Смекни!
smekni.com

Столыпин как реформатор (стр. 22 из 24)

III..Заключение.

1.На смерть Столыпина.[41]

Мы потеряли Столыпина, но оценить все последствия этой потери сейчас слишком трудно, однако же, для пони­мания момента необходимо вспомнить, кто такой был Столыпин и чем он был ценен.

Прежде всего, Столыпин был искренним, убежденным и горячим сторонником народного представительства; в своей деятельности он одинаково горячо и энергично от­стаивал народное представительство от тех опасностей, которые грозили ему слева, со стороны революционного на­тиска, и в этом смысле акт 3 июня, передавший работу народного представительства в руки спокойных, умерен­ных элементов, привыкших к созидательной работе в уч­реждениях земского и городского самоуправления, был ак­том спасительным для самой идеи народного представительства.

Но когда революционная война улеглась, правитель­ство оправилось и почувствовало, что материальная сила у него снова в руках, то народному представитель­ству стала грозить опасность гораздо более страшная - со стороны реакционных кругов. Замечательна помет­ка, сделанная Столыпиным на письме известного рас­каявшегося революционера Льва Тихомирова, писавшего ему о том, что можно было бы, воспользовавшись мо­ментом успокоения, законодательные учреждения пре­вратить в законосовещательные. Столыпин на этом письме сделал пометку, что это была бы "злая прово­кация ".

Искренний сторонник народного представительства, Столыпин в то же время был истинным демократом, так как полагал, что твердою основою государственных начал в народных массах должно быть обеспеченное бла­гоустроенное крестьянство. В этом направлении Столы­пиным был частью проведен, частью предпринят ряд се­рьезнейших мер. Достаточно указать на широкое развитие ссудо-сберегательных товариществ и касс, а вместе с тем на такие законопроекты, как законопроекты о поселко­вом и волостном самоуправлении.

Было время, когда либерально просвещенные круги рус­ского общества, увлеченные организацией и устройством мелкой земской единицы, страстно этого добивались, а дореформенные административные власти всеми силами этому противодействовали. Столыпин же сам внес эти законопроекты в законодательные учреждения.

Столыпин был другом религиозной свободы: им внесены были в Государственную думу законопроекты, обеспечиваю­щие свободное исповедание веры, свободный переход из одного вероисповедания в другое, старообрядческий законопроект.

Если Столыпину не удалось провести эти законопроек­ты в жизнь, то, во всяком случае, в административной области дух и смысл этих законопроектов был широко ис­пользован.

Огромной важности дело выло, совершено Столыпиным в области государственной обороны. Если взять состоя­ние государственной обороны пять лет назад и положе­ние этого дела в настоящую минуту, то между этими моментами нет ничего общего, так много работы здесь произведено. Но это могло быть сделано при том обяза­тельном условии, что народные представители и глава правительства идут совершенно дружно, не щадя усилий и труда.

Столыпин любил Россию. Лица, близко его знавшие, об­ращали внимание на то, что когда он произносил его та­ким тоном, каким говорят о глубоко и нежно любимом существе. Всех поражала его изумительная всегдашняя готовность не только безгранично работать, но жертво­вать собой для блага Родины.

Не всегда мы были с ним единомышленны, да и широкая своеобразная натура П. А. Столыпина не укладывалась в рамки существующих партийных взглядов. Поэтому, ра­ботая согласно с ним или расходясь с ним во взглядах, мы всегда уважали и ценили его глубокую искренность и благо­родство убеждений.

В последнее время обнаружился совершенно ясный план охоты против Думы и Столыпина.

Столыпина нет, текущая действительность завола­кивается какой-то серой пеленой, а на горизонте вспы­хивают зарницы, и что даст нам ближайшее будущее, предугадать трудно, но теперь больше, чем когда-нибудь, нужно беречь народное представительство и в ряды на­родных представителей не вводить тех людей, которые своей политической деятельностью вели эту идею к ги­бели".

Жаль, что Петр Аркадьевич не успел завершить все задуманное на благо России. Жаль, что нельзя пожать его мужественную руку. Жаль, что таких людей нет сегодня у нас в России.

