Так выросло внутреннее значение великого князя Московского с объединением Руси под его властью и установлением единодержавия. Это значение было очень далеко от того, какое приписывал себе великий князь Василий Дмитриевич в разговоре с митрополитом Киприаном: «вы поставлены к миру и любви учити, мне же имения собирати и возноситися». Это уже не был теперь рачительный вотчинник-владелец, заботящийся о приумножении богатства, а великий государь, призванный охранять мир и доброе житие православного христианства и вооруженный для того полнотой и неограниченностью власти.
Этот великий государь не преминул объявить войну всем пережиткам удельной феодальной эпохи, которые еще уцелели к тому времени в объединенной под его властью Руси.
* * *
Пособиями, кроме упомянутых общих трудов Соловьева и Иловайского, могут служить;
И. Е. Забелин. История города Москвы. 2-е изд. Ч. 1. М., 1905.
М. А. Дьяконов. Власть Московских государей. СПб., 1889. Он же. Очерки общественного и государственного строя древней Руси. 4-е изд. СПб., 1914.
А. Н. Филиппов. Учебник истории русского права. 4-е изд. Ч. 1. Юрьев, 1912.
В. И. Сергеевич. Русские юридические древности. Т. 1. СПб., 1890.
БОРЬБА С ПЕРЕЖИТКАМИ УДЕЛЬНОЙ ЭПОХИ ПРИ ИВАНЕ III И ВАСИЛИИ III И УСТАНОВЛЕНИЕ МОНАРХИЧЕСКОГО АБСОЛЮТИЗМА
ПРЕКРАЩЕНИЕ удельного дробления не знаменовало еще собой полного уничтожения порядков удельной эпохи. В качестве наследия этой эпохи оставались еще договорный характер отношений между государем и боярами и соединение некоторых политических прав с землевладением. Новая верховная власть на Руси в лице Ивана III и его сына Василия вступила в борьбу и с этими пережитками старого порядка и одержала ряд крупных побед над ними.
Уничтожение права отъезда бояр и вольных слуг.
Здесь на первый план надо поставить уничтожение права отъезда бояр и вольных слуг. Право это в теории подтверждалось великими князьями московскими до самого конца XV века. Исследователи справедливо указывают, что московским князьям, к которым со всех сторон приезжали вольные слуги, выгодно было охранять это право в своих договорах с другими князьями. Но на практике и в отношении к своим слугам они очень рано стали бороться с правом вольного отъезда. Так, например, еще великий князь Семен Иванович обязал своих братьев не принимать к себе на службу боярина Алексея Петровича, который вошел к нему «в коромолу», и заставил их формально признать, что «волен в нем князь великий и в его жене и в его детях». Из договора видно, что Семен конфисковал имущество мятежного боярина. Великий князь Димитрий Иванович Донской конфисковал села у Ивана Васильевича Вельяминова и Некомата Сурожанина, которые отъехали от него в Тверь, и затем, заключая перемирную грамоту с Тверским князем, выговорил: «а что Ивановы села Васильевича и Некоматовы, и в тыи села тобе не вступатися, а им не надобе: те села мне». Мало того, когда названные лица попались ему позже в руки, он приказал их казнить за измену. Подобное же случилось и с Иваном Димитриевичем Всеволожским, который отъехал от великого князя Василия Васильевича. Великий князь захватил его села «в своей вине» и по договору с дядей Юрием Димитриевичем удержал их за собой; а когда Иван Ди-митриевич попался ему в плен, он приказал его ослепить. Шемяка, сделавшись великим князем на Москве, поотнимал села и дома у бояр и детей боярских, отъехавших в Коломну к Василию Васильевичу. Все эти факты, впрочем, можно еще объяснить тем, что отъезд названных бояр был по обстоятельствам равнозначителен действительной измене или враждебным замыслам их против князей. Но этого нельзя сказать про такие, например, меры, как договор Василия Васильевича Темного с дядей Юрием и Борисом Александровичем Тверским о неприеме служилых князей с вотчинами. В этих договорах не содержится прямого запрещения отъезда, но содержится только оговорка, которая почти равнозначительна прямому запрещению: «а кто моих князей отъедет к тебе служебных, и в тех ти вотчины не вступаться, кого ми Бог поручил, ни твоим детям, ни твоей братье молодшей».
