западе. К таким явлениям надо прежде всего отнести закладничество. Раз стушевалось на деле и в общественном сознании различие между государем и частным владельцем в его государстве, то естественно должно было замутиться и понятие о подданном. Свободные лица стали считать себя вправе отдаваться в подданство не только многочисленным князьям, но и частным лицам и учреждениям, закладываться, как говорилось тогда, не только за разных князей, но и за бояр, владык и монастыри, если это сулило им какую-либо выгоду. А эта выгода представлялась сплошь и рядом, ибо ослабевшая от разделения и удельного дробления княжеская власть часто оказывалась не в состоянии обеспечить частному лицу нужную защиту и средства к жизни. На Руси, следовательно, стало происходить то же самое, что и в Западной Европе в эпоху ослабления королевской власти, когда слабые искали защиты путем коммендации сильным землевладельцам и церковным учреждениям. Аналогия в этом отношении шла так далеко, что и у нас на Руси, как и на западе, стали закладываться с именьями.
Выше было сказано, что боярские вотчины находились под суверенитетом территориального князя, а не того, кому в данное время служил их владелец, тянули судом и данью по земле и воде. Но это правило с течением времени стало нарушаться. Владельцы стали закладываться за князей, к которым поступали на службу с вотчинами, подобно тому как на западе владельцы поступали со своими феодами, бывшими некогда также под властью территориальных государей. Это создавало страшную путаницу отношений, которой князья старались противодействовать договорами. В этих договорах они подтверждали, что боярские вотчины должны оставаться под суверенитетом территориального князя, тянуть судом и данью по земле и воде, что князья не должны в чужих уделах сел держать, покупать и даром принимать, не должны давать в чужой удел жалованных грамот, судить там и дань брать и вообще «в чужой удел не вступатися никоторыми делы». Но по всем признакам князьям не удавалось искоренить это явление, и переходы владельцев с вотчинами в подданство других князей продолжались. Такие переходы констатируются по источникам даже в конце XV и начале XVI века. Так, в 1487 году некий Ивашко Максимович сын Глядящего бил челом великой княгине Софье «и со своей вотчиной, с половиной селом Глядящим, что в Муроме в Куземском стану, со всем тем, что к его половине потягло». Имея в виду подобные случаи, Иван III и написал в своей духовной грамоте 1504 года: «а бояром и детям боярским Ярославским со своими вотчинами и с куплями от моего сына Василья не отъехати никому никуда». В 1507 году известный игумен Волоколамского монастыря Иосиф Санин, основавший свой монастырь в вотчине Волоцкого князя Бориса Васильевича и при его содействии, поссорившись со своим князем, «отказался от своего государя в великое государство», под высокую руку великого князя Василия Ивановича. Когда Иосифа стали упрекать за это, он сослался на прецеденты. «В наши лета, — говорил он, — у князя Василья Ярославича в вотчине был Сергиев монастырь, а у князя у Александра у Федоровича у Ярославского был в вотчине Каменский монастырь, а у князей у Засекинских был в вотчине монастырь Пречистые иже на Тользе»; и вот игумены этих монастырей били челом великому князю Василию Васильевичу, и он «те монастыри взял в свое государство, да не велел тем князьям в те монастыри вступатись ни по что». И в древнее время, — замечает по этому поводу составитель жития преподобного Иосифа, — «от обид меньших к большим прибегали». Частные лица закладывались не только за князей, но и за бояр, за владыку и монастыри. У богатых бояр благодаря этому были целые отряды слуг, которые им служили при дворе и на войне, и которые представляют, таким образом, полную аналогию с западноевропейскими подвассалами. Боярин Родион Несторович, явившись из Киева на службу к великому князю Ивану Даниловичу Калите, привел с собой 1600 человек дружины. Тогда знатный московский боярин Акинф Гаврилович Шуба, оскорбленный почетом, оказанными приезжему боярину и не желая быть под Родионом в меньших, ушел на службу к Михаилу Тверскому и увел с собой 1300 человек слуг. Иван III, взяв Новгород, первым делом распустил большие княжеские и боярские дворы в Новгороде и роздал княжеским и боярским слугам поместья. Но в Тверском княжестве слуги, служившие со своими вотчинами боярам, существовали еще при Грозном. Как и на западе, многие служилые люди в удельную эпоху закладывались у нас за духовенство — митрополита, владык и монастыри. У митрополита и архиереев были боярские дети и в позднейшую эпоху Московского государства, до самого начала XVIII века.
