Наряду с многочисленными дискуссиями по поводу особого интереса Юнга к шизофрении, который восхищал Фрейда и привел к открытию мемуаров Шребе-ра 1б, оба они обсуждали в письмах вопросы, связанные с Богом и миром. Фрейд часто говорит о своем «комплексе денег», заставлявшем его чересчур много работать и оставлявшем слишком мало времени для науки. Оба корреспондента обнаруживают поразительное знание Гёте и Шиллера, немецкой литературы в целом. В конце концов в декабре 1912 года Юнг написал то знаменитое письмо, которое подвело итог и без того уже развалившейся дружбе (там же, 594—595):
1003 Зеештрассе, 18. XII. 12 Кюзнах- Цюрих
Дорогой господин профессор!
Могу я сказать Вам несколько серьезных слов? Я признаюсь в некоторой неуверенности в Вас, однако стараюсь решать ситуацию в честной и абсолютно корректной манере. Если Вы в этом сомневаетесь, это Ваш собственный крест. Я, однако, хотел бы обратить Ваше внимание на то, что Ваш метод обращаться с учениками, словно с пациентами, является ошибочным. Кроме того, Вы воспитываете раболепных сыновей или наглых баловней (Адлер — Штекель и вся наглая банда, захватившая Вену). Я достаточно объективен, чтобы разглядеть Ваш трюк. Повсюду вокруг себя Вы распознаете симптомы и назначаете лечение, тем самым Вы определяете всему своему окружению зависимое положение сыновей и дочерей, которые, краснея, признают наличие дурных наклонностей. А Вы пока что остаетесь наверху в качестве отца. В полной покорности никто не смеет ухватить пророка за бороду и разочек поинтересоваться, что Вы скажете пациенту, у которого обнаружится тенденция анализировать аналитика вместо самого себя. Видимо, Вы ответите ему: «У кого из нас, собственно, невроз?»
Видите ли, дорогой мой господин профессор, покуда Вы забавляетесь такими приемами, все мои симптомы представляются мне полной ерундой, поскольку они ничего не значат по сравнению с весьма крупным бревном в глазу у брата моего Фрейда. Ведь я вовсе не невротик (чтоб не сглазить). А именно, по всем правилам искусства и с полным смирением я дал себя проанализировать, что мне весьма пошло на пользу. Вы же знаете, как далеко заходит пациент в самоанализе — из невроза он не выходит, как Вы. Когда Вы сами наконец полностью избавитесь от комплексов и перестанете разыгрывать отца своих сыновей, которых Вы постоянно бьете по больному месту, и доберетесь до самых своих корней, тогда я загляну в себя и искореню тяжкий разлад с самим собой по отношению к Вам. Или Вы так любите невротиков, что всегда были в ладу с собой? Вероятно, Вы ненавидите невротиков, как Вы можете тогда рассчитывать, что Ваши устремления как можно бережнее и ласковей обращаться с пациентами не будут сопровождаться несколько смешанными чувствами? Адлер и Штекель воспользовались Вашим приемом и сделались по-детски наглыми. Я буду держаться с Вами откровенно, сохраняя свои взгляды, и начну в своих письмах готовиться к тому, чтобы однажды сказать Вам, как я на самом деле о Вас думаю. Этот путь представляется мне наиболее порядочным.
48
Вас рассердит эта своеобразная дружеская услуга, но, возможно, она все же пойдет Вам на пользу.
С наилучшими пожеланиями
вполне преданный Вам Юнг.
Фрейд едва вынес тон письма Юнга, которое, по сути, явилось выражением их глубокого расхождения во взглядах. Ведь Юнг не только значительно отошел в своей работе «Метаморфозы и символы либидо» (1912) от фрейдовских представлений об инцесте, но даже пришел к выводу, что Фрейд привык воспринимать противоречащие ему теории как симптом бунта против него самого, что доказывали примеры Адлера и Штекеля. Для Фрейда признание его учения в определенной мере было условием дружеских отношений. Фрейд отдалился и оттолкнул от себя «блудного сына» (там же, 598—599):
...Впрочем, на Ваше письмо ответить невозможно. Оно обрисовывает ситуацию, которая была бы трудна и для устного объяснения, а в письменном общении вовсе неразрешима. Среди нас, аналитиков, установилось, что никто не должен стыдиться своей доли невроза. Но тот, кто при ненормальном поведении непрерывно кричит, что он нормален, пробуждает подозрение, что ему не хватает умения распознать болезнь. Итак, я Вам предлагаю вовсе прекратить наши частные отношения. Я ничего не теряю, ибо я давным-давно связан с Вами лишь тонкой нитью продолжения ранее пережитых разочарований, а Вы только выгадываете, поскольку недавно в Мюнхене признались, что интимные отношения с отдельным человеком препятствуют Вашей научной свободе. Следовательно, берите себе полную свободу и избавьте меня от пшк называемых «дружеских услуг». Мы согласны в том, что люди должны подчинять свои личные чувства общим интересам в профессиональной области. Поэтому Вы никогда не найдете основания жаловаться на недостаток корректности с моей стороны там, где речь идет о сотрудничестве и устремленности к научным целям; могу повторить: столь же мало оснований впредь, как и прежде. Со своей стороны я смею ожидать от Вас того же.
