В докладе на психоаналитическом конгрессе в Веймаре в 1911 году Абрахам говорил о связи депрессии с неудовлетворенными сексуальными желаниями. Подобно тому как страх, согласно ранней психоаналитической концепции, возникает вследствие вытеснения сексуальных желаний (сегодня принята другая теория страха), так и депрессия возникает вследствие отказа от желанного, но недостижимого
686
объекта, который не в состоянии дать ожидаемого сексуального удовлетворения. Неспособный любить и нелюбимый человек разочаровывается в жизни, отрицает ее, пока не приобретет более позитивный опыт. Подтверждение этой гипотезе Абрахам нашел в обстоятельно проведенном аналитическом лечении шести пациентов с маниакально-депрессивным заболеванием (этому предшествовали исследования Мёдера[Maeder 1910], Брилла[Brill 1911]и Джонса[Jones 1910]; см.: Abraham 1912) и, кроме того, признал центральным моментом происходящего борьбу противоречивых импульсов любви и ненависти — точно так же, как в случае расстройств при неврозе навязчивых состояний. Про последний известно, что враждебная установка по отношению к внешнему миру здесь столь сильна, что делает действие невозможным. Ненависть, вытесненная вовнутрь, парализует, порождает неуверенность и лишает человека способности принимать решения. Сомнения и раздумья превращают его жизнь в мученье. Конфликты принятия решений часто — а в случаях, с которыми имел дело Абрахам, всегда — являются также и поводом для депрессии. Парализующая любовь установка ненависти делает невозможным — чего бы это ни касалось — принятие решений и повергает больного в состояние глубокой неуверенности, в конечном счете к неуверенности в самом себе, точнее говоря, в собственной половой роли. Если после вытеснения ненависти больной неврозом навязчивых состояний отвечает на собственную неспособность к деятельности навязчивыми действиями, такими, как навязчивый счет, навязчивое умывание и прочие ритуалы, которые служат заместителями, то при депрессии человек выносит свою проблему во внешний мир по типу проекции. Он говорит: «Не я неспособен любить, не я ненавижу, это другие меня не любят и ненавидят из-за моих врожденных недостатков. Поэтому я так несчастен» . Ненависть и отвержение других людей являются тогда причиной депрессии. С помощью такой проекции удается сделать депрессию несколько более сносной1. Человеку легче объяснить свою депрессию тем, что другие его не любят и ненавидят, чем понять, что это он сам не может любить и находится под гнетом ненависти. Осознание своей неспособности любить, когда бы оно ни наступило, приносит ужасное страдание. Из него проистекает тяжелое чувство неполноценности, которое постоянно дает повод к самообвинениям, но вместе с тем имеет и другие
последствия.
Ненависть, или, как мы бы сегодня сказали, деструктивную сторону агрессии, утолить не так просто. В снах депрессивных больных часто обнаруживаются мотивы насилия. Но и в бодрствовании эти люди демонстрируют склонность причинять мучения окружающим, а криминальные действия, хотя этому часто не придают значения, нередко совершаются депрессивными людьми (Mende 1967). Часто обсуждаемые в судопроизводстве аффективные действия нередко связаны с подавляемой долгое время агрессией, пытающейся найти выход в импульсах убийства, в чем, по мнению привлекаемых медицинских экспертов, можно винить болезненную депрессивную динамику переживаний. Точно так же можно объяснить и некоторые несчастные случаи, когда вытесненная агрессия, прорываясь, обращается против самого человека; тем самым несчастный случай бессознательно имеет значение самоувечения или самонаказания. Поскольку в несчастных случаях, особенно в дорожных происшествиях, оказываются замешанными и другие люди, то прямая агрессия проявляется, разумеется, и по отношению к окружающим. Эти данные позволяют назвать депрессию болезнью агрессивности (Pohlmeier 1971). Данная концепция примыкает к изложенной здесь ранней психоаналитической теории депрессии, представлявшей собой теорию влечений. Приступы аффекта агрессии, о которых здесь говорилось, являются важным эмпирическим подтверждением этой теории, которая, однако, нуждается в дополнении.