Если в удельное время, таким образом, не было идеи подданства, в нашем смысле слова, то нет ничего удивительного, если частные лица отдавались под покровительство князя той территории, где они жили, — своему собственному государю. Этот факт невозможен в настоящее время, в теперешнем государстве, где предполагается, что государь одинаковый покровитель для всех. Но в то время так не думали, и потому многие лица отдавались под специальное покровительство князя, in munde-burdium regis, как говорили на западе, получали право судиться только перед ним и т. д.
Переходы бояр и слуг; жалования и кормления.
Благодаря неясности идеи подданства между князьями и их боярами и слугами, продолжали сохраняться те самые договорные отношения, которые установились между ними в то время, когда и князья не были территориальными владельцами и бояре не были землевладельцами. Тот или другой боярин и слуга служил князю не потому, что обязан был ему служить как государю страны а потому, что он «приказался» ему служить, находя это для себя выгодным. И это справедливо как относительно перехожих бояр и слуг, так и относительно оседлых, ибо последние всегда могли уйти от своего князя. Право вольного перехода бояр и слуг, несомненно, было наследием прежнего дружинного быта Киевской Руси. Но если оно так долго продержалось в удельную эпоху, уже при оседлости боярства, то только потому, что в эту эпоху не прояснилась идея подданства.
На почве договорных отношений между князьями и боярами и слугами развились явления, соответствовавшие западноевропейской раздаче бенефициев. Бояре и слуги приезжали к тому или другому князю на службу, били ему челом (западноевропейский homagium), а он давал им жалование, beneficium, которое они получали до тех пор, пока служили. На западе в качестве бенефиция раздавались большей частью земли. И у нас князья раздавали некоторым слугам дворцовые земли, участки своих домен, которыми заведовали дворские, соответствовавшие западным мажордомам, пфальцграфам и т. п., В духовной грамоте 1388 года перечисляются «села и слободки» за слугами. В другой грамоте упоминаются «деревни - княжеское жалование», время пожалования которых относится к началу XV века. И так же, как на западе, князья отнимали эти земли у своих слуг, если они отъезжали от них. Об одном из таких слуг, условно владевших пожалованным ему селом, о Борисе Воркове Иван Калита говорит в своей духовной 1328 года: «аже имать сыну моему которому служити, село будет за ним; не имать ли служити, село отнимут». В договорах между собой князья условливались об этих слугах: а кто тех выйдет из уделов... ин земли лишен». Но по особенностям нашей страны земля долгое время не была главным объектом раздачи бенефициев. Земли везде было вдоволь, она имела мало цены для князей, и бояре и слуги позаняли ее много без всяких условий, по молчаливому или гласному признанию князей. Развившееся вотчинное боярское землевладение долгое время исключало надобность в раздаче земли в качестве бенефиция или, как у нас говорилось, поместья. У нас на Руси в удельное время получила преимущественное развитие другая форма бенефиция — раздача должностей в качестве жалования за службу, кормленья, т. е. не fief-terre, a fief-office. Поэтому и в грамотах наших князей ветречаем такие выражения: «пожаловал есми ясельничим в кормленье за их к нам выезд», т. е. за вступление в службу; или: «пожаловал есми Ивана Григорьевича Рыла... волостью Лузой (т. е. волостелем в Лузу) за их к нам выезд в кормленье. И вы, все люди тое волости, чтите их и слушайте, а они вас ведают, и судити и ходити велять у вас тиуном своим, а доход имать по наказному списку». Кормленья на волостях стали обычным признаком вольных бояр и слуг. «А вольным слугам воля, кто в кормленье бывал и в доводе при нашем отце и при нас». Эти кормленья на западе, как известно, сделались наследственными ленами: там