Приветствую Вас
преданный Вам Фрейд.
Оба они обменялись eine несколькими письмами по организационным вопросам, а дальше — молчание.
Эта переписка ставит больше вопросов, чем дает ответов. Многие проблемы остаются неразрешенными: природа особой благосклонности Фрейда, превратившей Юнга в ключевую фигуру, и его почти фанатичного желания основать империю психоанализа. Без ответа остается также и самый загадочный из всех вопросов: почему Фрейд в то самое время, когда писал «Тотем и табу» (1913), оказался совершенно неспособным заметить нарастающее напряжение в его отношениях с Юнгом, даже после того, как Эмма Юнг попыталась открыть ему глаза? Почему он ничего не вынес из тех разочарований, которые принесла ему дружба с Флис-сом, и почему ему пришлось несколькими годами позже еще раз пережить разочарование, подобное тому, что он испытал с Юнгом, в своих отношениях с Отто Ранком и еще во множестве отношений с другими людьми?
Макгир и Зауэрлендер в своих примечаниях к этой переписке подчеркнуто воздерживались от партийных пристрастий, хотя, как они пишут, эти письма «прямо-таки провоцируют аналитическое истолкование», а Уильям Макгир, который также
49
издавал собрание сочинений Юнга, в подробном и увлекательном предисловии утверждает, что переписка не является трагическим документом и что окончательный разрыв не имел решающего влияния на их жизнь. Это замечание можно поставить под сомнение. Именно в этом пункте мнения исследовавших письма критиков далеко расходятся. Психоаналитик Александр Мичерлих 1?, внесший большой вклад в развитие психоанализа в послевоенной Германии и издававший журнал «Псюхе» 18, который он превратил в основное немецкоязычное издание по психоаналитической теории и практике, в одной из дискуссий 19 интерпретирует их отношения как «мещанскую драму, и ничего больше»: «Отец — это основа конфликта — требует, чтобы сын наследовал «дело». Сын же вступил на совсем иной путь», то есть он «в поисках собственной идентичности. Он желает признания собственного духовного и научного вклада, а потому после неизбежной ссоры примирение стало невозможным». Кроме того, Мичерлих указывает на отсутствие литературного блеска, которым отличались другие письма Фрейда — например, к Флиссу.
Юнгианец Р. Бломейер, который в журнале «Аналитическая психология» 20 проводит сравнение этой переписки с одновременно написанными Фрейдом письмами к Абрахаму (см. соответствующий раздел настоящей статьи), воспринимает Фрейда как две различные ипостаси: по отношению к Абрахаму он «трезвее, конкретнее, но в то же время теплее, сердечнее, доверительнее», с Юнгом, напротив, живее, увлеченней, с большей свободой воображения. Бломейер полагает «вполне возможным, что Фрейд вновь обрел в Юнге частицу того юноши, каким он сам был когда-то, им он восхищался и с ним боролся». Он считает: «Столь же притягательно, сколь печально и трагично наблюдать, как Юнг, после того как он уже отказался от основания так называемого Комитета совместно с Фрейдом, еще пытается объясниться и как потом оба под натиском неразрешимого конфликта теряют "достоинство", один в "Тайных письмах" (от 3 декабря 1912 г., и в особенности от 18 декабря 1912 г.), второй откровенно в "Истории психоаналитического движения"» и.
Также и писатели, публицисты и литературные критики в своих отзывах о переписке Фрейда с Юнгом приходили к самым различным выводам. Урс Вид-мер оценивает переписку как «документ великого разочарования» 22. Писательница Гено Хартлауб видит значение Юнга в том, что он вырвался из становившихся уже классическими рамок психоанализа и открыл новую неисследованную область, что было бы невозможно без разрыва с Фрейдом, и полагает: тот факт, что Фрейд стремился к «раболепной зависимости» со стороны учеников, привел к окостенению «чистого учения» вплоть до сегодняшнего дня 23. Ганс Кригер считает, что переписка с Фрейдом делает понятной глубинно-психологическую регрессию Юнга к «матерям» в качестве компенсирующей и рационализирующей надстройки над конфликтом отца и сына24. А Иоахим Кайзер резюмирует: «В нашем столетии не много найдется документов человеческих стремлений и заблуждений, человеческой комедии и человеческих конфликтов подобного масштаба» 25.
После отхода Юнга большая часть цюрихской группы также дистанцировалась.
Для более тщательного изучения изложенного круга проблем читатель помимо прочего может обратиться к переписке Юнга, подготовленной к изданию Анилой Яффе 26.
Переписка Фрейда с Людвигом Бинсвангером
Переписка Фрейда со швейцарским психиатром и философом-экзистенциалистом Людвигом Бинсвангером (1881—1966), опубликованная в 1956 году, нелегка для чтения — это относится к письмам Бинсвангера, написанным сложным, фило-