Коренным жителям Аляски внушили, что «урегулирование», которое предлагает им ANCSA, защитит их землю, и они смогут сохранить ее для будущих поколений. Однако этим актом Конгресс сделал землю, которая до этого была общей или же считалась собственностью Бога, частным достоянием отдельных людей, тем самым уничтожив исконное местное право общинной собственности по всему штату Аляска. Отныне она, разделенная и распроданная, становилась средством реализации идеи «я и мое». Раньше, когда земля эта принадлежала Богу, люди, населявшие ее, были в безопасности. А когда она, благодаря все тому же ANCSA, оказалась поделенной и стала объектом частного владения, они столкнулись с реальной возможностью потерять свою землю, а с ней — и свой образ жизни.
ANCSA принес в этот мир вечной зимы надуманную идею «инкорпорации» и разделил всю землю на корпоративные области. Таким образом лишилось своих прав подрастающее поколение, поскольку части корпоративной собственности доставались только тем, кому уже исполнился 21 год. Предполагаемой целью создания деревенских корпораций была выгода и прочие экономические блага. Но местных жителей всегда заботила главным образом деятельность по добыванию средств к существованию, а не работа за деньги. Им не нужна была частная выручка. Таким образом, корпорации, основанные городскими «профессионалами», имели своей целью нечто противоположное целям своих деревенских «акционеров». Далее закон предписывал, что по истечении десяти лет земля должна подвергнуться налогообложению, даже если она не приносит никакого дохода. А где этим людям брать деньги? Понятно где — работая в каком-нибудь далеком городе. Более того, если деревенские корпорации по тем или иным причинам потерпят крах, кредиторы вправе забрать землю у местных деревенских жителей. Кроме всего этого, через двадцать лет (с 1991 года) свои доли в корпорациях было позволено продавать. Теперь власть над деревенской корпорацией и всеми ее активами, включая землю, смогли получить посторонние, а коренным жителям в таком случае приходилось покидать родные места.
Для большинства деревенских корпораций эта история закончилась плохо. Не имея ни достаточного оборотного капитала, ни, по сути, каких-либо перспектив в бизнесе, не обладая корпоративным опытом, эти неокрепшие сообщества были отданы на откуп юристам, консультантам и советникам, которые набросились на местных жителей как стервятники. Деньги быстро кончились (большая часть была потрачена на адвокатов, призванных урегулировать земельный вопрос), и скоро земля, а вместе с ней и образ жизни коренного населения, оказались под угрозой.
Акт привел к серьезным изменениям в жизни местных народов, и с течением времени перемены эти становятся все заметнее. Он повлиял на семейные отношения, на традиционную схему управления и принятия решений, на традицию общего владения, на деятельность по добыванию средств к существованию — словом, на всю жизнь эскимосов. Местные жители утратили политическую и социальную самостоятельность. Короче говоря, погибла вся их культура. Не видя никаких перспектив для себя, молодежь, достигая совершеннолетия, стала подаваться на заработки в город. А когда старшие увидели, что новое поколение мыслит в понятиях денежной культуры, они поняли, что их образу жизни пришел конец. Куда же, если не в города, идти этим людям? Что, собственно, и было целью с самого начала. Согласно порядку, который установился еще в средневековье, никто не имеет права просто жить — каждый должен отвоевать себе место в денежных отношениях.
Влияние гуны невежества порождает алчность, зависть, насилие, гнев и ненависть, двуличие и обман, воровство, ложную гордость, скупость, лицемерие, разрушение и т.п. Под влиянием страсти люди видят прежде всего неравенство, считая себя выше других. А по мере того, как тамо-гуна, а вместе с ней и их зависть нарастает, те, кто подвержен ей, не могут вынести того, что другим хорошо. Доходит до того, что они начинают без зазрения совести эксплуатировать других, попирая их интересы. Таким образом, экономика в гуне страсти под частичным влиянием невежества характеризуется попытками увеличить собственную прибыль, прибегая к коварству, жульничеству, обману, эксплуатации, насилию, не беспокоясь о других.
Поскольку общество наше сейчас кубарем катится в невежество почти во всех сферах жизни, с экономикой, с ее методами и назначением происходит то же самое. Число примеров, которыми можно было бы проиллюстрировать страсть, граничащую с невежеством (или невежество, граничащее со страстью, ибо разница здесь почти неощутима), поистине бесконечно. Определить, чего больше — страсти или невежества — можно по относительной доле признаков каждой гуны, описанных в Бхагавад-гите и Шримад-Бхагаватам. Приведу несколько примеров. В каждом из них видно намерение увеличить заработок при помощи принуждения, насилия или эксплуатации:
1. насильственное уничтожение или устранение конкурентов, чтобы оставить за собой рынки и извлечь выгоду;
2. эксплуатация рабочего при содействии правительства;
3. политика «разделяй и властвуй» по отношению к простым людям;
4. неравноправие в торговле, как в случае с Британией, грабившей Индию;
5. христианское представление о том, что человек призван господствовать над природой.
