Наконец, третий этап расправы над экономической наукой – это перманентные «проработки», кампании по «борьбе с космополитами», охватывающие послевоенные годы. Они не вылились в массовые репрессии, потому что вместе со Сталиным закончилась и его эпоха. Но и в послевоенные годы шли аресты экономистов. Погибли Н. А. Вознесенский – председатель Госплана и его брат А.А.Вознесенский – ректор Ленинградского университета, затем министр просвещения РСФСР. Лишь единицы из десятков и сотен репрессированных экономистов пережили лагеря и в середине 50-х гг. вернулись к научной работе. Их возвращение влило новые силы в экономическую науку. Среди тех, кто вернулся из лагерей и ссылок, были Альб. Л. Вайнштейн и А.Л.Лурье — одни из основателей экономико-математического направления, В.П.Красовский, С.А.Хейнман, Я.Б.Кваша — крупнейшие специалисты в области экономики технического прогресса, А.Л.Макаров — ближайший сотрудник и единомышленник А.В.Чаянова.
Сталинизм не только обескровил, опозорил экономическую науку репрессиями, проработками, травлей лучших ученых, но он сумел навязать ей целую систему специфического экономического мышления. И если со смертью Сталина прекратились репрессии и на известный срок, до начала 70-х гг., прекратились направляемые сверху кампании травли и проработок, то это еще не значит, что экономическая наука сумела стряхнуть с себя путы сталинского экономического мышления. Сталинизм именно в экономической науке, как ни в какой другой, пустил глубокие корни, деформировал научное мышление, сохранился на многие десятилетия и даже обнаружил способность к определенной мутации, приспособлению к меняющимся условиям жизни. Истоки сталинистского экономического мышления, его характерные черты, его воздействие на науку мы и постараемся показать. Это необходимо сделать и потому, что сталинистское экономическое мышление все еще живо, оно представлено и в экономической литературе, и в известной части публицистики.
Как уже говорилось, исходный пункт сталинистского мышления, пожалуй, роднит его со многими социалистическими учениями, начиная с Платона: а именно, речь идет о представлении, согласно которому на смену одному общественному строю должен прийти другой, предопределенный, предусмотренный и предугаданный строй, обладающий неизмеримыми преимуществами. Но для появления этого строя, обнажения его преимуществ достаточно разрушить старые формы, старые общественные отношения. Правда, в процессе разрушения завяжется ожесточенная борьба, которую нужно вести любыми, сколь угодно беспощадными методами; чем решительнее, беспощаднее будут методы борьбы, тем раньше перед человечеством откроется вожделенная земля Эльдорадо.
В 1931 г., в разгар коллективизации, когда полным ходом шло разрушение и традиционных форм земледелия, и его материальной базы, когда в городе одновременно шла ликвидация целого слоя населения — частных торговцев и ремесленников, мелких предпринимателей, когда репрессии выбивали цвет отечественной интеллигенции, Сталин вещал: «Самое важное с точки зрения строительства мы уже сделали. Нам осталось немного: изучить технику и овладеть наукой. И когда мы сделаем это, тогда у нас пойдут такие темпы, о которых сегодня мы не смеем и мечтать».
В начале 30-х гг. беспощадному шельмованию подвергались те экономисты, которые осмеливались утверждать, что, прежде чем ликвидировать частное хозяйство и рынок, нужно было бы сперва на деле наладить централизованное планирование и управление, другими словами, убедиться, что они возможны. Нет, отвечали благонамеренные, само разрушение частных хозяйств, сама ликвидация рынка и обеспечат планомерность и организованность народного хозяйства в целом. Старое мешает новому, в результате борьбы со старым, его уничтожения новые социалистические формы станут всеобъемлющими.
Катастрофическая практика начала 30-х гг. показала, насколько фантастичны, маниакальны представления о том, что разрушение старых форм якобы само по себе открывает путь для новых, более передовых форм общественной жизни.
Казалось бы, после того как была провозглашена окончательная победа социализма в нашей стране, этот элемент сталинистского мышления должен был сойти на нет: ведь исчезли те злокозненные старые формы, которые мешали проявиться преимуществам социализма. Уничтожать, вроде бы, больше было нечего. Но этого не произошло: один из важнейших родовых элементов сталинистского экономического мышления сохранился, хотя и не играл той роли, которая отводилась ему в начале 30-х гг. В начале 50-х гг. Сталин провозгласил, что главным препятствием на пути к коммунизму является колхозная форма собственности, которая не столь совершенна, как общегосударственная. В начале 60-х гг. Хрущев развернул борьбу с приусадебным хозяйством, с крестьянским подворьем, в котором усмотрел главную помеху для успешного движения к коммунизму. Наконец, в 60-х гг. в советской экономической науке сложилось направление, рассматривавшее товарно-денежные формы в советской экономике как атавизм капитализма, с преодолением которого откроются возможности перехода к коммунизму.
