Вместе со Стефаном Цвейгом (1881—1942) Ромен Роллан посетил Вену 14 мая
1924 года. С тех пор обмен мыслями между этими двумя великими людьми уже не прерывался.
Ответ на поздравления Роллана к семидесятилетнему юбилею Фрейда последовал с ближайшей почтой, что служит трогательным доказательством того, как согревало Фрейда дружеское расположение этого выдающегося человека, который в свою очередь не уставал в своих книгах указывать на величие Фрейда (там же, 385):
Вена IX, Берггассе, 19, 13 мая 1926 г.
Досточтимый друг,
Ваши строки принадлежат к наиболее ценным подаркам, которые принесли мне последние дни. Благодарю Вас и за это послание, и за его содержание!
В отличие от Вас, я не смею рассчитывать на любовь многих людей. Я не радовал их, не утешал, не возвеличивал. У меня и замысла такого не было, я хотел лишь исследовать, разгадывать загадки, открывать частицы истины. Многих это оскорбляло, некоторым нравилось, но и то и другое не является ни моей виной, ни заслугой. Мне кажется достойным изумления совпадением, что наряду с моим учением и сама моя персона смогла привлечь к себе некоторое внимание. И в особенности я чувствую, как торжествует мое честолюбие, когда люди, которых я издали любил, как, например, Вас, обращаются ко мне со словами дружбы. Я радуюсь этому, не задумываясь, заслужил ли я
122
это, наслаждаюсь, как подарком. Вы принадлежите к числу тех людей, которые умеют одаривать.
С сердечными пожеланиями благополучия
неизменно преданный Вам Фрейд.
Взаимные поздравления не превращались во взаимную лесть. В нижеследующем письме от 19 января 1930 года, например, речь, по существу, идет об объяснении психоаналитических понятий и их содержания. Фрейд пишет (там же, 410-411):
...Относительно критики психоанализа Вы должны позволить мне несколько замечаний: различие между «экстравертированным» и «интровертирован-ным» идет от К. Г. Юнга, который и сам отчасти мистик и уже много лет как не принадлежит к нашему Обществу. Мы не придаем им особого значения и прекрасно понимаем, что люди могут одновременно являться и тем, и другим и, как правило, так оно и есть. Долее: наши выражения типа «регрессия», «нарциссизм», «принцип удовольствия» являются чисто описательными и не несут моральной оценки. В душевных процессах направления могут постоянно меняться, так, к примеру, воспоминание само по себе процесс регрессивный, что нисколько не умаляет ни ею значимости, ни достоинства. В конце концов, у анализа есть своя шкала ценностей, ее цель — более высокая гармония Я, которое должно выполнить задачу успешного посредничества между натисками инстинктивной жизни (Оно) и внешнего мира, то есть между внешней и внутренней реальностью.
По-видимому, мы сильно расходимся в оценке интуиции. Ваши мистики доверяются ей в надежде узнать таким образом разгадку мировой тайны, мы же полагаем, что интуиция не покажет ничего, кроме примитивных, близких к инстинкту, побуждений и представлений, чрезвычайно ценных, при надлежащем понимании, для эмбриологии души, однако непригодных для ориентации в чуждом нам внешнем мире.
Если нам предстоит еще в жизни личная встреча, было бы прекрасно поспорить об этом. Издали нежный привет лучше полемики. И еще одно: я не являюсь непреклонным скептиком, я убежден только в одном: есть такие вещи, которых нам пока познать не дано.
С самыми теплыми пожеланиями благополучия
неизменно преданный Вам Фрейд.
Согласно Джонсу, из всех писем, полученных Фрейдом по случаю его семидесятипятилетия, больше всего он был рад письму Роллана, а перед восьмидесятым юбилеем Роллан вместе с Мари Бонапарт и Томасом Манном ходатайствовал перед комитетом по Нобелевским премиям о выдвижении Фрейда на соискание Нобелевской премии. Когда эта затея не удалась, вместо этого появился знаменитый поздравительный адрес, принадлежавший перу Томаса Манна и Стефана Цвейга, который наряду с соинициатором послания Роменом Ролланом подписали Жюль Ромен, Герберт Уэллс, Вирджиния Вулф и еще сто девяносто один писатель и деятель искусства90.
«Испытывая настойчивое побуждение внести письменный вклад в празднование Вашего семидесятилетия, — обращался Фрейд в январе 1936 года к Рол-лану, — я долго старался изыскать что-либо, что могло бы хоть в каком-то
123
ппношении быть достойным Вас» (G. W. XVI, 250—251), и в качестве «дара обнищавшего, «знававшего лучшие дни"» он предложил «Нарушение памяти на акрополе», содержавшее часть самоанализа Фрейда91.
