Подводя итоги, мы можем сказать, что человек создает в себе цензорскую инстанцию в форме представлений о ценностях и обязанностях, стремящуюся воспрепятствовать воздействию всех тех побуждений, которые подвергают человека угрозе оказаться нелюбимым. Тем самым Сверх-Я выступает в качестве защиты от всяких неприятных переживаний, особенно от тех, что связаны с самостоятельностью и ответственностью. Соответственно человек ориентируется на то, «что принято». Однако следствием этого, как мы видели, оказывается не только хорошо функционирующее традиционное сознание в коллективе или группе, но и ущерб для свободы и творчества, ограничение жизни и нередко, как результат, серьезные расстройства и болезнь.
НОВЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О РАЗВИТИИ СВЕРХ-Я
Незадолго до своей смерти Микаэл Балинт вместе с женой Энид Балинт высказал идею, которая еще более проясняет теорию Сверх-Я с точки зрения межчеловеческих отношений (Е. Balint 1973). Рассматривая перекрестную идентификацию, мы рке говорили, что родителям зачастую бывает сложно учитывать потребности ребенка и даже просто его понять. Но, разумеется, ребенок лишь тогда научится действительно принимать во внимание потребности родителей, когда родители сами проявят такое же уважение к нему. Если же они не уважают его потребности, которые во многом отличаются от родительских, а пытаются насильственно изменить ребенка и навязать ему потребности взрослых, то и он научится не уважению, а лишь тому, как силой добиваться своего, и что других нужно бояться.
Поскольку потребности у детей и взрослых разные, в качестве нормального состояния, как показал Балинт, возникает конфликтная ситуация борьбы за власть между родителями и детьми. Человеческое сосуществование сопряжено со многими конфликтными ситуациями (например эдиповым комплексом, конфликтом между групповой принадлежностью и индивидуальностью), и задача человека состоит не в том, чтобы избегать этих конфликтов, поскольку это приведет лишь к отрицанию и идеализации, а в том, чтобы с этими конфликтами справляться. На теории социальных конфликтов основывается также и верное понимание социальных процессов (Lewis A. Coser 1965). То, каким образом происходит подобная борьба за власть с родителями, в значительной мере определяет личностное развитие ребенка.
512
Мать может определить потребности ребенка, в точности предписать ему, что для него должно быть хорошо. В экстремальном случае, когда потребности ребенка не удовлетворяются вовсе, такое поведение становится, по существу, смертоносным. Но мать может быть также целиком и полностью ориентирована на потребности ребенка и делать все, чего он хочет. В крайнем случае мать может не выдержать нагрузок и заболеть от истощения. Ребенок же пользуется таким образом властью, но не научается ни справляться с фрустрацией, ни считаться с другими, ни улаживать социальные конфликты, он остается инфантильным и неприспособленным к
жизни.
Из рассуждений М. Балинта и Э. Балинт следует, что в интересах Я человека необходимо удовлетворять биологические потребности (голод, жажду, потребность во сне, в движении и сексуальность). Эти биологические функции являются инстинктивными. Ребенок съест не больше и не меньше, чем ему нужно, он уснет достаточно рано и достаточно надолго, однако не проспит дольше, чем ему нужно, он будет достаточно двигаться, но не больше, чем это необходимо, и будет искать новых впечатлений не больше, чем он способен вместить, но и достаточно, чтобы утолить жажду знаний, он не станет слишком рано стремиться к сексуальной активности, если — именно так — если только можно было бы изъять все эти функции из общественных отношений. Принцип свободного выбора в воспитании ребенка, о котором рассказано семьей Риттер (Ritter, Ritter 1972), является чрезвычайно благоприятным для развития личности. Однако, читая их книгу, у меня сложилось впечатление, что на мать этого семейства легли слишком большие нагрузки, из-за чего она очень часто болела.
