ОНТОГЕНЕЗ — СОЦИАЛИЗАЦИЯ
Психоаналитическая теория онтогенеза как рекапитуляции в сокращенном виде истории становления человечества и культуры, являющей собой череду кризисов, адаптационных сдвигов и ступеней развития, выведена «не из статистической обработки многочисленных случаев, а из углубленного изучения отдельных» (О II, 58). Динамика процесса развития индивидов, который можно представить как «историю развития задатков влечений» — от аутоэротизма через нарциссизм к генитальности (любви к объекту) или (в когнитивном аспекте) от магически-нарциссического «всемогущества мысли» через проекцию и интроекцию к признанию неудовольствия, то есть к реалистическому познанию — а также (с позиции теории Я и влечений) как историю развития «слоев личности, противостоящих влечениям» (О III, 409), развертывается во взаимопроникновении «задатков» и побуждений — требований социального окружения (семьи, репрезентирующей социум в классово-специфической и субкультурной модификации). Этот процесс может быть замедлен, ускорен или же вовсе заблокирован (например, из-за дефицита в эмоциональном отношении к ребенку и речевой стимуляции) различным социальным опытом. Последствия травм или кризисов провоцируют продуктивное приспособление, удачная реализация которого свидетельствовала бы об «идеальной» истории развития, обычно в той или иной мере не совпадающей с реальной историей. Тем не менее такая идеально-типическая схема может служить эталоном при толковании истории жизни, фабулой повествования, в которой префор-мированы возможные надломы в развитии (места фиксации) и проистекающие из них (невротические или психотические) нарушения.
Онтогенез человека происходит в виде социализации: «Все развитие от самого примитивного нарциссизма вплоть до требуемого обществом (по крайней мере теоретически) совершенства происходит не спонтанно, а под постоянным управлением воспитания» (О III, 200). Это означает, что развитие осуществляется через идентификацию с воспитателями. Тело является средой и посредником в познании
184
себя и мира; удовольствие и неудовольствие, первично структурирующие чувственное переживание, являются, как и ступени психосексуального развития, «приключениями» тела. «Детская психика (и остающаяся от нее бессознательная тенденция у взрослого) заботится вначале исключительно о собственном теле, потом главным образом об удовлетворении его влечений, о получении удовольствия, которое доставляют ему сосание, прием пищи, прикосновение к эрогенным частям тела и функция выделения; что удивительного в том, если внимание в первую очередь приковано к таким вещам и процессам внешнего мира, которые из-за своего пусть даже отдаленного сходства напоминают о столь любимых переживаниях? Возникает то самое сокровенное, остающееся на всю жизнь отношение между человеческим телом и миром объектов, которое мы называем символическим. С одной стороны, ребенок на этой стадии не видит в мире отображение своей телесности, с другой — он научается представлять все многообразие внешнего мира посредством своего тела». Подражание и проекция представляют собой первичные модальности познания, в результате их сообразного с реальностью ограничения возникает «чувство действительности». «Одно из телесных "средств", которые ребенок использует для изъявления своих желаний и желаемых им предметов, — а именно речь — приобретает затем особое значение, превосходящее все другие средства отображения. Исходно речь представляет собой подражание...» (О I, 74—75).
Сначала все тело служит эрогенной зоной. Поскольку мы происходим из «рая», из моря и интраматернального субститута моря, мы являемся, по сути, детьми удовольствия 41. «У ребенка всякий орган и всякая функция органа в значительной мере служат тенденциям в получении удовольствия... причем долгое время это не ведет ни к какой заметной «организации», аутоэротизмы являются пока еще анархическими» (О III, 455). Тот или иной органический праобраз вытеснения приводит к тому, «что телесные органы все больше и больше начинают служить самосохранению». «Вытесненные... либидинозные тенденции смешиваются... и концентрируются в конце концов на особом резервуаре удовольствия, на гениталиях, чтобы периодически там разгружаться» (О III, 455). В ходе постоянной дели-бидизации тела его органы переключаются с «физиологии удовольствия» на «физиологию пользы» (служа самосохранению и общественному труду), сами же гениталии, оставаясь «центральным эротическим органом» (там же, 89 и 341), служат одновременно сохранению рода. («Истерические феномены материализации» свидетельствуют об обратимости этого процесса [там же, 146].)
