Подражание греческим образцам проявилось и в составлении жизненных руководств чисто практического характера. В кормчих книгах после церковных правил и законов греческих царей стали помещаться церковные уставы Владимира Святого и Ярослава. В настоящее время можно считать уже доказанным в науке, что эти уставы не подлинные узаконения князей Владимира и Ярослава, а литературные попытки кодифицировать действовавшее на Руси церковное право, причем за исходные пункты взяты были законы Владимира и Ярослава. Такими же попытками являются и обе редакции Русской Правды, краткая и полная. Мнение, что обе эти редакции являются памятниками официального законодательства, в настоящее время уже оставлено в исторической науке. Анализ содержания Русской Правды в обеих редакциях показал, что мы имеем дело с памятником, содержащим в себе не законы в их обычной формулировке, а изложение, пересказ законов и юридических обычаев, действовавших в XI и XII веках, с историческими комментариями о времени и даже поводах установления той или иной юридической нормы. Вот, например, образчики таких комментариев: «А в княжи тивуне 80 гривен; а конюх старый у стада 80 гривен, яко уставил Изяслав в своем конюхе, его же убили Дорогобудьцы». Или: «По Ярославе же паки совкупившеся сынове его: Изяслав, Святослав, Всеволод и мужи их: Коснячко, Перенег, Никифор и отложиша убиение за голову, по кунами ся выкупати; а ино все, яко же Ярослав судил, такоже и сынове его уставиша». «А се покони были вирный при Ярославе»... «Володимер Всеволодичь, по Святополце, созва дружину свою на Берес-товемь (следует перечень дружины) и уставили до третьяго реза, оже емлеть в треть куны» и т. д. Против официального происхождения Русской Правды говорит не только описательно-повествовательная форма многих ее статей, но и различные неясности, недомолвки и противоречия, содержащиеся в памятнике и произошедшие от неопытности ее составителей, которые собирали разнородный и разновременный материал. Русская Правда в краткой редакции сохранилась в Новгородской летописи. Здесь после описания под 1016 годом войны Ярослава с Святополком, бегства и смерти последнего, стоит следующий рассказ: «Ярослав иде к Кыеву, седе на столе отца своего Володимира, нача вой свои делити: старостам по 10 гривен, а смердом по гривне, и Новгородцем по десяти гривен всем, и отпусти их всех домов, и дав им правду и устав списав, глаголав тако: по сей грамоте ходите, якоже писах вам, тако же держите», а вслед за этим помещена Русская Правда краткой редакции. Но очевидно, что Русская Правда вставлена сюда составителем летописного свода, и притом не кстати, ибо в ней содержатся законы не только Ярослава, но и его сыновей. Ясное дело, что этот памятник составился отдельно и независимо от летописи. Полная редакция Русской Правды является большей частью в составе кормчих или юридических сборников, известных под именем «Мерила праведного». Здесь она представляет известную параллель греческим законам Льва Исавра, Константина Копронима и Василия Македонянина. На основании нахождения Русской Правды в составе кормчих и «Мерил праведных» в русской исторической науке высказано мнение, что этот юридический сборник возник в церковной среде и для потребностей церковного суда, которому приходилось судить мирян по нецерковным делам. Таково мнение Ключевского. Что составителями Русской Правды были духовные лица, это едва ли может подлежать сомнению. Но едва ли можно признать, что Русская Правда составлена для практических целей именно церковного суда. Русская Правда говорит все время только о княжеском суде над людьми, которые не входили в категорию церковных людей, подробно перечисляет виры, продажи, судебные уроки, или пошлины, вознаграждения потерпевшим и т. д. Если бы составители Правды имели в виду практические потребности церкви, это обстоятельство так или иначе должно было бы отразиться на самом содержании этого юридического сборника. Все эти соображения заставляют нас отвергнуть прямые практические цели за составлением Русской Правды. Это не кодекс законов и обычного права в собственном смысле, а описание юридической практики, действовавшей в то время на Руси, описание, вызванное теоретическим стремлением русских книжников придать ходившим на Руси юридическим сборникам известную полноту и законченность. В этих сборниках читатели находили церковные каноны и законы греческих царей. Но так как на Руси были свои церковные правила и свои мирские законы и обычаи, то наши книжники и стали дополнять греческие статьи кормчих и «Мерил праведных» церковными уставами князей Владимира и Ярослава и Русской Правдой («А се Правда Росьская»), Русская Правда, таким образом, является скорее памятником древнейшей юридической литературы, чем памятником древнейшего русского законодательства.
