491
Согласно Винникотту, «необходимо, чтобы мать могла вынести ненависть к своему ребенку, ничего не предпринимая против этого. Если из страха, как бы чего не натворить, она не решается ненавидеть причиняющего ей боль ребенка, то находит себе прибежище в мазохизме — здесь истоки ошибочной теории природного мазохизма женщины» (Winnicott 1947).
Касаясь первичной идентификации мальчика, которую мы описывали выше в связи с «первичным восхищением», Фрейд (1923) говорит о прямой и непосредственной идентификации с отцом, которая происходит до всякого объектного ка-тексиса. Это позволило К. Штейну (Stein 1971) определить отца как «изначально данное».
Качество идентичности человека, несомненно, зависит от этих его идентификаций; раннее нарушение идентификации с родителями, прежде всего с родителем того же пола, способно исказить чувство идентичности, как это особенно наглядно проявляется при гомосексуализме.
В соответствии с мыслями Фрейда зададим себе вопрос: учитывая феномен запечатления (в бихевиористском понимании), который отражается как на дуальном поведении, так и на «цензуре возлюбленного» (Braunschweig, Fain 1971), не будет ли формирование ребенка определяться идентификационными процессами в различной степени? Кроме того, основным элементом, влияющим на установку родителей на разных уровнях, по-видимому, является склонность к пассивности или активности.
Балинт описывает процесс, который может завершиться «базальным расстройством»: «Чрезвычайно примитивное и своеобразное отношение к объекту... отношение между двумя людьми, в которых принимается в расчет только один партнер... а другой хотя и воспринимается, но играет роль лишь постольку, поскольку исполняет желания первого или же, напротив, намеренно отказывает ему в удовлетворении» (Balint 1968).
Фрустрация путем ограничения активности на уровне примитивной моторики более, чем любой другой вид фрустрации, способствует формированию идентичности, поскольку именно благодаря ей первичный мазохизм возникает очень рано. Происходит своего рода разрядка, не приводящая при этом к разрушению. Фрустрация оттягивает агрессию на себя, но, если объект представляется слишком ценным или желанным, проявления агрессии меняют свое направление, чтобы не навредить «партнеру» . Мазохизм развивается как элемент агрессии в том случае, если в подходящий момент окружение не предоставляет даже минимальных возможностей удовлетворения, необходимого аутоэротизму (Freud; Braunschweig, Fain 1971).
Винникотт (Winnicott 1950) показывает, что следствием такой фрустрации является расщепление агрессивного влечения. Безвредная его часть направляется на объект фрустрации, тогда как другая нападает на «хорошие» объекты и вызывает чувство вины. Предыстория этого второго агрессивного элемента (случайного разрушителя, как называет его Винникотт) прослеживается в самом примитивном инстинкте, в моторике: «Аутентичная потребность маленького ребенка во фрустрации, без сомнения, объясняется реальными обстоятельствами, ведь, если бы существовало полное и беспрепятственное удовлетворение влечений, осталось бы неудовлетворенным то влечение, которое проистекает из собственной моторики» (Riviere 1936, цит. по: Winnicott 1950). Чем же является для Винникотта этот «случайный разрушитель» ? Он полагает, что «разрушение только тогда подпадает под ответственность Я, когда его интеграция и организация достаточно укрепились, чтобы стало возможным возникновение гнева и, как следствие, страха перед возмездием». Таким образом, можно сказать, что «первоначальное либидинозное влечение (Оно) является разрушительным, хотя разрушение и не является целью ребенка».
