Знание иностранных языков в общем было, конечно, уделом не многих лиц. Поэтому и князья, ревновавшие о распространении просвещения, собирали большей частью книги, переведенные на славянский язык, или сами устраивали такие переводы. Начало положил еще Ярослав: он собрал писцов, которые переписывали готовые славянские переводы, нашел переводчиков, которые переводили с греческого языка на русский и, составив таким образом собрание рукописей, библиотеку, нашел для нее и помещение в соборе св. Софии. Дело Ярослава продолжал сын его Святослав, который ревностно собирал книги и наполнил ими свои клети (из его собрания дошел до нас великолепный пергаментный «Изборник», с рисунком, изображающим самого князя и его семью). Собирал книги и князь Святослав Давыдович Черниговский (Святоша). О Константине Ростовском (сыне Всеволода III) в Татищевском своде говорится, что он был очень учен, держал при себе людей ученых, покупал много старинных греческих книг дорогой ценой и велел переводить их на русский язык, сам писал и другие с ним трудились. Одних греческих книг было у него более тысячи, которые он частью купил, частью получил в дар от патриархов.
Переводная церковная и светская литература.
Какие же книги распространялись в русском обществе в рассматриваемое время? На первый план, конечно, надо поставить Священное писание — Библию. Впрочем, едва ли вся Библия целиком находилась в распоряжении наших предков. Псалтырь, евангелие и апостол стоят в данном случае вне всяких сомнений. Остальные священные книги известны были преимущественно по паремейникам, т. е. по выдержкам из них, которые читаются в церкви в известные дни. Рядом со Священным писанием можно поставить некоторые экзегетические, истолковательные труды греческой богословской литературы и труды догматические. Самым замечательным экзегетическим произведением, обращавшимся на Руси, был «Шестоднев» Иоанна, пресвитера и экзарха Болгарского. Эта книга, содержащая шесть слов о творении мира, служила для наших книжников целой энциклопедией знаний по всем отраслям естествознания, ибо в словах Иоанна содержатся разнообразные сведения и объяснения природы. Из догматических сочинений в Киевской Руси обращалось «Слово о правой вере» или «Уверие» Иоанна Дамаскина, поучения Кирилла Иерусалимского, слова против ариан Афанасия Александрийского и др. Очень много вращалось переводных произведений греческой нравоучительной литературы, в частности «слова» Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина, пространные жития святых или «минеи», сокращенные жития или «прологи» и «синаксари». По отделу историческому в дотатарское время на Руси вращались прежде всего две «Палеи», пространная, или толковая, и краткая. Это собственно популярные изложения священной истории, наполненные апокрифами; пространная палея, излагая историю творение мира, попутно сообщает разнообразные данные по астрономии, физике, зоологии, ботанике, минералогии и т. д. Затем большим распространением пользовались хронографы Георгия Амартола и Иоанна Малалы Антиохийского. Первый, доведенный автором до 842 года и затем его продолжателями до половины Х века, содержит священную историю Ветхого и Нового завета и древнюю гражданскую и церковную историю; второй, начиная от сотворения мира, содержит преимущественно гражданскую историю, но переводчиком дополнен Палеей. К хронографам в переводе прилагалась еще «Книгы Александр», или так называемая «Александрия», исторический роман о происхождении Александра Македонского от египетского бога, о его подвигах, о виденных им на Востоке чудесах; в качестве вставной статьи в хронографах фигурировала так называемая «Троянская история», т. е. подробный рассказ о взятии греками Трои, составленный Доресом Фригийским. Из книг поучительного содержания, быть может, уже в XII веке читалась русскими людьми так называемая «Пчела», сборник изречений или «Речи мудрости от евангелия и от апостол и от святых муж и разум внешних философ». Этот сборник составлялся постепенно в Византии и под названием Μέλισσα в редакции инока Антония появился в XI веке. К числу книг, откуда русские люди почерпали жизненные научения, принадлежала и так называемая кормчая книга, или по-гречески «Номоканон». К нам на Русь первоначально перешел «Номоканон» в болгарской редакции. Но уже при Ярославе этот «Номоканон» заменен был другим, именно сделан был перевод с того греческого «Номоканона», который был в обращении в греческой церкви в IX веке. В этом номоканоне свод церковных правил святых апостол и святых отец и постановлений вселенских и поместных соборов дополнен следующими статьями: 1) извлечение из законов Моисеевых; 2) эклога — выборка законов, составленная при иконоборческих императорах Льве Исавре и его сыне Константине Копрониме (законы семейного, гражданского и частью уголовного права); 3) закон судный людям, славянская переделка эклоги относительно наказаний за уголовные деяния; 4) прохирон Василия Македонянина, или закон государственный (jus civile). Кормчая книга предназначалась как руководство для церковных правителей. Но из нее могли черпать наставления о том, как судить, и гражданские правители.
