Психоаналитическое толкование коллективного аспекта бессознательного по образцу учения о происхождении видов рке к моменту своего оформления противоречило не только данным этнографов, которые с особым единодушием отвергали взгляд на тотемизм, почерпнутый Фрейдом у Уильяма Смита, но и выводам учения о наследственности. Уже давно были известны достоверные факты, исключавшие возможность наследования приобретенных свойств. Удивляет явное равнодушие к этим фактам со стороны Фрейда как естествоиспытателя. Он полагает, несмотря на все возражения, что должен держаться принятой им трактовки архаического содержания бессознательного. «Разумеется, воззрения современной биологической науки, и слышать не желающей о наследовании приобретенных признаков, осложняют нашу ситуацию, но несмотря на это мы со всей решимостью утверждаем, что в ходе биологического развития ничто не теряется» (XVI, 207). Любопытно, что в дальнейшем, развивая понятие архаического наследия, Фрейд вплотную приблизился к концепции коллективного бессознательного своего некогда соратника, а позднее противника К. Г. Юнга, но поскольку даже самые серьезные возражения не могли сбить Фрейда с его натуралистической трактовки архаического наследия, он не мог присоединиться к концепции Юнга. «...Я не думаю, что нам удастся чего-то добиться, если ввести понятие «коллективного бессознательного», ведь содержание бессознательного и без того коллективно. Человечество владеет им сообща» (XVI, 241).
282
Фрейд также неоднократно указывал на общую для всех людей способность к созданию символов (см. статью П. Орбана). Эта способность, как и связанный с нею дар речи, заложена в бессознательном человека. Легенды, сказки, мифы и многие символы Фрейд рассматривает как порождения бессознательного (см. статью У. Груммеса). «Позднее оказалось, что обороты речи, мифология и фольклор содержат богатейшие аналогии с символикой сновидений. Эти символы, с которыми связаны интереснейшие и еще не решенные проблемы, по всей видимости, представляют собой часть древнейшего душевного наследия. Общность символов простирается за пределы языковой общности» (XIII, 218). По отношению к тому, что Фрейд, исходя из натуралистического взгляда на человека, называл «филогенетически приобретенным», это древнейшее наследие является чем-то вроде инстинктов у животных, хотя феноменологический факт этого выявленного самим Фрейдом аспекта архаического наследия лишь с большой натяжкой поддается биологически-натуралистическому толкованию, и только ценой дальнейшей редукции феномена.
ПРОБЛЕМАТИКА И ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗВИТИЕ
Благодаря Фрейду и его эпохальному открытию бессознательного привычный взгляд на человеческие желания, мышление и поступки был поколеблен. В наши дни представление о бессознательном проникло почти во все сферы человеческой жизни. Во многих естественных и гуманитарных науках, в области права и медицины работы Фрейда вызвали к жизни новые направления исследований. С этой очевидной ролью учения Фрейда в самопознании современного человека никак не вяжется явная расплывчатость самого понятия. Очень многое можно отнести к категории бессознательного, четко же определить его границы весьма затруднительно. Эта расплывчатость и неоднозначность понятия обнаруживается не только лишь в послефрейдовских исследованиях, но уже у него самого.