Подобно тому как Ромен Роллан постоянно интегрировал в свое творчество мир идей Фрейда, так и у Фрейда обнаруживаются места, в которых прослеживается связь с Ролланом, например когда он рассуждает о мистическом ощущении «внутреннего бытия», в котором индивид соединяется со Вселенной. Фрейд называет это «океаническим чувством» и относит его происхождение к той фазе раннего детства, когда еще не возникло различия между внутренним и внешним, — эта тема прослеживается также в «Недомогании культуры» (1930), работе, которую Фрейд послал Роллану в обмен на присланное ему эссе «Богочеловек Рама-кришна и универсальное Евангелие Вивекананды».
Переписка Фрейда со Стефаном Цвейгом
Стефан Цвейг (1881—1942), известный австрийский неоромантик, автор импрессионистских новелл и биограф выдающихся людей, происходил из жившей в Вене богатой еврейской семьи, был доктором философии, близким по своим представлениям о человеческой душе идеям Фрейда. Открытый миру и общительный по характеру, он не только установил дружеские связи со многими знаменитыми современниками, но и трудился в качестве чуткого и пацифистски настроенного посредника между нациями.
Эти качества наряду с его широким гуманитарным образованием сделали Цвейга желанным гостем в доме Фрейда. Стефан Цвейг часто сводил Фрейда с известными людьми, иногда даже, как в случае с Роменом Ролланом, он брал на себя миссию посредника.
Другой известный гость из числа тех, кого Цвейг привел в дом Фрейда, был Сальвадор Дали, создавший на кусочке промокательной бумаги мастерский набросок Фрейда в его последний год жизни в Лондоне.
Переписка Фрейда со Стефаном Цвейгом не опубликована, если не считать нескольких разрозненных писем и отрывков из них9Z. Макс Шур просмотрел эту корреспонденцию для «Sigmund Freud Copyright Ltd.» и частично ее рассортировал.
Стефан Цвейг сыграл выдающуюся роль в жизни Фрейда, став одним из его биографов. Тот факт, что Фрейд принципиально был против собственных биографий, хорошо известен (см. также статью «Фрейд в зеркале биографов»). Он не верил, что кто-то другой сможет добиться объективности, необходимой для того, чтобы запечатлеть на бумаге правду, а не правдоподобие 93. Биографическое исследование «Фрейд» (1931), вышедшее в сборнике «Исцеление духом», сам Фрейд комментировал следующим образом (Е. Freud 1960, 420—421):
Вена IX, Берггассе, 19, 7 февраля 1931 г.
Глубокоуважаемый господин доктор,
Я получил Вашу последнюю работу' и прочитал ее, на этот раз, разумеется, с бульшим личным участием, чем Ваши более ранние увлекательные произведения. Если мне будет позволено изложить Вам мои впечатления с критической интонацией, я бы хотел сказать: всего гармоничнее, точнее и приятнее мне показался Месмер ". Я, как и Вы, полагаю, что суть его открытия, то есть суггестия, на сегодня еще не установлена и здесь остается простор для чего-то нового.
124
В Мэри Бейкер-Эдди'" мне мешает то, что Вы столь подробно описали ее неистовость. Тем из нас, кто не желает растворяться в патологическом воззрении, это никак не может импонировать. Мы знаем, что буйнопомешан-ные во время приступа обретают силы, которыми они не располагают в нормальный период. В Вашем повествовании не нашло отражение безумие и извращенность событий вокруг Мэри Бейкер-Эдди, а также несказанная унылость американского фона.
Что человеку не нравится собственный портрет или же он не узнает в нем. себя — обычный, давно признанный факт. Поэтому я спешу выразить свое удовлетворение тем, что в моем случае Вы верно угадали все самое главное. А именно что, если рассматривать мои успехи, они были скорее результатом характера, нежели интеллекта. Это основная суть Вашего очерка, и так же думаю и я сам. Однако я должен заметить, что Вы избыточно, почти исключительно, подчеркиваете во мне элемент мелкобуржуазной правильности. На самом деле Ваш персонаж несколько сложнее; с Вашим описанием не сходится то, что у меня бывали мигрени и приступы усталости, как у любого другого, что я был страстным курильщиком (хотел бы я им оставаться и по сей день), что сигара играла огромную роль в моем самообладании и упорстве в работе, что при всей моей прославленной нетребовательности я приносил большие жертвы ради коллекционирования греческих, римских и египетских древностей и даже больше читал сочинений по археологии, нежели по психологии, что до войны (и даже один раз после) я ежегодно стремился на несколько дней или недель в Рим и тому подобное. Я знаю искусство миниатюры: формат принуждает художника к упрощениям и пропускам, однако таким образом легко может возникнуть ложная картина.
Вероятно, я не ошибусь, высказав предположение, что, пока Вы не взялись за книгу, содержание психоаналитического учения оставалось Вам неизвестным. Тем большего признания заслуживает то, что Вы успели с тех пор так много усвоить. В двух случаях я вправе Вас покритиковать. Вы почти не уделили внимания технике свободных ассоциаций, которую многие воспринимают как наиболее значительное новшество психоанализа и которая является методическим ключом к результатам анализа, а Вы изображаете дело так, будто я истолковывал свои сны начиная с детства и поныне, что не соответствует исторической истине и лишь с дидактическими целями было представлено в данной последовательности.