Самостоятельная церковная и светская литература.
Какими же последствиями для духовной жизни русского общества сопровождалось распространение всей этой литературы? В нашем распоряжении есть данные, указывающие на то, что распространение этой литературы, внося в духовный оборот русского общества известный запас новых идей и знаний, содействовало в нем пробуждению сознательности, стремлению к осмысливанию жизни, самостоятельному умственному творчеству. И у нас на Руси появилась известная интеллигенция со вкусами к высшим вопросам жизни и с попытками к самостоятельным их решениям. Первый митрополит из русских Илларион, как было уже сказано, написал сочинение «О законе и благодати», представляющее первый русский труд по догматическому богословию. Вопросы христианской нравственности особенно заняли внимание русских книжных людей и вызвали написание целого ряда поучительных слов, например Кирилла Туровского, Луки Жидяты, преп. Феодосия Печерского, наконец, известное поучение Владимира Мономаха. Так же, как и греки, и русские книжники рассматриваемого времени стали составлять с нравоучительными целями житие русских святых. Кроме произведений упомянутого уже монаха Иакова, здесь нужно назвать: «Чтение о житии и погублению блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба» препод. Нестора летописца, «Житие Феодосия Печерского» его же, «Сказание о св. Леонтии Ростовском и обретении его мощей» и, наконец, два собрания повестей о печерских угодниках, составленные епископом владимирским и суздальским Симоном и монахом Печерского монастыря Поликарпом и образовавшие так называемый Печерский Патерик. Изложение всемирной истории в так называемых хронографах или «временниках» вызвало и у нас на Руси желание написать «Повесть временных лет, откуда пошла есть Русская земля, кто в Киеве первое нача княжити, и откуду Русская земля стала есть». Эта повесть появилась в Киеве. Но одновременно с ней стали вестись летописные повествования в Новгороде. В XII веке и первой половине XIII уже в разных областях Русской земли: Киевской, Волынской, Суздальской, Галицкой и др. — велись летописные записи и составлялись своды, которые во главу угла ставили так называемую начальную летопись, доведенную до 1110 года игуменом Выдубецкого монастыря Сильвестром. Эта начальная летопись является чисто искусственным, ученым произведением. Составитель воспользовался для ее написания не только погодными записями событий, но и разнообразными сведениями из греческих хронографов, внес в нее некоторые отдельные повести и сказания, например, похвалу князю Владимиру и сказание о убиении Бориса и Глеба монаха Иакова, сказание об основании Печерского монастыря и первых печерских подвижниках и др.; воспользовался даже некоторыми официальными документами, вроде договоров Олега и Игоря с греками; в летописи можно заметить и разные народные предания и былины в пересказе. Весь этот материал, разнородный по содержанию и духу, составитель постарался связать известной общей идеей, так или иначе объяснить ход событий. Но это объяснение далеко от того, которое мы называем прагматическим и которое выводится из естественного хода вещей. Такого вывода ни составитель начального свода, ни его продолжатель не делали. Для них Русская земля строится Промыслом Божиим, молитвами ее угодников и добродетелями живущих русских людей. Поэтому и в своем повествовании, развертывая картину прошлого Русской земли, составители летописных сводов имели главной целью своей дать не простое удовлетворение любознательности, а житейское поучение. Все удачи, все успехи русских людей находят объяснение в их личных добродетелях — христианском благочестии, смирении, братской любви, нищелюбии, расположении к иноческому или духовному чину. Все беды, все напасти посылаются Богом для вразумления людей, для наказания и исправления: «Бог бо казнит рабы своя напастьми различными, огнем и водой, и ратью и иными различными казньми: хрестьянину бо многими напастьми внити в царство небесное». Бог не сразу наказывает людей, а посылает иногда предупреждения в виде разных знамений. Это чисто религиозное объяснение истории составляло отличительную черту и тех исторических произведений, которые перешли к нам в переводах из Греции, и которые до известной степени послужили для наших книжников образцами. Но вместе с этим такое объяснение гармонировало вполне с общим миросозерцанием русских людей, недавних христиан, незадолго перед тем язычников, которые всю свою жизнь ставили в зависимость от внешних таинственных существ, распространенных вокруг них в природе.