герцоги, наши воеводы, графы, наши наместники, вицеграфы или виконты, наши волостели, сделались наследственными обладателями своих должностей и сопряженных с ними доходов. Но у нас кормленья не сделались не только наследственными, но даже и пожизненными, давались обыкновенно на года и вообще на короткие сроки. Причиной этого была бедность наших князей, которые не имели возможности зараз кормить всех своих слуг, а должны были соблюдать в этом отношении известную очередь, и кроме того отсутствие связи должностного кормления с землевладением. На западе кормленщики кроме доходов получали известный земельный надел на должность, и этот надел, становясь, как и все лены, с течением времени наследственным, тянул за собой и саму должность. У нас в удельную эпоху, как уже было сказано, бояре и слуги мало нуждались в земле, обеспеченные вотчинным землевладением, и потому у нас и не развилось явлений, подобных вышеуказанным.
Черты феодализма в воззрениях, языке и быте удельной эпохи.
Из всего сказанного можно видеть, что в русской древности удельного времени было много черт, роднящих ее с западноевропейским феодализмом. Мы встречаем здесь те же учреждения, те же отношения и воззрения, что и на феодальном западе, иногда в полном развитии, иногда в менее определенных чертах. В наших грамотах встречаются фразы, представляющие собой как бы буквальный перевод соответствующих латинских текстов. Для важнейших феодальных учреждений в русской древности были специальные термины, соответствующие западноевропейским. Коменданты назывались у нас закладнями; для обозначения феодальной коммендации употреблялись слова задаваться, закладываться. Русский дружинник, как и германский, назывался мужем; боярин же так же, как вассал, — слугой господина великого князя. Для обозначения бенефиция у нас было специальное слово жалование; это слово у нас имело столь же широкое распространение, как на западе слово бенефиции, лен. Жалованием называлась и земля, пожалованная в условное владение (поместье), и должность, и иммунитетные льготы. При сходстве социально-политического строя замечается и сходство быта. Дух розни, особности, свободы и независимости парит и в русском обществе удельной эпохи, как и в западном феодальном. Феодальная свобода и независимость вели у нас так же, как и на западе, к насилиям и самоуправству, особенно со стороны бояр, которые нередко предпринимали разбойничьи наезды друг на друга. Характерной чертой западных феодалов была их военная профессия, их воинский дух. Эта черта выразилась в рыцарстве. Наши бояре и князья в значительной степени утратили рыцарские черты, которые свойственны были их предшественникам и так ярко обрисованы в «Слове о полку Игореве». Тем не менее и они все были воинами. Во время постоянных удельных междоусобий всем им часто приходилось сражаться во главе отрядов их слуг и людей. Духовные владыки не выступали сами в поход, но взамен себя посылали своих воевод, предводительствовавших их слугами. Одной из типичных черт западного феодализма является, в обычном представлении, укрепленный замок с бойницами, рвами, подъемными мостами. В удельной Руси не было каменных замков. Но каменные замки заменялись укрепленными городками на холмах, на возвышенном берегу реки или на старинных мерянских курганах. Эти княжеские городки и кремли удовлетворяли той же потребности, что и западные феодальные замки. Духовные владыки наши также возводили укрепления. Монастыри строились одинаково с княжескими кремлями, обыкновенно при озере или реке. Оба окружались стенами однородной архитектуры с башнями, бойницами, воротами. У бояр XIV-XV веков не было таких укреплений, но каждая боярская вотчина даже в позднейшее время, в XVII веке, представляла собой вооруженный стан, окруженный частоколом. Значит, в данном случае разница Руси с Западной Европой была не столько качественная, сколько количественная.