210
шевную жизнь, он никогда, даже как наблюдатель, не касался их деятельности, все они были для него чужими...» (там же, 209).
Людвиг также использовал в качестве источника информации только опубликованные работы Фрейда. Поэтому некоторые приводимые им подробности являются плодом его фантазии: семья Фрейда обеднела не в Вене, а его отец Якоб поселился в столице Дунайской монархии как раз потому, что лишился средств к существованию во Фрайберге.
Несмотря на чрезмерность критики автора, представляющего Фрейда оторванным от мира мыслителем и мечтателем, некоторые наблюдения, в том числе приведенное выше относительно односторонности Фрейда, следует признать верными.
Большей объективностью отличается работа Элен Уолкер Панер «Фрейд: его жизнь и разум» (Puner 1949). И все же биография этой англичанки, как и работы ее предшественников, обнаруживает неизбежные недостатки. Автору также недоставало непосредственных знаний о жизни Фрейда, хотя она и использовала материал, собранный Бернфельдом, и знала большинство его достоверных статей о жизни Фрейда (то и другое цитируется без ведома Бернфельда и без упоминания его имени — см. Trosman, Wolf 1973, 228). То, что из этого получилось, было похоже на своего рода биографические фельетоны, «историю героя» в стиле журналов для женщин: Фрейд изображается мятежником, а не напряженно работавшим ученым, что гораздо больше соответствовало бы действительности.
Североамериканский психиатр и противник психоанализа Морис Натенберг преследует те же цели, что Бумке и Майлан до него, только делает это еще злее. В «Истории случая Зигмунда Фрейда» (Natenberg 1955), оценивая лекционную деятельность Фрейда, он доходит до того, что сравнивает его стратегию распространения знаний с гитлеровской пропагандой. Его ораторское умение он интерпретирует как риторические трюки, более того, «разоблачает» его как искусство гипнотического совращения и пытается доказать, «...что за бородой этого ученого целителя прячется ребенок, который так и не сумел вырасти, так и не сумел приспособиться к реальностям мира и поэтому был вынужден сконструировать себе свой собственный мир>.
Через два года Натенберг повторяет свои абсолютно неквалифицированные и злобные выпады в предисловии к книге Койна Г. Кэмпбелла (также американского психиатра), в не меньшей степени настроенного против Фрейда, чем и он сам. В «Индуцированных иллюзиях» (Campbell 1957) он строит свою полемику на научно несостоятельном, нелепом утверждении, что методика Фрейда представляла собой своего рода гипноз или «промывание мозгов», губительно действовала на пациентов, учеников и, не в последнюю очередь, на самого Фрейда. Кэмпбелл абсолютно безосновательно утверждает, что перед смертью Фрейд начал «психоанализ Библии»; он ставит его на одну ступень с «психопатом, криминальным элементом, слабаком, неудачником» (там же, 28), так как за сказанное им, например, в «Психопатологии обыденной жизни» (1901), он «приносит извинения как за действия, нанесшие ущерб или вызвавшие несчастье». То, о чем говорит Кэмпбелл, утверждается как бы со знанием дела, поскольку он тоже является «жертвой» многолетнего учебного анализа, сбитой с толку фрейдовскими лживыми интерпретациями действительности и лишь в результате отчаянного противодействия сумевшей выйти из этого неприятного положения.
После публикаций Натенберга и Кэмпбелла, выступивших против личности Фрейда и его творения, психоанализа, вышел в свет первый том написанной Джонсом биографии Фрейда, остающейся и поныне самым обстоятельным и достоверным его жизнеописанием, о котором и пойдет сейчас речь; жаль только, что оба психиатра так и не удосужились познакомиться с трудом Джонса, хотя бы для того, чтобы скорректировать свое негативное мнение о Фрейде.
211
В 1905 году лондонский врач Эрнест Джонс начал интересоваться идеями Фрейда, а вскоре перешел и к применению на практике психоаналитического метода лечения. Спустя несколько лет он становится надежной опорой постепенно развивавшегося после первой мировой войны психоаналитического движения. В 1908 году вместе с нью-йоркским врачом Абрахамом А. Бриллом он посетил Фрейда в Вене, и с тех пор между венцами и лондонцами стали развиваться отношения, которые можно назвать дружбой, хотя, похоже, Фрейд не был столь сильно вовлечен в отношения с Джонсом, как, например, с Вильгельмом Флиссом или позднее с К. Г. Юнгом. Однако в отличие от дружбы с обоими этими людьми, которая, как известно, закончилась разрывом, тесное сотрудничество с Джонсом продолжалось до самой смерти Фрейда, то есть три полных десятилетия. В июле 1912 года по инициативе Джонса был создан «Комитет», в состав которого вошли ближайшие сподвижники Фрейда; помимо ограждения Фрейда лично от враждебно настроенных коллег Комитет призван был облегчать деятельность загруженных работой исследователей, выполнять координационную функцию внутри движения.