Христианские идеалы, национальное самосознание и действительность.
Литературное творчество, проявившееся в столь разнообразных формах, свидетельствует о значительном подъеме духовной жизни в Киевской Руси рассматриваемого времени. Обращаясь к существу тех идей и воззрений, которые дают себя выследить по этому литературному творчеству, мы видим, с одной стороны, отражение в них общехристианских представлений жизни, в частности византийских аскетических идеалов, с другой стороны — пробудившееся национальное самосознание. Помыслами о Русской земле, о ее благе наполнены и сказания о русских святых, и повествования летописцев, и такие произведения, как «Слово о полку Игореве». В какой мере эти новые идеи и воззрения определяли жизнь русского общества, превращались в деяния, в поступки? Можно сказать вообще, что это были только поставленные сознанием русской интеллигенции того времени идеалы, к которым стремились и приближались немногие в своей жизни. Летописи с особым сочувствием отмечают христианскую доброту некоторых князей и частных лиц, их богобоязненность, кротость, милосердие к ближним. Но по всему видно, что это были выдающиеся люди, исключения из общего правила. Та же самая летопись полна известиями о жестокостях, своекорыстии, клятвопреступлениях и других пороках князей и их дружинников. Языческое господство страстей и животных инстинктов в изображении летописи выступает в резких и сильных чертах. Даже в такой области, как богослужение, культ, христианские воззрения сплошь и рядом оставались без практического осуществления. С одной стороны, летопись сообщает о благочестивых князьях и княгинях, строивших монастыри, церкви, украшавших их сосудами, облачениями и иконами; с другой стороны, тогдашние свидетельства говорят о полном равнодушии русских людей к церкви. «Ha игрищах, — говорит одно из таких свидетельств, — видим множество людей: как начнут бороться друг с другом, то сбегаются смотреть на дело, от дьявола замышленное, а церкви стоят пусты: в час молитвы мало найдешь народу в церкви». Выше приведено свидетельство некоего «Христолюбца» о долгом переживании языческого культа на Руси, о молениях в рощах и на воде, о требах, которые приносились языческим божествам и после принятия христианства. Христианские воззрения оставались часто без действия и в таких сферах жизни, как брак, семья. Летописцы с особой похвалой отзываются о таких князьях, которые воздерживались от похоти, соблюдали чистоту телесную. Видно, что эта добродетель была не частая среди князей. Княжеские гаремы не прекратились с принятием крещения Владимиром, наложницы были и у его преемников, например, у Святополка Изяславича, Юрия Долгорукого и др. И среди высших классов, и среди простонародья было немало людей, имевших по две жены. Незаконные связи с рабынями были обычным явлением, и законодательству, как мы уже видели, пришлось позаботиться о «робьих детях», о робичичах. Простонародье, особенно глухих сел и деревушек, не брало для брака и благословенья церковного, считая обряд венчания в церкви установленным только для князей и бояр и довольствуясь языческим обрядом плескания. Основание семидесяти монастырей в различных областях Русской земли свидетельствует об известных успехах аскетических воззрений в русском обществе. Патерик Печерский и другие жития подвижников монахов свидетельствуют, что так или иначе люди шли в монастырь для обуздания плоти, для борьбы со страстями. Но в духовных посланиях XII века наряду с этим встречаем указания, что в монастыри шли люди и для покойной, сладкой жизни. Послания укоряют монахов, которые милуют свое тело, часто меняют платье, под предлогом праздников учреждают особую трапезу с пивом и долго сидят за нею, ищут над старейшими взять свою волю, собираются вместе не Бога ради, не для того, чтобы рассуждать о пользе, но для яростных споров, для бесстыдных нападений на эконома и келаря, устраивают в монастырях пиры, на которые собираются мужчины и женщины и т. д.