«Стойка» - тоже характерный термин того времени. Подследственного не бьют. Ему просто не дают даже присесть, не говоря уже о том, чтобы лечь. Стояли люди также по нескольку суток. «Результаты» для следствия этот метод давал неплохие. Хотя были и проколы. Вот что вспоминает по этому поводу бывший начальник районного отдела НКВД Сенгилеевского района - был такой в Куйбышевской области - Макаров:
- В июле 1938 года я докладывал замначальника областного управления НКВД Деткину дело по обвинению ветврача Кудрявцева. Я предлагал его из-под стражи освободить, так как его вредительская деятельность не была установлена. Кудрявцев ни в чем себя виновным не признавал. Деткин меня за это обругал и предложил поставить Кудрявцева на «стойку», чтобы он стоял до тех пор, пока не сознается... Кудрявцев стоял около пяти дней. Однако, несмотря на «стойку», показания не дал. Из-под стражи был освобожден. Жалнин показания дал. Правда, не сразу. Через несколько дней после ареста и после соответствующей обработки он написал собственноручное «признание». Да, дескать, я такой-сякой троцкист и несостоявшийся террорист. Заявление это было написано на имя всемогущего в то время Ежова и отличалось от прочих заявлений одной особенностью - некоторые слова в нем были подчеркнуты синим карандашом. Неизвестно, обратили ли на это внимание следователи, «работавшие» с Жалниным, но когда мы сложили слова, подчеркнутые синим карандашом в одну фразу, то прочитали: «ПОКАЗАНИЕ ЛОЖНО».
Можно допустить, что именно так бывший прокурор Куйбышевской области хотел обратить внимание руководства НКВД на свою судьбу. Лишь много лет спустя стало известно, что аресты санкционировались ни кем иным, как этим самым руководством, которое, в свою очередь, было лишь исполнителем чужой злой воли. Но это мы знаем теперь, а тогда этого не знали многие, не знал этого и бывший прокурор Куйбышевской области Николай Жалнин.
Какое-то время после ареста он еще не верил, не мог поверить, что на нем поставлен крест, что его уже вычеркнули из списков живущих. И тогда он пишет вот такое заявление, которое напоминает последний крик о помощи: «Я готов и могу еще работать на самых опасных участках, и могу принести большую и серьезную пользу Родине. Мне только 38 лет. Я прошу дать мне возможность сделать максимум пользы, отдать все мои силы делу построения коммунизма».
А вот его прошение, когда он понимает, что все кончено, обратной дороги нет, впереди только смерть: «Я прошу не репрессировать мою семью. У меня остались жена и два сына - 16 и 12 лет - один комсомолец и один пионер. Жена и дети - прекрасные люди, преданные социалистической родине. Дети жили мечтами о Красной Армии, о защите советских рубежей. Они не знали, что их отец состоит в контрреволюционной организации, и, если бы я им сейчас сказал об этом, они бы ни за что этому не поверили. Потому что воспитывались они исключительно в коммунистическом духе. Пусть они растут настоящими большевиками. Они неповинны и за меня отвечать не могут и не должны».
Семью все же репрессировали. Жену - в концлагерь. Детей - в детдом. Один из сыновей потом погибнет на войне, другой вернется в Куйбышев.
Жалнина приговорили к высшей мере наказания и расстреляли вскоре после вынесения приговора. Но, знакомясь с материалами дела Жалнина, мы натолкнулись на один факт, который указывал, что суд над ним, даже такой скорый и неправый, был пустой формальностью. Оказывается, еще до суда были уничтожены, сожжены удостоверения личности подследственного, его профсоюзный билет на том основании, что они являются устаревшими документами. Дороги назад не было. Дело оставалось за малым - уничтожить их бывшего владельца...
Сегодня многое встало на свои места. Палачи названы палачами. Доброе имя возвращено многим безвинным жертвам сталинских репрессий. Правда, еще не всем, но многим. Областная газета «Волжская коммуна», например, регулярно печатает списки безвинно пострадавших наших советских граждан. Кто-то был реабилитирован с приходом «оттепели» в 56-м, кто-то позже. Николай Петрович Жалнин был реабилитирован через год после своей гибели, в 40-м. Вот строки из документа:
«Военная коллегия Верховного суда СССР, рассмотрев материалы дела и соглашаясь с заключением прокурора, определила: приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 10 марта 1939 года в отношении Жалнина Николая Петровича отменить по вновь открывшимся обстоятельствам и дело о нем производством прекратить за отсутствием состава преступления».
Справедливость восторжествовала. И, может быть, в данном случае символично то, что сделано это было в отношении прокурора по представлению прокурора.
На пухлой папке с делом Жалнина режут глаза слова - «ХРАНИТЬ ВЕЧНО». Эти два слова были на папках, в которых уместилась жизнь миллионов наших соотечественников. Какой смысл вкладывали в эти слова те, кто вершил неправое дело? Возможно, так хотели подчеркнуть значимость творимых ими деяний, которые сегодня названы преступлением против собственного народа. Мы же видим в этих словах - «ХРАНИТЬ ВЕЧНО» - иной смысл. Мы, сегодня живущие, и наши потомки должны вечно хранить память о безвинных жертвах, о трагедии нашего народа. Хранить память во имя того, чтоб подобное никогда больше не повторилось.
Все прокурорские работники, так же как и 28 тысяч жителей нашей области, впоследствии были реабилитированы — многие посмертно.
Тысячи изломанных судеб... Они не должны быть забыты.