687
Вытесненная ненависть проявляется и по-другому, а именно в доходящих до бреда идеях виновности. То, что импульсы убийства вызывают чувство вины, является понятным. И наоборот, кажется необычным наблюдение, когда человек наслаждается идеей того, что он — величайший преступник и несет на себе все грехи мира. Вместе с удовольствием, которое подобным образом можно получить от страдания (мазохизм), становятся более терпимыми депрессия и пассивность, на которые обрекает неспособность к активному удовлетворению влечений (см. статью Ж.-М. Алби и Ф. Паше). Обеспечению этой возможности жить с ненавистью и агрессией служит также часто наблюдаемая перед вспышкой депрессивного состояния активность в повседневной жизни, в частности в ведении домашнего хозяйства у женщин и в профессиональной деятельности у мужчин. Тем самым компенсируется агрессия, но также и желание нежных отношений с объектом, которые становятся невозможными из-за одновременно существующей ненависти. Поэтому ситуации принятия решения в сфере интимных партнерских отношений зачастую становятся началом затяжных состояний депрессии, когда исчезают какие-либо возможности компенсации. Необходимость срочного принятия решения об установлении исполненных любви отношений с партнером служит причиной открытого проявления конфликта. В наступающей затем депрессии оказываются разрушенными все возможности защиты от аффектов печали и страдания. Осознание неспособности осуществить влечения-желания — нежные невозможны, деструктивные непозволительны — парализует все прочие возможности деятельности. Пассивность и заторможенность символически выражают тенденцию к отрицанию жизни и желание смерти. Из этого становится также понятным, почему депрессивные больные так часто считают себя должниками или обнищавшими. Этим они также символически выражают свое внутреннее восприятие утраты способности любить. Особенно болезненным это восприятие является в переломный период жизни, когда шансы полюбить и быть любимым становятся все более призрачными.
Основное внимание в психоаналитической теории депрессии начала века уделялось разработке проблемы конфликта влечения, который проявляется в депрессии. Нежные (либидинозные) и разрушительные (агрессивные) импульсы сталкиваются друг с другом, парализуют активность человека и мучают его чувством вины. Эмоциональные побуждения относятся вначале к внешнему, а затем к инт-роецированному объекту, в результате чего две инстанции, наделенные позитивными и негативными чувствами, оказываются в отношении противостояния, понимание которого стало возможным только благодаря изучению депрессии (Abraham 1912). Раздвоение или расщепление на Я и Сверх-Я типично для депрессии, точно так же, как для невроза — расщепление на Я и Оно, а для шизофрении — на Я и реальность (Jacobson 1967). Именно из-за этого расщепления меланхолия и называется болезнью, поскольку в здоровом состоянии личности Я и Сверх-Я образуют нерушимое единство и друг с другом интегрированы. Интеграция всех сфер личности, как бы их ни описывали и ни называли, является в психоаналитическом учении о болезнях критерием здоровья. В том случае, если основной акцент делается на конфликте влечения и внутренних инстанциях, дается объяснение, что депрессия является следствием нарушения в развитии влечений, а именно там, где любовь и ненависть противостоят друг другу, а объектные отношения пока еще нестабильны.
Психоаналитическая теория депрессии встраивается в более общую психоаналитическую теорию человека, которого пытается осмыслить как историческое существо. История представляет собой развитие объектных отношений, то есть развитие отдельного человека в его отношениях с другими. Тем самым смысл
688
жизни или цель человека состоит в том, чтобы, сохраняя свою индивидуальность, уметь жить вместе с другими. На пути к этому может произойти многое, что служит этой цели, но и такое, что делает достижение этой цели невозможным. Ь депрессии можно обнаружить места повреждения, в которых развитие способности к любви, понимаемой в психоанализе в соответствии с западноевропейскими традициями как полностью раскрывшаяся человечность, отклонилось от направления к этой цели. Такое лежащее в основе депрессии нарушение восходит к младенческому возрасту, то есть примерно к первому году жизни, и вызывается разочарованиями, доставляемые первым ближайшим окружением. В период когда растущий ребенок тесно связан со своим окружением, когда у него нет противостоящих ему объектов, поскольку сам он еще не стал субъектом, и вследствие этого с большим трудом осознает автономность других людей и не может увязать друг с другом собственные добрые и злые чувства, разочарование превращается в катастрофу.