Интересы Я охватывают также потребность в социальных контактах. Но, похоже, эта потребность уже не столь инстинктивно обусловлена, а развивается в процессе научения. Это во многом связано с обучением обхождению с агрессией (см. статью П. Цизе). В межчеловеческих контактах и во всех социальных отношениях, которые в них включены, прежде всего в процессе воспитания необходимо научиться учитывать потребности других людей и с ними считаться. Первичной потребностью ребенка является первичная любовь, то есть не принимающее в расчет потребности других людей стремление быть любимым и жить в нерушимом доверии. Следовательно, вопреки потребности в не считающейся ни с чем любви ребенок должен научиться любви, которая учитывает и потребности других людей. Это удается, когда родители подают пример. Результат этого Балинт называет fair share and mutual concern, по-русски «справедливым распределением и взаимной заботой». Многие педагоги и детские терапевты полагают, что против этого надо протестовать. Разве Анна Фрейд не говорит: «Ребенок поручает доброй матери заботиться о его теле и оберегать от несчастных случаев и болезни» (А. Freud 1968, 78). На это, однако, следует возразить, что здоровый ребенок не подвергается опасности и научается понимать, что травмы и боль относятся к обычным событиям жизни, которые скоро проходят, и что так же, как заживает любая рана, возвращается отсутствующая мать. Если мать испытывает страх, ребенок тоже становится боязливым, и только в этом случае может что-то произойти. Если мать с самого начала оставляет за ребенком право перестать есть, как только он почувствует себя сытым, ребенок становится или остается свободным выражать свое мнение на этот счет. Естественно, даже с хорошей матерью случается так, что она начинает чересчур влиять на ребенка, и тогда, естественно, ей приходится терпеть гораздо больше беспокойств. Уолк и Гибсон провели следующий эксперимент: они поместили стеклянный лист над ямой так, что его почти, невозможно было заметить. Ни один из исследованных ими младенцев не заполз на этот лист, хотя никто им не мешал. С другой стороны, из экспериментов со школьниками известно, что дети развиваются в соответствии с существующими о них предвзятыми мнениями.
513
Только когда одновременно учитываются в их своеобразии потребности матери и потребности ребенка, могут возникнуть партнерские отношения, обеспечивающие обоим свободу при известных ограничениях с обеих сторон. Винни-котт (Winnicott 1970) для обозначения подобной ситуации изобрел выражение «игровое пространство» или «игровое поле». Между матерью и ребенком необходимо создать игровое пространство, где нашлось бы место для потребностей обоих и где одному не нужно было вынужденно подстраиваться под другого или ему подчиняться.
Здесь для идеи Сверх-Я открывается новая перспектива. В 1964 году я высказал идею, которую можно было уже встретить у юнгианца Эриха Нойманна (см. статью X. Прокопа в т. IV), а именно, что веления совести пациента не объясняются исключительно запечатленными воспитанием нормами поведения и исполнением детских желаний. Более того, я обнаружил, что существуют и такие продиктованные совестью побуждения, которые могут противоречить подобным содержаниям Сверх-Я. Речь идет о побуждениях совести, которые устанавливают, соответствует ли тот или иной поступок Я человека и его сути. Действовал ли он сообразно своим способностям или пренебрег этим принципом и их подавил? Действовал ли он в соответствии со своими подлинными чувствами или же из трусости или ради соблюдения условностей отрекся от них? Эти функции совести я определил как изначальную, автономную, то есть бесконфликтную деятельность Я. Эта «совесть» как результат деятельности Я (то есть оценка различия между возможностями и самим действием) может теперь использоваться отделившейся от остального Я инстанцией Сверх-Я.
Чувство внутренней реальности, то есть собственных сил и возможностей, в той или иной степени всегда доступно сознанию. Райкрофт (Rycroft 1974) сумел показать, что психические процессы воспринимаются в коммуникации как реальность гораздо больше, чем внешняя реальность вещей, законов и предписаний. В той мере, в какой преобладают патологические душевные процессы, сознательная и адекватная реальности оценка себя утрачивается. На эти потенциально здоровые побуждения опирается в конечном счете любая вера в доброту человека.
Винникотт (Winnicott 1973) рассматривает это открытие себя как творческое достижение и обнаруживает его в любой игре, для чего опять-таки необходимо игровое пространство. Разрыв между внутренней реальностью и реальностью осуществленных мыслей или поступков всегда может восприниматься очень болезненно. Это то, что мы называем совестью. Однако требуется напряженная и утомительная борьба за самопознание, чтобы выявить точное содержание этого общего чувства вины или тревожного напряжения между мышлением и деянием. Но только тогда совесть оказывается в подлинном смысле слова «со-вестью» (В. D. Lewin 1928).
Но Я ребенка слишком слабо, чтобы удовлетворить свои потребности в обществе. Поэтому оно нуждается в защитных мерах для приспособления к внешней реальности при частичном вытеснении или отрицании реальности внутренней. Тем самым Сверх-Я выступает для Я в качестве реальности «как будто». Место совести для проверки сообразных Я способов поведения занимает тогда страх совести, исполненное чувствами вины и страха напряжение, которое соединяется с ощущением собственной «неправоты». Некоторые люди в таких случаях полностью полагаются на свое Сверх-Я, отказываясь от собственных автономных побуждений совести, и потом удивляются, почему даже «правильные» поступки не идут им на пользу.