Одна из главных (и часто недооцениваемых) проблем денежной экономики — необходимость производить то, что человек не может использовать в прямом смысле этого слова — деньги. Современная экономика поставила деньги между людьми и объектами их желания. Мы не можем есть деньги или надевать их на себя, но экономика так устроена, что они нужны нам и для того, чтобы есть, и для того, чтобы одеваться. Если бы не этот совершенно искусственный способ поддержания жизни, проблем, которые сейчас терзают общество, не было бы. Экономика, основанная на бумажных деньгах, была создана и навязана людям искусственно, чтобы те могли хранить и накапливать в огромных количествах ненужные богатства. Бхактиведанта Свами называет это «незаконным накоплением богатства». Этот искусственный денежный механизм нравится тем, кто хочет расширить чувство собственного «я», проистекающее из ложной концепции «я и мое», за счет расширения собственности. Создатели денежной экономики ловко оставили за собой исключительные привилегии, которые дает их творение: безграничную силу и власть над другими.
Использование денежной экономики взамен натурального хозяйствования, при котором люди просто производят то, что им нужно, создало еще больше проблем тем, что породило очень неестественную конкуренцию, которая, в свою очередь, привела к ссорам, борьбе, страданию и войнам. Можно без особого преувеличения сказать, что почти все войны на Западе были войнами за власть и влияние в торговле . Конкуренция неестественна, поскольку чрезмерное богатство, которое она порождает, накапливается и хранится, измеряемое совершенно искусственной мерой (бумажными деньгами). Желание чрезмерного богатства (т.е. больше того, что можно использовать в разумные сроки) приводит к желанию увеличить свое влияние на рынке. А этого можно достичь, только если ограничить деятельность конкурентов. Именно этим прославились гангстеры. Однако пользу монополии сознавали не одни только гангстеры. Как сказал один из самых главных «баронов-разбойников» Америки, Джон Д. Рокфеллер, «конкуренция — это грех!»
Монопольная власть над промышленностью была целью Дж.П. Моргана, Дж.Д. Рокфеллера и других воротил бизнеса в конце девятнадцатого века. Но в недрах Уолл-стрит скоро поняли, что самый эффективный способ обрести неоспоримую монополию — это политика, прикрываемая пропагандой пользы для общества и ради народных интересов.
Такая стратегия была подробно раскрыта в 1906 году, в книге Фредерика С. Хоува «Признания монополиста». Хоув писал:
Правила большого бизнеса сводятся к простой формуле: заполучи монополию, заставь общество работать на тебя и зарабатывай на политике. Чтобы заправлять промышленностью, надо контролировать Конгресс и правительственные органы, таким образом, заставляя общество идти на работу ради вас, монополиста. Правительственный грант, монопольное право, субсидии, освобождение от налога — это куда больше, чем месторождения в Кимберли и Комстоке, поскольку, чтобы наживаться на этом, не нужно никакого труда, ни физического, ни умственного.
С тех пор эту формулу применяют повсюду, сколько бы это ни стоило.
Следует заметить, что при натуральном хозяйстве такой искусственной конкуренции не существует. Если вы обмениваете свои яблоки на чью-то пшеницу, у этой сделки существуют естественные рамки: у вас всего столько-то яблок, и больше нет, а съесть и сохранить зерна вы можете лишь столько-то. Потребность знает определенные границы, но жадность — нет. И, поскольку деньги — мера богатства, и они не портятся, вы можете накопить их намного больше, чем пшеницы. Прибавьте к этому еще и такое свойство накопления, как расширение эго — и вот излишнее богатство стало пределом мечтаний. А значит, люди стремятся заработать больше, чем могут использовать в разумные сроки, и хранят эти богатства, чтобы и дальше увеличивать свое эго и власть над другими. Во всем этом явно проглядывают признаки страсти и невежества: материальные желания, чрезмерные усилия, неудовлетворенность насущным и желание большего, ложная гордость, зависть к другим, доказательство своей правоты силой, скупость, сильная конкуренция, в которой кто-то побеждает, а остальные проигрывают, важная роль индивидуальных различий, сознание своего отличия от других или своего преимущества перед остальными.