Сталинские планы — это не просто планы развития производительных сил, роста уровня жизни, решения социальных задач (хотя все эти моменты в планах пятилетних и перспективных формально всегда присутствовали): сталинские планы — это всегда планы преобразования социальных основ общества. Первая пятилетка призвана была заложить основы нового общественного строя, вторая — завершить его создание, третья — обеспечить необратимое опережение уровня и объема производства по сравнению с капиталистическим миром. На то, чтобы догнать и перегнать США, в официальных выступлениях начала 30-х гг. отводилось 10 лет. В перспективе Сталину мерещились такие темпы, о которых в 1930 г. невозможно и мечтать. А ведь в этом году план предусматривал рост промышленности примерно на 30%! Верил ли Сталин сам в чудодейственные возможности нового строя или нет, но в любом случае будущее, которое он готовил стране, состояло в непрерывной гонке, непрерывном перенапряжении.
В 1932 г. Е.А.Преображенский, в прошлом ведущий экономист — теоретик левой оппозиции, прислал в журнал «Проблемы экономики» статью, посвященную хозяйственной ситуации в стране и основным направлениям экономической политики. Статья опубликована не была, но тем не менее журнал поместил разносный ответ на эту статью, из которого мы и можем узнать о ее содержании. В своей статье Е.А.Преображенский предлагал снизить темпы роста тяжелой индустрии, сделать упор на повышение крайне низкого жизненного уровня народа, аргументируя это тем, что важнейшая цель – построение основ социализма – уже достигнута. Главным аргументом в разносной критике неопубликованной статьи Преображенского служило указание на то, что за строительством социализма должно последовать строительство коммунизма, следовательно, сверхвысокие темпы должны сохраниться, а возможно, и возрасти.
Еще в 1927 г. Н.Д.Кондратьев, пытаясь образумить госплановских планировщиков, писал, что изменения в социальном строе общества – это сложный органический процесс, которым можно управлять, но который нельзя втиснуть в рамки пятилетнего плана. План должен ориентироваться на максимальное развитие производительных сил, на создание наиболее благоприятных условий для социального прогресса, но он не может, оставаясь научным, предусматривать ломку сложившихся социальных форм и созидание новых. По сути дела, такова же была позиция Н.И.Бухарина.
Было бы неверно приписывать курс на разрушение старых форм левой оппозиции, в том числе так называемым троцкистам. Левая оппозиция требовала ускоренной индустриализации, чтобы не допустить снижения удельного веса пролетариата в населении и рабочих от станка — в партии, поскольку в первом она видела гарантию движения к социализму, а во втором — панацею от бюрократизации партии. Для достижения этих целей левые допускали ограничение в развитии высших групп деревни, перекачку средств из деревни в город. Программа их, конечно, была уязвима, более того — порочна (не будет развиваться земледелие, если дискриминировать лучших хозяев, постоянно отнимать у них накопления), но все же и в страшном сне не могла им померещиться сталинская коллективизация. Крестьянское хозяйство, по их мнению, на обозримый период должно было оставаться частным и развиваться по фермерскому пути. Представление о том, что разрушение старых форм хозяйства открывает путь к светлому будущему, — это всецело достижение сталинской экономической мысли.
Путь к социализму для сталинизма – это разрушение старых форм, причем разрушение, идущее на глазах, в сжатые сроки. Поэтому и переживаемая эпоха – это эпоха непрерывной ломки, переделки, это – растянувшаяся во времени революция. Хозяйственную систему этой революции не следует представлять как законченную систему, с равновесием входящих в нее элементов: одни элементы системы должны расти, другие уничтожаться. Отсюда – острая враждебность Сталина и сталинистов ко всем попыткам найти условия равновесия в советском хозяйстве, к теории равновесия, которую защищал Бухарин. Итак, свобода от равновесия, от сбалансированности, от объективной обусловленности принимаемых хозяйственных решений. Отсюда – глубокий волюнтаризм сталинистского экономического мышления.