Исключительное право на землю как частную собственность не возникло само собой, но было также навязано обществу в процессе средневековых реформ, несмотря на нежелание народа следовать новому порядку. В более ранних формах общества существовал общественный договор, который давал каждому члену группы возможность иметь хотя бы самое необходимое для жизни. Это достигалось через общинное владение собственностью и право совместного обладания. Но такие социальные отношения были прямо противоположны тому типу общества, который хотели установить правители. Они решили, что каждый человек должен стать внешне независимым от других и полагаться только на деньги и собственную способность заработать их. Это, разумеется, давало в руки правителям рычаги, при помощи которых они могли легко эксплуатировать рабочих (что, собственно, и было их главной целью). Чтобы внедрить эту идею, требовалось уничтожить взаимную зависимость общинных крестьян. Власть имущие добились этого, следуя принципу «разделяй и властвуй». Но их попытки «разделить» людей столкнулись с препятствием: люди не спешили расставаться с устоявшейся традицией взаимопомощи и взаимозависимости. Из книги Кропоткина мы узнаем:
В течение следующего столетия половина, по крайней мере, всех общинных земель была просто-напросто присвоена аристократией и духовенством под покровительством государства. И несмотря на это, общины все-таки продолжали существовать до 1787 г. Общинники все еще собирались где-нибудь под вязом, распределяли земли, назначали налоги; сведения об этом вы можете найти у Бабо — «Община при старом режиме» (Babeau. Le village sous l'ancien regime). Тюрго нашел, однако, что общинные советы «слишком шумны», и уничтожил их в той провинции, которой он управлял; на место их он поставил собрания выборных из состоятельной части населения. В 1787 г., т.е. накануне революции, государство распространило эту меру на всю Францию. Мир был уничтожен, и управление делами общин перешло в руки немногих синдиков, избранных наиболее зажиточными буржуа и крестьянами.
Учредительное собрание поспешило подтвердить этот закон в декабре 1789 г.; после чего буржуазия, занявшая место дворян, стала грабить остатки общинных земель. И потребовался целый ряд крестьянских бунтов, чтобы заставить Конвент в 1793 г. утвердить то, что было уже сделано восставшими крестьянами в восточной Франции, т.е. он издал распоряжение о возвращении крестьянам общинных земель. Но это случилось только тогда, когда крестьяне своим восстанием и так уже отбили землю, и проведено это было только там, где они сами совершили это на деле.
Такова, пора бы это знать, судьба всех революционных законов: они осуществляются на практике только тогда, когда уже являются совершившимся фактом.
Тем не менее, признавая право общин на землю, которая была у них отнята после 1669 г., Законодательное собрание не упустило случая подпустить в этот закон буржуазного яда. В нем сказано, что земли, отнятые у дворян, должны быть разделены поровну только между «гражданами» — то есть между деревенской буржуазией. Одним росчерком пера Конвент лишил, таким образом, права на землю «присельщиков», т.е. массу обедневших крестьян, которые больше всего и нуждались в общинных угодьях. К счастью, в ответ на это крестьяне опять стали бунтоваться в 1793 г., и тогда только Конвент издал новый закон, предписывавший разделение земель между всеми крестьянами. Но это распоряжение никогда не было приведено в исполнение и послужило лишь предлогом для новых захватов общинных земель.
Всех этих мер, казалось, было бы достаточно, чтобы заставить общины «умереть естественной смертью», как выражаются эти господа. Но однако, общины продолжали существовать. 24 августа 1794 г. господствовавшая тогда реакционная власть нанесла им новый удар. Государство конфисковало все общинные земли, сделало из них запасный фонд, обеспечивающий национальный долг, и начало продавать их с аукциона крестьянам, а больше всего сторонникам буржуазного переворота, кончившегося казнью якобинцев, т.е. «термидорцам».
К счастью, 2-го апреля пятого года этот закон был отменен, после трехлетнего существования. Но в то же время были уничтожены и общины, на место которых были учреждены «кантональные советы», чтобы государство легко могло наполнять их своими чиновниками. Так продолжалось до 1801 г., когда сельские общины опять были восстановлены; но зато правительство присвоило себе право назначать мэров и синдиков во всех 36 000 общинах Франции! Эта нелепость продолжала существовать до революции 1830 г., после которой был возобновлен закон 1784 г. В промежутках между этими мерами общинные земли подверглись опять конфискации государством в 1813 г.; затем в течение трех лет предавались разграблению. Остатки земель были возвращены только в 1816 г.