20 сентября 1909 г. П. Столыпин написал: "Я не пере­оцениваю себя и хорошо сознаю, что трачу лишь капитал, собранный предками и нам завещанный: безграничную лю­бовь и преданность Царю и безграничную веру в Россию... Это - сокровище неисчерпаемое, которое нерасточимо, но о котором легко забывают.

Каждого, который к нему прикасается и в нем черпа­ет, ждет удача.

Вот почему мне всегда как-то совестно слушать похва­лы. Но по той же причине я хорошо сознаю, что источник сочувствия ко мне некоторых русских людей не во мне са­мом, а в общности наших русских чувств".

2.Историческая роль Столыпина[42]

Что ценили в Столыпине? Мне кажется, не программу, а человека; вот этого "воина", вставшего на защиту, в сущности, Руси. После долгого времени, долгих десятилетий, когда русские "для успехов по службе просили переменить свою фамилию на иностранную" (Известная насмешка Ермолова), явился на вершине власти человек, который гордился тем именно, что он русский и хотел работать с русскими. Это не политическая роль, а скорее культурная. Все большие дела решаются обстановкою; всякая вещь познается из ее мелочей. Хотя, конечно, никто из русских "в правах" не обделен, но фактически так выходит, что на Руси русскому теснее, чем каждому инородцу или иностранцу; и они не так далеки от "привилегированного" положения турок в Турции, персов в Персии. Не в этих размерах, уже "окончательных", но приближение сюда - есть. Дело не в голом праве, а в использовании права. Робкая история Руси приучила "своего человека" сторониться, уступать, стушёвываться; свободная история, притом исполненная борьбы, чужих стран, других народностей, приучила тоже "своих людей" не только к крепкому отстаиванию каждой буквы своего "законного права", но и к переступанию и захвату чужого права. Из обычая и истории это перешло, наконец в кровь, как из духа нашей истории это тоже перешло в кровь. Вот это-то выше и главнее законов. Везде на Руси производитель - русский, но скупщик - нерусский, и скупщик оставляет русскому производителю 20 проц. стоимости сработанной им работы или выработанного им продукта. Судятся русские, но в 80 проц. его судят и особенно защищают перед судом лица не с русскими именами. Везде русское население представляет собою темную глыбу, барахтающуюся и бессильную в чужих тенетах. Знаем, что все это вышло "само собою", даже без ясных злоупотреблений; скажем - вышло беспричинно. Но в это "само собою" давно надо было начать вглядываться; и с этою "беспричинностью" как-нибудь разобраться. Ничего нет обыкновеннее, как встретить в России скромного, тихого человека, весь порок которого заключается в отсутствии нахальства и который не находит никакого приложения своим силам, способностям, нередко даже таланту, не говоря о готовности и прилежании. "Все места заняты", "все работы исполняются" людьми, которые умеют хорошо толкаться локтями. Это самое обычное зрелище; это зрелище везде на Руси. Везде русский отталкивается от дела, труда, должности, от заработка, капитала, первенствующего положения и даже от вторых ролей в профессии, производстве, торговле и оставляется на десятых ролях и в одиннадцатом положении. Везде он мало-помалу нисходит к роли "прислуги" и "раба"... незаметно, медленно, "само собою" и, в сущности, беспричинно, но непрерывно и неодолимо. Будущая роль "приказчика" и "на посылках мальчика", в своем же государстве, в своей родной земле, невольно вырисовывается для русских. Когда, в то же время, никто русским не отказывает ни в уме, ни в таланте. Но "все само собою так выходит"... И вот против этого векового уже направления всех дел встал большой своей и массивной фигурой Столыпин, за спиной которого засветились тысячи надежд, пробудилась тысяча маленьких пока усилий... Поэтому, когда его поразил удар, все почувствовали, что этот удар поразил всю Русь; это вошло не основною частью, но это вошло очень большою частью во впечатление от его гибели. Вся Русь почувствовала, что это ее ударили. Хотя главным образом вспыхнуло чувство не к программе, а к человеку.