Психоаналитическая идеолого-критическая работа воспоминания, как подчеркивает Ференци, не является только когнитивной, но представляет собой повторное переживание минувших, непреодоленных конфликтов в полуреальности психоаналитической ситуации вместе с психоаналитиком — «зеркалом» и «силомером» (О III, 388 и 437) — в качестве Протея-объекта, Протея-партнера. Путь к воспоминанию лежит через сдерживание того, что Фрейд назвал отыгрыванием (Agieren) 37; познание вытесненного (единственное, что может разрушить навязчивое повторение) предполагает его воспроизведение, его сценическое объективирование. Поэтому Ференци говорит о примате переживания в процессе лечения38, подчеркивает реальность психоаналитического отношения, значение переноса и
181
(контроля) над контрпереносом: «Что не затрагивает нас непосредственно в настоящем, в психологическом отношении останется недейственным» (там же, 235). «Как "анагоги", так и некоторые "генетики" пренебрегают настоящим пациента, акцентируясь на его будущем или прошлом; однако чуть ли не все прошлое и все бессознательные устремления, если они не осознаются или не вспоминаются непосредственно... выражаются в актуальных реакциях по отношению к врачу и соответственно к анализу, другими словами, в переносе на аналитическую ситуацию». Собственно бессознательное, «раскрытие которого является главной задачей психоанализа, может и не "припомниться" (если оно никогда не было "пережито"), но его можно репродуцировать по определенным признакам. Просто сообщение, нечто вроде "реконструкции", само по себе непригодно для того, чтобы вызвать аффективные реакции; оно отскакивает от пациента, оставаясь бездейственным. Только если пациенты переживают нечто аналогичное актуально, в аналитической ситуации, то есть в настоящей, они могут убедиться в реальности бессознательного, причем чаще всего лишь после повторного переживания» (там же, 234). Также и терапевтический метод является утраквистским: «чередованием эмоциональных и интеллектуальных периодов» (там же, 283).
Психоанализ следует проводить в ситуации отказа. Для врача, которому нельзя априорно отклонять фантастические ролевые притязания своих пациентов, но положено вдаваться во все детали этих требований (там же, 241), это означает, что он остается пассивным в качестве «радушного наблюдателя и советчика» (О И, 108), пребывающего в позиции «зрителя, следящего за естественным процессом» (там же, 45). «Желания пациента получить свидетельства позитивного контрпереноса должны оставаться неисполненными; ведь задача анализа состоит не в том, чтобы в ходе лечения осчастливить пациента нежным и дрркеским обхождением (с подобными притязаниями он должен обратиться к реальной жизни после анализа), а в том, чтобы повторить реакции пациента на отказ при более благоприятных условиях, чем это было возможно в детстве, и скорректировать исторически реконструируемые нарушения развития» (там же, 108). Врач служит пациенту, пока тот сам над собой не властен, вспомогательным Я, «духовным вождем» (там же, 28). Такие отношения неизбежно оживляют прежние зависимости (родительский гипноз). Особо подчеркивая утопический момент анализа, Ференци более энергично и определеннее, чем другие психоаналитики, говорит о необходимости освободить пациента от этой, вновь приобретенной зависимости, отпустить его «полностью совершеннолетним» 39. Ференци, поборник «активного анализа», несомненно, является также антиавторитаристом среди «техников»: и к учебному анализу, и к анализу больного относится то, что он «должен быть очищен от всякого рода Сверх-Я, в том числе и от Сверх-Я аналитика» (О III, 394). «Также и так называемое сопротивление, то есть неудовольствие из-за ознакомления с неприятными истинами, может быть устранено в самоанализе только наполовину; для этого нужно сильное, хотя и тактичное руководство кого-то третьего. После достаточной проработки ассоциаций, после адекватного использования влияния, которым мы обязаны переносу, после раскрытия и устранения тенденций сопротивления важно освободить будущего аналитика от этой личной зависимости и сделать его самостоятельным; этот процесс в других психотерапевтических мероприятиях... вообще не используется» (там же, 427). «Пациент... должен как бы забыть, что именно мы направили его по правильному следу, и найти истину сам» (Соч. I, 143). С помощью заново пережитых вытесненных воспоминаний и фантазий он должен «самостоятельно и без чьего-либо влияния... критически пересмотреть собственную душевную жизнь» (там же, 145). Если это отвязывание, «отвыкание» не произойдет, возникнет постоянное желание анализироваться, «своего рода невроз... который требует лечения» (О III, 288).
182
Согласно Ференци, психоаналитическая «техника» никогда не является окончательной (О IV, 239), точно так же как психоаналитическая теория непригодна для того, чтобы осилить новый эмпирический материал, отнеся его к той или иной категории; «напротив, должна происходить постоянная корректировка теории с учетом знаний, полученных на практике» (О III, 243).