Первая трудность проявляется в сфере противопоставления бессознательного и сознательного. Бессознательное выступает здесь как противоположность понятия сознания. Фрейд отказывается от привычного представления о произвольном характере желания, мышления и поступков. Борьба против «переоценки сознания» занимает в его трудах центральное место. Снова и снова указывает он на ложность расхожих представлений, в которых психическое приравнивается сознанию. Психоанализ, напротив, не может «признать тождество сознательного и душевного. Его определение душевного гласит, что последнее — это некие процессы чувствования, мышления и желания, и психоанализ призван отстаивать наличие бессознательного мышления и бессознательного желания. Но тут психоанализ тотчас утрачивает доверие со стороны рассудочной науки и навлекает на себя подозрение, что является якобы фантастическим тайным учением..» (XI, 14—15). Мнимо независимой осознанной душевной жизнью в большей или меньшей степени руководят, согласно Фрейду, бессознательные инстинкты, побркдения и желания. Так происходит даже тогда, когда разум полагает, что может все понять и во все проникнуть. Столь принципиально отказывая сознанию в главенстве, Фрейд сам закрывает путь к исчерпывающему рациональному толкованию бессознательного. Бессознательное выступает в значительной степени как инфантильное бессознательное желание. Анализ, удаляя защитные силы, делает это бессознательное осознанным, то есть помогает сознанию постичь и преодолеть его. Хотя Фрейд не устает напоминать о тщетности любых интеллектуально-рациональных попыток проникнуть в бессознательное, он подчеркивает, что для этого требуется особенная «психическая» работа, что знание (о бессознательном) должно покоиться на внутреннем изменении; он указывает на то, что «существуют различные виды
283
знания, которые психологически совершенно не равноценны» (XI, 290). Однако Фрейд, скорее всего не сумев преодолеть рационального мышления, так и не проводит здесь четких границ, и поэтому складывается впечатление, что описанная им бессознательная душевная жизнь может быть постигнута и осмыслена рационально. В этой же плоскости лежат его толкования сновидений и фантазий, а также трактовка искусства, философии и религии. Сновидения и фантазии огульно толкуются как бессознательные формы инфантильных желаний. Человек, не в силах вынести тягот жизни, бежит от них в уютный мир своего прошлого, где лишений и запретов взрослой жизни просто не существовало. Художник пытается удовлетворить свои бессознательные желания особым образом. Он создает произведения, воплощая находящие выход в вымысле инфантильно-бессознательные желания всех или очень многих людей. Искусство есть иллюзия, безобидный эрзац удовлетворения желаний. Религия также идет навстречу инфантильным желаниям бессознательного. Она создает иллюзию, что над человеком стоит всемогущее и всеведущее существо, которое удовлетворяет инфантильные потребности человека в защите, разрешает загадки жизни и смерти и обещает ему блаженную жизнь в мире праведников. Религия — опасная подмена удовлетворения, поскольку она отсекает все возможные пути к рациональному постижению мировой загадки. Делается даже попытка рационально осмыслить архаическое наследие, уподобляя коллективное развитие человечества индивидуальному. Феномены архаического наследия толкуются затем как следы былого — первобытного — способа коллективного удовлетворения и преодоления бессознательных желаний.
Хотя выявленный Фрейдом мир детских бессознательных желаний, феномен конфликта между инфантильной и взрослой жизнью, существует, но это еще далеко не дает права считать инфантильными все феномены бессознательного. Но эти односторонние и упрощенные суждения соседствуют с высокой оценкой определенного типа мышления, а именно логически-рационального миропонимания. По этой причине Фрейд оставляет в стороне те аспекты бессознательного, которые нельзя рассматривать как исключительно инфантильное, вытесненное, исторически первобытное. Сюда относятся прежде всего творческие возможности бессознательного. Как только приниженная оценка бессознательного как исключительно инфантильного оказывается несостоятельной и за бессознательной творческой фантазией признается ее полноправие как чисто человеческой способности, открываются совершенно иные стороны сновидения и искусства, этики и религии, которые были скрыты при господстве рациональных концепций. Фрейд здесь все еще выступает приверженцем философии Просвещения с ее преклонением перед рациональным объяснением мира. Удивительнейшее противоречие! Гениальный первооткрыватель и ярый поборник бессознательного сам хочет рационально познать это бессознательное, то самое бессознательное, о котором он без устали говорит, что оно ни в коем случае не определяется сознательным и, что немаловажно, рациональным мышлением и даже не подвержено влиянию с его стороны.
Это странное противоречие между открытием у человека недоступной разуму сферы и предположением, что эта сфера все же может быть рационально постигнута, пронизывает все труды Фрейда. Этому противоречию способствует его взгляд на естествознание. С одной стороны, Фрейд хочет быть точным естествоиспытателем и исследовать реалии душевной жизни, как это делал бы физик или химик. С другой стороны, он не видит, что при лечении своих больных и при разработке этого понятия он применяет метод, который не имеет ничего общего с естествознанием. Особенно это заметно на примере феномена бессознательного. Феномены бессознательного, которые описывает Фрейд, в принципе невозможно наблюдать и изучать естественнонаучными, то есть точными, методами — например, под микроскопом, с помощью рентгена или химического анализа. Бессознательное во всех