вытеснение сексуальных компонентов внешне асексуальных способов поведения и проявлений, чем на более четкое и ясное определение человеческой инстинктивной жизни.
«Обесчувствливание» реальности, благодаря которому стало возможным четкое разделение между внешне сексуальными и асексуальными манерами поведения, Ван Уссель (Van Ussel 1970) связывает с индустриализацией. Мир труда оказался теперь резко противопоставлен «миру удовольствий», изживание аффектов уступило место хорошим манерам, слишком бурные страсти стали считаться близкими к безрассудству (ср.: Foucault 1961). Семья из большой семьи превратилась в семью-ядро как выражение глобального процесса социального расслоения, приведшего одновременно к доселе невиданной крайней форме разобщенности людей. С этим была связана и «интимизация» телесности и сексуальности, так сказать, приватизация и интернализация влечений. Эти и другие факторы позволили осознать сексуальность человека как обособленную область переживания и поведения.
К числу важнейших заслуг Фрейда принадлежит то, что он вновь в значительной степени расширил узкое понятие сексуальности, которое он застал в научной литературе своего времени. Это позволило также снова поставить вопрос о разделении сексуальных и асексуальных способов поведения и проявлений. Поэтому Фрейд с помощью психоаналитических концептов вновь попытался познать сексуальный аспект внешне асексуальных феноменов и представить его в виде продуманной системы. За это, однако, его не раз упрекали в «пансексуализме».
Понятие сексуальности, употреблявшееся в XIX веке, обязано своим происхождением прежде всего выделению из более общего контекста, в котором аффективное и социальное поведение человека рассматривалось в совокупности способов поведения, связанных с различием полов, половым актом и размножением. Тем самым неизбежно встает вопрос, не отражает ли это понятие всего лишь мнимую реальность. «В соответствии с этим весьма даже возможно, что понятие "сексуальность" является гипотетической конструкцией, которая, хотя семантически и су-
370
ществует, однако не содержит никакого указания на соответствующие данности онтологического порядка. Если мы не осознаем этого ясно, возникает опасность, что мы бессознательно используем метаязык» (Van Ussel 1970, 9). Совершенно аналогичная мысль обнаруживается также у Фрейда: «Мы можем подозревать, что в развитии понятия "сексуальный" произошло нечто такое, что, по удачному выражению Г. Зильберера, имело следствием "ошибку наложения"» (XI, 314). Под упомянутой здесь ошибкой наложения подразумевается, что, сосредотачиваясь на эксплицитных и легко различимых проявлениях сексуальности, невозможно понять более глубокие причины закрепления соответствующих способов поведения, и наоборот, сексуальный момент во внешне асексуальных способах поведения ускользает от сознательного восприятия.
Предпринятое Фрейдом расширение употреблявшегося в XIX веке понятия сексуальности можно назвать скорее не открытием нового, а открытием заново, поскольку, как уже говорилось, в добуржуазном обществе подобного сужения человеческой «сексуальности» известно не было. При этом Фрейд сводит в своих трудах расширенное понимание сексуальности человека к двум основным линиям аргументации: во-первых, внешне однозначный и имеющий четкие границы феномен «сексуальности» расчленяется и раскладывается на множество компонентов; во-вторых, внешне асексуальные проявления «ресексуализируются», то есть частично или полностью сводятся к сексуальным инстинктивным силам. Обе линии аргументации опять-таки связываются друг с другом благодаря расширенной трактовке понятия сексуальности.
Тем самым, однако, понятие сексуальности у Фрейда утрачивает свою былую определенность. Ни противоположность полов, ни половой акт, ни биологическая цель этого акта — размножение — не являются с точки зрения Фрейда достаточным основанием для того, чтобы содержательно определить понятие сексуальности. Фрейд решительно избегает также отождествления «сексуального» и «гениталь-ного». Подобно тому как психическое выходит далеко за рамки сознательного, так и непозволительно приравнивать друг к другу два этих понятия; нельзя также не считаться и с «тем "сексуальным", которое не является "генитальным" и не связано с размножением» (XI, 332).
Сексуальность человека, следовательно, не связана с функциональной способностью половых желез после созревания, пубертата. Согласно Фрейду, скорее следует предположить, что она существует у ребенка изначально. В форме специфической психической энергии — либидо — она определяет инстинктивную жизнь ребенка, но вместе с тем является также отправной точкой формирования Я и развивающихся объектных отношений. Это предположение привело не только к особому подчеркиванию инфантильной сексуальности, но и к изучению и тщательному анализу судеб и превращений либидинозной энергии в индивиде. Отношения между родителями и ребенком, формирование характера и интеллекта, наконец аффективность и ее проявление в форме сновидений, фантазий или невротических симптомов рассматривались Фрейдом с точки зрения развития либидо и, следовательно, в аспекте сексуальности.