В сущности, психоанализ работает «двумя противоположными способами... он создает повышенное напряжение через отказ и релаксацию через предоставление свободы» (там же, 477). Проблему «иссякающего» анализа Ференци сводил к двум сериям корректирующих друг друга «технических» экспериментов, первый из которых, а именно предпринятый вместе с Отто Ранком опыт с «активным» анализом, где односторонне подчеркивался момент «диктатуры воспитания», «техники», нашел одобрение среди его коллег, тогда как второй — ориентированный на необходимость «изнеживающего», возмещающего «поствоспитания» и делавший основной акцент на моменте спонтанности пациента (и, соответственно, на «покорности» врача) — вызвал недоверие как у Фрейда, так и у большинства психоаналитиков. Первый опыт на пути обучения практическим приемам работы психоаналитика, которым в дальнейшем последовал в своей работе «Анализ характера» Вильгельм Райх (Reich 1933), привел к появлению психо-« техники» в подлинном смысле слова. Начиная с 1918 года Ференци настаивал на «активном вмешательстве в психический механизм пациента» (О III, 127), на попытках, приказывая (например, требуя вести себя наперекор фоби-ческому ритуалу избегания) и запрещая (суррогаты невротического сексуального удовлетворения), повысить у пациента давление влечений и тем самым ускорить ход анализа («Анализ "снизу"», там же, 282), добиться осознания вытесненного. Он использует сравнение с пассивно выжидающим «акушером», «который в критические моменты» должен быть «с щипцами в руках», «чтобы довершить роды, которые спонтанно уже не продолжаются» (О II, 45). Активная техника напоминает «лечение стимуляцией», которое подстегивает защитные силы и способствуют исцелению (там же, 84—85).
В середине 20-х годов Ференци сам подверг критике «активную технику», главным образом из-за ее авторитарного характера: «Отношения между врачом и пациентом довольно сильно походили на отношения между учеником и учителем» (О III, 474). Следствием развиваемой им теории социализации, стало, пожалуй, изменение направления «технических» экспериментов: «Ребенка нужно привести к тому — даруя ему огромную любовь, нежность и заботу, — чтобы он простил родителей за то, что они произвели его на свет без его намерения, иначе немедленно заявит о себе потребность в разрушении» (там же, 450). Поскольку анализ стремится придать потерпевшему от родительского гипноза и интропрессии норм больше свободы и мужества, требуется не корректирующее, а всему потакающее поствоспитание: «Метод, который я применяю в отношении тех, кто проходит у меня анализ, по праву можно назвать изнеживанием. Жертвуя собственным комфортом, насколько это возможно, терапевт уступает желаниям и побуждениям пациента... Он ведет себя подобно нежной матери, которая не ложится спать до тех пор, пока не обговорит с ребенком все нерешенные маленькие и большие проблемы, страхи, дурные намерения, угрызения совести и пока все не уладит, то есть не даст успокоения» (там же, 503—504).
Ференци, о потребности в любви и стремлении помочь которого говорится во всех биографических очерках, очевидно, пытался пересмотреть сообразные с реальностью рамки анализа в пользу его утопического ядра, фактически вырвать микросоциальность лечения «из действительности», устранить совершенное Фрейдом низведение психотерапевтической харизмы на уровень обыденности, возможность учить
183
и обучаться аналитической «технике» (ср.: там же, 533): «Аналитическая ситуация: сдержанная холодность, профессиональное лицемерие и скрываемая за всем этим антипатия к пациенту, который чувствует ее всеми своими членами, не очень-то отличается от той ситуации, которая в свое время — я имею в виду в детстве — действовала болезнетворно» (там же, 515). То, что Ференци называет «лицемерием профессиональной деятельности» (там же, 514), является якорем, соединяющим утопию лечения с социальной реальностью, господствующей формой общения. Однако именно эти сообразные с реальностью рамки отличают психоанализ от утопически-иллюзорных, парарелигиозных форм психотехнически произведенной аутопластики и открывают путь к тому, что Ференци и другие описывали как «профилактику неврозов» и что является не чем иным, как сообразной с реальностью попыткой изменить общественные отношения в смысле неудовлетворенных желаний: «Нельзя исполнять собственные потребности не по закону, их надо оставить неисполненными, потому что только благодаря дальнейшему существованию столь многих неисполненных требований может появиться сила, способная изменить общественное устройство» (Freud VI, 121). Ференци заострил противоречия психоаналитической ситуации. Психоанализ обязан ему ясностью относительно своих технических и утопических компонентов; психоаналитики могли бы благодаря ему также понять, что приверженность психоанализа реальности и возможная его политическая релевантность связаны с этим противоречием 40.