Иван III, не издавая общего запрещения отъезда, стал брать с отдельных лиц письменные обязательства о неотъезде, и притом с крупным денежным поручительством за их верность со стороны родственников и друзей. Таким образом, например, в 1474 году он взял запись с князя Данила Дмитриевича Холмского, причем за него поручились 8 бояр всего на сумму 8000 рублей. Такие же «укрепленные» грамоты брал с князей и бояр и Василий III, и царь Иван Васильевич Грозный. При этом вошло в обычай требовать поручителей даже за тех, кто ручался за верность служилого человека. Таким путем весь военно-служилый класс, или по крайней мере его высший слой, опутывался круговой порукой. Не довольствуясь этим, московское правительство старалось положить конец переходам и некоторыми общими распоряжениями, и своими договорами с удельными князьями. Иван III в своем завещании говорил: «боярам и детям боярским Ярославским со своими вотчинами и с куплями от сына моего Василия не отъехати никому никуда; а кто отъедет — земли их сыну моему». Новое правило о неотъезде служилых людей было утверждено в малолетство Ивана Грозного митрополитом Даниилом и боярами. В 1534 году, по смерти Василия III, митрополит Даниил привел к крестному целованию братьев умершего великого князя Андрея и Юрия Ивановичей, на том, что «людей им от великого князя Ивана не отзывати». В 1537 году Андрей повторил свое обещание и обязался не принимать к себе служилых людей великого князя — князей, бояр, дьяков, детей боярских — и извещать правительство о таких охотниках до переездов. Наконец, в 1553 году Иван Грозный обязал единственного удельного князя, который еще оставался, Владимира Андреевича Старицкого не принимать на службу московских бояр. Уничтожая исподволь право отъезда к своим удельным князьям. Московский государь, само собой разумеется, должен был стремиться и к уничтожению права отъезда к иноземным государям. Этот отъезд он рассматривал уже как прямую измену и наказывал за нее не только самих виновников, но и их родственников и советчиков, смертью, тюремным заключением, конфискацией имений и т. п. Отъезд не проходил даром даже в тех случаях, когда отъезчик возвращался обратно и приносил повинную. В таких случаях и сам он, и его род понижались в чести.
Так, постепенно уничтожились в Великой Руси договорные отношения между государем и его слугами. Эти отношения заменились обязательными отношениями подданства, а вольные слуги превратились в невольных служилых людей, холопов Московского государя.
Установление обязательной службы с вотчин.
Этот факт, в свою очередь, повлек за собой важные последствия. Мы видели, что в удельную эпоху не было обязательной службы князю с земельных вотчин. По земле тянули только судом и данью, а службу могли служить по договору и чужому князю. С уничтожением права отъезда с вотчинным землевладением должна была связаться и служба. Раз отъезд на службу к постороннему князю стал вызывать конфискацию вотчин, то и обратно — владение вотчиной стало предполагать обязательную службу государю, во владении которого лежала вотчина. Этот принцип тем более стал утверждаться в жизни, что одновременно с тем московское правительство стало практиковать раздачу земель в вотчину с обязанностью службы. Юридические представления, связывавшиеся с выслуженными вотчинами, должны были переноситься невольно и естественно и на вотчины родовые, невыслуженные. Отсюда естественно было уже перейти и к различным ограничениям в праве распоряжения вотчинами в государственных интересах. В рассматриваемое время, эти ограничения коснулись пока княжеских вотчин. При Иване III князьям Ярославским, Суздальским и Стародубским запрещено было продавать свои вотчины кому бы то ни было без ведома великого князя, а также отдавать их по душе в монастыри.