492
Каким же представляется изменение идентичности с точки зрения мазохизма? Если придерживаться взглядов Винникотта, то фантазии, которые навязываются маленькому ребенку «осаждающими» его объектами, могут повлечь за собой отказ от самого себя и собственной спонтанности. Винникотт излагает свою позицию, рассматривая «тему агрессивного поведения и агрессивного влечения, которые невозможно исследовать по отдельности», на различных этапах развития. В том аспекте, который нас сейчас интересует, а именно в аспекте индивиду-ации и формирования идентичности, подчеркнем, что при интеграции возникает «способность чувствовать себя виновным». Это соответствует «депрессивной позиции», описанной Мелани Кляин. На следующей стадии, стадии «тотальной личности» , с возникновением межчеловеческих отношений и ситуации треугольника эдипова комплекса «чувство личной виновности в сочетании с агрессивностью» открывает возможность включиться в наш социум. При этом мазохизм обладает чрезвычайно ранними корнями, поскольку «многие вещи начинаются с первого же сосания груди», на стадии «доинтеграции». Присущий каждому ребенку инстинктивный опыт охватывает определенный «процент моторики»; остаток же может быть использован иначе: «Здесь заключена причина весьма значительных индивидуальных различий в обращении с собственной агрессивностью. Здесь обнаруживается также источник определенного рода мазохизма». Винникотт описывает три схемы, согласно которым моторика может оказывать воздействие на процесс индивидуализации на ранних его этапах: «В одном случае благодаря моторике постоянно исследуется и заново открывается окружение»; новая индивидуальность развивается из своего собственного ядра. Во второй схеме окружающая среда давит на младенца; моторика воспринимается как средство, с помощью которого можно отреагировать на этот натиск. Наконец, в третьей схеме ситуация является экстремальной, состояние первичного нарциссизма не приводит к развитию подлинной индивидуальности: «Индивидуальность развивается скорее как разрастание скорлупы, нежели ядра, как продолжение вторгающегося внешнего мира.. Индивид существует тогда лишь благодаря тому, что остается необнаруженным». Мы имеем дело с «ложной Самостью» — в этом состоит одно из основных положений теории Винникотта (см. статью М. Хана в т. III). Если первая схема не действует, то не может произойти первичного «слияния» части потенциала моторики с либидинозным потенциалом; вторичное же, более позднее «слияние» в результате эротизации агрессивных элементов является источником садистских наклонностей, которые могут превратиться в мазохизм: индивид только тогда ощущает себя действенным, когда является жестоким и разрушительным. У здорового индивида садизм подразумевает «удавшееся слияние»; это «слияние» отсутствует, когда механизм развивается напрямую из реактивной агрессивности. Удивительным примером роли мазохизма в формировании идентичности через отказ субъекта от аутентичного ядра своей личности является случай, когда единственная для этого субъекта возможность существования в окружении, воспринимаемом им как «недостаточно хорошее», состоит в бегстве к ложной Самости. В этом навязанном извне образовании ложной Самости как единственного осознанного восприятия себя «влечения переживаются лишь как реакции» таким образом, что наряду с либидинозной жизнью, которая больше не воспринимается как реальная, возникает реактивная, чисто агрессивная жизнь, зависящая от постоянного присутствия противника. Этого противника приходится искать в принудительном порядке. Согласно Винникотту, в экстремальных случаях агрессивность уже «не имеет корней в личном влечении, которое проявляет свою мотивацию в спонтанности Я».
493
Винникотт разбирает особое значение ранней фрустрации и ту путаницу, «которая может произойти из применения термина "агрессивность", когда подразумевается "спонтанность". Если импульсивное движение наталкивается на сопротивление, оно распространяется вовне и становится агрессивным... Эта импульсивность и развивающаяся из нее агрессивность приводят к тому, что ребенок нуждается во внешнем объекте, который является не только объектом, приносящим удовлетворение».
Эта связь с объектом вместе с интегрированным представлением о собственном теле — основой идентичности (по Гринэйкр) — создают вместе с функциями мазохизма сексуальную идентичность. Один из основных элементов этой идентичности обеспечивается интеграцией бисексуальности; Фрейд (1905) всегда подчеркивал важность этого концепта, отмечая, что трудно представить себе эквиваленты для пары мужское—женское на различных смысловых уровнях — биологическом, психологическом или социологическом.
Дж. Макдугалл (McDougall 1964) подчеркивает, что гомосексуалист потерпел неудачу в интеграции своей бисексуальности. Она исследует отношение к объекту в случае женской гомосексуальности и выдвигает гипотезу о «некоторой недостаточной душевной интимности и коммуникации между матерью и ребенком...». Нар-циссический катексис тела (и в совокупности Я) остается слабым (см. также статью Ч. Сокаридеса). На ранних этапах индивидуализации ребенок, по-видимому, наталкивается на определенные трудности. Макдугалл утверждает, что «идентичность субъекта остается уязвимой», и предлагает рассматривать гомосексуальную связь как «попытку избежать симбиотической и опасной идентификации с матерью и сохранить интроецированный образ отца..». На уровне первичного мазохизма связь с матерью не может предоставить стабильной основы для интеграции агрессивных и либидинозных влечений ребенка. Для иллюстрации Макдугалл приводит соматические проявления у многих пациенток, у которых страх перестать владеть «не только тем, что относится к телесным отверстиям, но даже к самим границам тела, позволяет заподозрить, что за фантазиями об утрате таится боязнь утратить интроецированного отца, регрессировать в практически недифференцированное состояние, в котором лишь присутствие матери устанавливает различие между Самостью и внешним миром».