Как в рамках Комитета, так и благодаря личным контактам (они обменялись 1347 письмами) Джонс имел возможность хорошо узнать Фрейда. Кроме того, он был единственным из ближайших учеников Фрейда, пользовавшимся неограниченным доверием и со стороны его семьи. Поэтому, когда после смерти Фрейда он высказал желание написать его биографию, то получил в свое распоряжение все его наследие. Прежде всего в этом намерении ему всячески содействовали Анна Фрейд и ее брат Эрнст; в то время Джонс был единственным человеком, пользовавшимся неограниченным правом читать все имевшиеся в распоряжении письма Фрейда: 2500 писем членам семьи, почти 1500 писем невесте и впоследствии жене, письма Абрахаму (495), Ференци (2000) и другим; некоторые из писем были опубликованы, правда, в «обработанном» виде, Комитетом по наследию (Freud 1960, 1963, 1965, 1968b, 1974, Groddeck 1970). Кроме того, Джонс имел доступ К — также опубликованной лишь частично — корреспонденции с Флиссом (1950) и к протоколам заседаний Венского психоаналитического объединения (1906— 1914), опубликованным в 1962—1967 гг. Нунбергом и Федерном.
В статье «Помощь Бернфельда Джонсу в создании биографии Фрейда» (Trosmen, Wolf 1973) Гарри Тросмэн и Эрнест С. Вульф изобразили волнующую историю возникновения этого огромного труда. После тяжелой болезни и кончины в апреле 1953 года Бернфельда, в то время лучшего знатока этого материала, Джонс, боровшийся со старостью и уже сам чувствовавший приближение смерти, лишился важнейшего помощника. И только при поддержке жены Кэтрин, переписывавшей поистине бесчисленные уже выцветшие письма, ему удалось довести до конца свои поиски, структурировать материал и написать заключение — он продолжал заниматься этим, так же как и обширной психоаналитической практикой, почти до самой своей смерти.
Поистине выдающейся заслугой Джонса является то, что, используя все многообразие информации, дополняя ее еще и личными высказываниями многих очевидцев, он сумел прекрасно ее систематизировать. Жизнь и деятельность Фрейда были тщательно реконструированы, при этом Джонс старался, чтобы документальный материал говорил сам за себя, а самому быть крайне осторожным с интерпретациями (можно добавить: слишком осторожным). Джон Мишо хвалит биографию в подробной рецензии:
«Британцам приписывают чопорность, соединяющую в себе сухость и юмор. Манера Джонса обсуждать деликатные вопросы и давать краткие комментарии говорит о том, что он истинный британец. К тому же, Джонс — дипломат. Способность к такого рода деятельности он продемонстрировал уже при организации
212
психоаналитического движения. Здесь она по-новому проявилась в том, что он понимал необходимость сдержанного отношения к герою на фоне всеобщего восхваления. Именно на этом качестве основано третье достоинство Джонса: он написал биографию, которую будет читать даже скептик» (Mischo 1963, 110).
Петер Брюкнер называет эту работу «необычайно привлекательной»; читатель имеет возможность «в многообразии представленного материала, «подробностях жизни выдающегося человека» увидеть также исторически-парадигматическое, «показательное» в жизни и развитии Фрейда» (Bruckner 1961, 893). Данная биография — это, безусловно, плод огромного труда превосходного тгисателя и добросовестного исследователя. Джонс избегает выражений бурного восхищения или чрезмерной сентиментальности. В тексте практически нет таких слов, как «великий человек», «гений», «мастер»; но не потому, что Джонс умаляет значение фрейдовских идей, а прежде всего потому, что он воздерживается от суждений с позиции
истории. Он излагает факты.
О чем же идет речь в этих трех томах, общим объемом более чем 1500 страниц? TomI (1953): «Развитие личности и великие открытия, 1856— 1900 гг.», том II (1955): «Годы зрелости, 1901—1919 гг.» и том III (1957): «Последний этап, 1919—1939 гг.». Необычайно умело, глава за главой Джонс рассматривает те или иные проблемы, возвращаясь в прошлое и заглядывая в будущее, особенно там, где речь идет о научных идеях и открытиях, к которым Фрейд приходил порой в течение десятилетий.
Здесь не имеет смысла подробно говорить о содержании трех томов — тот, кто интересуется жизнью и деятельностью Фрейда, в любом случае не обойдется без изучения книги Джонса.
Этот труд одновременно является описанием жизни выдающегося человека, историей того времени, в котором жил Фрейд, и, разумеется, прежде всего изложением психоанализа. Джонс показывает исключительную разносторонность личности Фрейда, а также его героизм, который прослеживается на протяжении всей жизни, начиная с детства, и символизируется идентификацией с Ганнибалом, семитским трагическим героем, а также с Моисеем, библейским Яковом и Леонардо да Винчи.
Фрейд изображен авантюристом и завоевателем, как он сам себя называл, подлинным гуманистом и стойким атеистом, но также человеком с выраженными невротическими нарушениями, которые он в той или иной мере преодолевал с помощью самоанализа, строя при этом новую науку.