Из этого следует, что не все средства транспорта рассматривались в то время как источник повышенной опасности.
В регулировании правоотношений, возникших вследствие причинения вреда необходимо более подробно рассмотреть причинение вреда источником повышенной опасности. В советском законодательстве данный термин впервые использован в статье 404 Гражданского кодекса РСФСР. Как указывалось в этой статье, лица и предприятия, деятельность которых связана с повышенной опасностью для окружающих, как-то: железные дороги, трамвай, фабрично-заводские предприятия, торговцы горючими материалами, держатели диких животных, лица, возводящие строения и иные сооружения, и т.п., отвечают за вред, причиненный источником повышенной опасности, говорилось: Организации и граждане, деятельность которых связана с повышенной опасностью для окружающих (транспортные организации, промышленные предприятия, стройки, владельцы автомобилей и т.п.), обязаны возместить вред, причиненный источником повышенной опасности, если не докажут, что вред возник вследствие непреодолимой силы или умысла потерпевшего.
Известно, что при разработке проекта ГК РСФСР 1922 г. использовался проект Русского гражданского уложения. Специальные деликты, предусмотренные в ст.2621 и 2622 проекта РГУ, были закреплены в ст.404
Гражданского кодекса 1922 г. Абстрактное понятие источник повышенной опасности является следствием стремления к лаконичности разработчиков первого советского Гражданского кодекса, количество статей которого в несколько раз меньше, чем в проекте РГУ. Сходные деликты были объединены в одну статью, вследствие чего появилась необходимость закрепления за всеми повышенно-опасными объектами единого термина.
Поэтому, кроме владельцев опасных предприятий в перечень владельцев источников повышенной опасности ст.404 Гражданского кодекса 1922 г. попали также субъекты виновной ответственности по ст.2635 и 2636 проекта РГУ - лица, в заведовании которых находятся машины, паровые котлы и другие опасные предметы, а также лица, в пользовании которых находится животное (дикое или домашнее).
Данное объединение норм породило неясность и споры относительно содержания нового понятия. Что в данной норме следует понимать под повышенной опасностью? В ст.4О4 Гражданского кодекса 1922 года был указан примерный перечень объектов, в связи с которыми деятельность приобретает повышенную опасность. И для определения на практике является тот или иной вид деятельности источником повышенной опасности для окружающих был установлен общий критерий, исходя из характера объектов, перечисленных в ст.4О4 Гражданского кодекса.
Итак, деятельность, представляющая повышенную опасность для окружающих, характеризуется тем, что она связана с применением специальных мер по технике безопасности, причем не исключается полностью случайная возможность причинения вреда, несмотря на все принятые меры.
Еще одной особенностью Кодекса было ограничение ответственности государства за причинение вреда. Прежде всего, срок исковой давности устанавливался в один год. Ответственность учреждений за действия должностных лиц ограничивалась рядом условий, сами случаи должны были быть указаны в специальном законе, т.е. здесь Гражданский кодекс содержал отсылочную норму.
Важным являлся учет в Гражданском кодексе имущественного положения потерпевшего и причинившего вред. Суд мог уменьшить размер вознаграждения. за вред в случае несостоятельности причинителя. Статья 406 содержала норму, противоречащую общим принципам возникновения ответственности за причиненный вред. Вопреки ст.403-405 суд мог обязать возместить вред и тогда, когда причинитель не обязан был этого делать, если имущественное положение потерпевшего было тяжелым. Такой порядок, видимо, обусловливался своеобразным пониманием законодателем классового подхода.
Интересна позиция советских правоведов по вопросу возмещения морального вреда. Несмотря на отсутствие прямых запретов о недопустимости возмещения морального вреда, законодательство, судебная практика и научные концепции ученых-правоведов имели четко выраженные приоритеты, заключавшиеся в ориентации на гражданско-правовую защиту материальных благ. Так, П.Н. Гуссаковский писал, что стремление путем денежного вознаграждения доставить возможное удовлетворение лицам, потерпевшим нравственный вред, приводит неизбежно к явно несообразному положению, в силу которого означенное вознаграждение должно соизмеряться не с возможностью вреда и даже не со степенью участия злой воли в совершении деяния, причинившего вред, а с больщей или меньшей состоятельностью пострадавшего.