Основополагающим для понимания неврозов (а также развития культуры) является представление о «пагубном дисхронизме в развитии Я и либидо» (там же, 182): «Несчастное Я ребенка пугается неожиданного количества либидо и либиди-нозных возможностей, с которыми оно пока еще или уже не знает, что делать» (О II, 225). Привычки (переходные формы между волевым побуждением и влечением), которые депонируются в бессознательном в качестве результата дрессуры или идентификации (О III, 279—280), «нормы образа жизни», за соблюдением которых бдит (само еще бессознательное) Сверх-Я, представляют собой защитные приспособления, с помощью которых находящееся в процессе становления Я пытается избежать травматизации. Воздвигая против ставших негодными парциальных влечений «реактивные образования» (которые питаются их энергией), Я создает «защитный панцирь» (там же, 436) из привычек характера, систему защиты от влечений.
Центр формирования Я смещается сообразно с фазами развития. Ференци вначале говорит о гениталиях как о ядре кристаллизации Я (там же, 89), затем о мозге как о ядре, полярно противоположном гениталиям, дезэротизированном центре Я (там же, 205) и, наконец, о возникшем вследствие идентификаций Я-идеале как о «ядре Я», «ведущем себя как субъект, который делает остаточное
185
нарциссическое Я объектом своей критики и создает институции совести, цензуры, испытания реальности и самонаблюдения» (там же, 201). Этому социализированному Я-субъекту, инстанции самосознания и идентичности затем также приписывается интеграция иерархии психических инстанций, «тенденция к унификации в душевной жизни» (проявляющаяся также в ассоциации мыслей) (там же, 211— 212). На пути от принципа удовольствия к его модификации, принципу реальности, решающим является аффективно-когнитивный шаг к признанию реальности неудовольствия в модусе «отрицания» (Freud 1925) или «признания неудовольствия» (Ferenczi, О III, 84—100). «На стадии отрицания это приводит к образованию бессознательно вытесненных слоев (Без); сознательное признание внешнего мира требует уже такого гиперкатексиса, на который мы способны только благодаря учреждению новой психической системы, системы предсознательного (Псз), которая включается между Без и Сз» (О I, 94).
«Подавление эдиповой революции» (О III, 435) осуществляется через угрозу кастрации, представляющую собой наиболее серьезную травму онтогенеза (там же, 316—317) 42. Родители как представители социальной реальности этой угрозой центру удовольствия и жизни добиваются отказа от непосредственного удовлетворения анималистических желаний, отказа от самых первых объектов любви и ненависти. Это «крушение эдипова комплекса» (Freud 1924) компенсируется перемещением образа родителей на Олимп детской совести. В результате подражания ребенок приобретает внутреннюю контролирующую инстанцию, которая через страх совести пытается упредить реальный страх. Бурный процесс вытеснения, который обессиливает эдипово влечение и вызывает амнезию детства, лишает одновременно сознание опыта, лежащего в основе культуры, что самосохранение было возможно только при условии отказа от влечений. Я-идеал обязан своим появлением разочарованию в любви; ради него и подчиняются индивиды социальному запрету. Вынужденная капитуляция перед «культурой» вызывает, однако, «основное нарушение», страх кастрации в качестве самого общего условия неврозов (О III, 341).
БИОАНАЛИЗ
Ференци всегда решительно выступал против «философии». «Оба мы были слушателями Маха, который учил, что естествоиспытатель должен иметь силы идти своим жизненным путем без мировоззрения», — сообщает Пауль Федерн (Federn 1933, 321). Отрицательное отношение к философии у Ференци, как и у других психоаналитиков, объяснялось прежде всего защитой от опрометчивой установки на процесс взаимной коррекции спекулятивных рассуждений и эмпирики. Ференци выступает против абсолютизации частных истин и систематической герметизации мышления от того, что оно хочет понять и что противится его вмешательству, не дорастая до задуманного, — спорит ли он с Патнемом, американским неврологом, интересовавшимся психоанализом и философией, или с К. Г. Юнгом, обратившим психоаналитическое разъяснение в свою противоположность, или с О. Ранком, вообразившим в «Травме рождения» (1924), что нашел причину всех неврозов 43. «Воля к системе есть недостаток честности», — говорится у Ницше (1960, т. II, 946).