Но и это еще был не конец. Каждое новое правительство видело в общинных землях источник, из которого можно было черпать награды для людей, которые служили правительству поддержкой. После 1830 г. три раза ̶ (в) первый в 1837 г. и в последний уже при Наполеоне III ̶ издавались законы, предписывавшие крестьянам разделить общинные леса и пастбища подворно; и все три раза правительства были вынуждены отменять эти законы ввиду сопротивления крестьян.
Мы видим, что всякий раз, как земля разделялась, крестьяне вновь объединяли ее в общинное владение. Потребовались столетия, чтобы уничтожить их взаимную зависимость друг от друга настолько, чтобы они начали мыслить в рамках индивидуалистического подхода к представлениям «я и мое». Эти попытки сопровождались пропагандой (см. ниже раздел «Разделяй и властвуй») того, что убежденный индивидуалист — это сосуд решимости, героизма и всех прочих возможных добродетелей. Этот человек, всем обязанный только себе, теперь считается выше других. Та же самая пропаганда ведется, чтобы внушить людям зависть к другим и приучить их высмеивать менее способных, считать их паразитами, которые «высасывают» из общества богатства, созданные другими. Это продолжается по сей день, и жители Запада в конце концов согласились с тем, что индивидуализм — явление вполне естественное. Особенно это касается американцев, которым и в голову не приходит, что могут существовать какие-то другие формы организации общества. Любые предложения объединить общество за пределами одной отдельно взятой семьи они встречают насмешками и воплями «Социализм!», «Коммунизм!», забыв о том, что столь восхваляемая ими семья — это всего лишь одна из форм такого коммунизма, и все мы принадлежим к одной большой семье детей Бога. Людей заставляют подчиняться и с верой следовать тому, что им внушают: полагайся только на себя; то, что ты создал — только твое; помогать тем, кто в нужде, обязано правительство; государство — посредник в отношениях между людьми. Эти попытки увенчались огромным успехом. В итоге люди сегодня даже отдаленно не представляют, насколько они управляемы и насколько несамостоятельны в своем мышлении.
Те же самые приемы используются и в наши дни, столетия спустя, чтобы лишить людей их традиций взаимопомощи и совместного пользования ресурсами. В качестве примера можно взять жителей Аляски: инуитов, юп’иков, алеутов, атабасков, тлингитов, хайдов и цимшианов, известных под общим названием эскимосы. Подробнее о них можно прочитать в книге Томаса Р. Бергера «Поездка в деревню — отчет Комиссии по изучению состояния коренных народов Аляски» . Сотни лет эскимосы жили в арктической тундре. Их предки уже населяли эти земли, когда «Америку» открыл Колумб. Эти народы жили в мире и покое, бережно передавая свои традиции от поколения к поколению. Они вели довольно простой образ жизни: земля, на которой они жили, была общей, а все необходимое, что им удавалось добыть собирательством, охотой или рыбалкой, они делили между собой. В 1867 году эта территория была «продана» Россией Америке, и с тех пор эти десятки тысяч гектаров земли стали считаться собственностью правительства Соединенных Штатов, хотя коренным жителям разрешили остаться на землях своих предков.
В 1972 году правительство США попыталось изменить их образ жизни, внешне как бы для того, чтобы помочь этим людям, хотя сами эти люди не просили ни о какой помощи, да и не нуждались в ней. Мотив несомненно был другим. Вопрос был решен так же, как и за столетия до этого в Европе. Правительство, находившееся за тысячи миль, выпустило «Акт об урегулировании претензий коренных народов Аляски» (ANCSA). Согласно этому закону жители Аляски должны были получить 962,5 миллиона долларов наличными и право владеть сорока четырьмя миллионами акров своих родных земель. Следует помнить, что большая часть этих «земель» большую часть времени покрыта снегом, ведь там, пожалуй, самая суровая зима на Земле. Люди там по большей части живут охотой и рыболовством. Земля и окружающие ее воды — вот главная забота этих людей. Земля для них — источник жизни, о какой бы практической цели ни шла речь. Как сами они говорят,
«…Такой образ жизни, при котором мы сами добываем средства к существованию, чрезвычайно важен для нас. Среди прочих нужд эта — величайшая. Мы отчаянно пытаемся сохранить свой образ жизни» (Пол Джон, Тунунак). «Мы, племя юп’ик, не хотим потерять землю. Мы хотели бы пользоваться ею, как наши предки. Мы хотим пользоваться ею без помех» (Майк Ангаяк, Тунунак).
На Аляске подобный образ жизни требует свободного доступа к земле и водам. И более того — нужно, чтобы земля и воды были свободны от посягательств и не находились ни в чьем владении, чтобы природа могла приносить свои дары свободно. Натуральное хозяйство было тем самым образом жизни, который удовлетворял отнюдь не нищенские духовные и экономические потребности этих людей. Однако как раз эту жизнь власти предержащие и хотели уничтожить.