После принятия Гражданского кодекса 1922 года А. Зейц обозначил принципиальную недопустимость существования института возмещения морального вреда в советском государстве. Данный институт, по его мнению, является частью буржуазного права. Подобная практика отразилась судебной практике тех лет. Так, в 1923 году Харьковский губернский суд отменил решение одного из народных судов, удовлетворившего иск за бесчестье, мотивируя свое решение тем, что в советском государстве человеческое достоинство может быть охранено нормами уголовного, но не гражданского законодательства, и в противоположность капиталистическому строю личность выше того, чтобы ее достоинство можно было оплачивать Судебная практика в соответствии с господствующей доктриной отличалась стабильностью в этом вопросе, и суды неизменно отказывали в изредка предъявлявшихся исках о возмещении морального вреда в денежной форме.
Существо этой доктрины заключалось в том, что принцип возмещения морального вреда рассматривался как классово чуждый социалистическому правосознанию. Она основывалась, в частности, на утверждениях о невозможности измерять достоинство советского человека в презренном металле, хотя подобных предложений никто и не делал; поскольку идея сторонников возмещения морального вреда состояла не в измерении личных неимущественных прав в деньгах, а в обязывании правонарушителя к совершению действий имущественного характера, направленных на сглаживание остроты переживаний, вызванных правонарушением, т.е. деньги рассматривались в качестве не эквивалента перенесенных страданий, а источника положительных эмоций, способных полностью или частично погасить негативный эффект, причиненный психике человека в результате нарушения его прав.
Однако, например, Б. Утевский считал, что отсутствие возмещения морального вреда - крупный пробел в нашей практике. Он утверждал, что и СТ.44 УК РСФСР (в редакции 1926 года) и ст.403 ГК РСФСР 1922 года давали основание и для возмещения морального вреда. По его мнению, в СТ.403 ГК имущественный вред противопоставляется вреду, нанесенному личности. Автор пишет, что нет никаких оснований ограничивать понятие личности только физической неприкосновенностью, полагая, что понятие личности охватывает духовную сферу человека, носит нематериальный характер.
Таким образом, позитивные взгляды на эту проблему, высказываемые в основном до начала 30-х годов (И. Брауде , Б. Утевский и др.), не возымели воздействия на законодательство и судебную практику. После полной 166 Утевский Б. Возмещение неимущественного вреда как мера социальной защиты, победы социализма в СССР эти дискуссии прекратились, и в дальнейшем в результате соответствующей пропаганды в общественном правосознании представления о недопустимости оценки и возмещения морального вреда в имущественной форме укоренились настолько, что появлявшиеся в печати сообщения о случаях присуждения имущественных компенсаций за причиненные физические или нравственные страдания (преподносившиеся в достаточно гротескном виде) воспринимались как чуждые социалистическому правовому регулированию.
Таким образом, историческое развитие Россия после революции 1917 года изменило сложившиеся общественные отношения, это отразилось на законодательстве и на доктрине в области гражданского права. В связи с тем, что советская идеология основывалась на утверждении о том, что товарно-денежные отношения несовместимы с социализмом, многие работы ученых того времени были направлены на обоснование этого утверждения и критике зарубежного гражданского права. Мы можем сделать вывод, что в период формирования советского государства институт возмещения вреда развивался очень слабо. В судебной практике применялось исключительно возмещение материального вреда. Особенностью возмещения вреда в данный период являлся учет законодателем имущественного положения потерпевшего и причинившего вред, что, в частности, могло нарушить общие принципы возникновения ответственности за причиненный вред. Такой порядок был обусловлен своеобразным пониманием законодателем классового подхода.