Война застаёт Цветаеву за переводом испанского поэта Г. Лорки, погибшего от руки фашистов в Гренаде. 8 августа, провожаемая Пастернаком и Боковым, Марина Ивановна вместе с сыном пароходом уезжает из Москвы в Елабугу на Каме. Но ни там, ни в Чистополе, где живут семьи писателей, для неё нет работы, даже самой чёрной, - ни домработницей, ни судомойкой. Марина Ивановна приходит к мысли, что Мур с ней пропадёт - не прокормить; уже не раз она задумывается о самоубийстве - «год примеряет смерть», считая, что осиротевшему сыну люди помогут. «Смерть страшна только телу. Душа её не мыслит. Поэтому, в самоубийстве, тело - единственный герой», - рассуждает Цветаева. - «Героизм души - жить, героизм тела - умереть».
31 августа 1941 года, в отсутствие сына и хозяев, она повесилась, оставив записку сыну: «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але - если увидишь - что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик».
Но не мене мучает вопрос: «зачем кому-то умирать, чтобы он нами был замечен?»
Вот так Марина Ивановна и умерла, не зная точно, но упорно веря, что она не останется забытой и ненужной, что её поймут и оценят по достоинству. Но как же так вышло: и живую не уберегли, и мертвую потеряли? А где лежит Цветаева - теперь уже, наверное, не установишь, со смертью старухи-хозяйки, проводившей когда-то на кладбище невезучую квартирантку, последняя ниточка оборвалась.
Почти всю свою жизнь Цветаева скиталась по чужим домам и в последний свой час чужую веревку приладила к чужому гвоздю, и после смерти места не имеет.
Она была человеком-птицей, которая летала по свету и творила добро.
А тогда, в ту минуту, разве знали кого хоронят? Мы-то давно ли узнали?!
«Я слишком любила смеяться, когда нельзя».
Что ей ограды, что цепи, камни, надписи? При жизни ни одна цель не могла удержать - и эта, могильная, не удержала.
Русская поэтесса похоронена в русской земле - чего же ещё надо? Все цветы родины у её изголовья.
В Москве родилась, в Петербург наезжала, к Крыму гостила, в Париже, Берлине и Праге эмигрантствовала, а повесилась здесь, в глубокой нашей провинции, в русском городке среди татарских деревень, в домишке, где последний раз перепал ей глоток родного воздуха. Никто не обязывал, могла бы и дальше дышать - сама не захотела.
В общем-то от покойных поэтов-классиков нам не так уж много и надо: чтоб были гонимыми, чтобы мучались от нищеты, чтобы умерли молодыми и желательно не своей смертью.
... Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверстую в дали
Настанет день - когда и я исчезну
С поверхности земли
Застынет все, что пело и боролось
Сияло и рвалось
И зелень глаз моих
И нежный голос
И золото волос ...
Никто ничего не отнял -
Мне сладостно, что мы врозь!
Целую вас через сотни
Разъединяющих верст.
Нежней и бесповоротней
Никто не глядел вам вслед...
Целую вас через сотни
Разъединяющих лет
Я тебя отвоюю у всех
других - у той, одной,
Ты не будешь ничей жених,
Я ничей женой,
И в последнем споре
возьму тебя -
- Замолчи! -
У того, с которым
Иаков стоял
в ночи.
Нет, легче жизнь отдать,
Чем час сего блаженного
тумана! -
Ты мне велишь -
единственный приказ! -
И засыпать, и просыпаться
рано.
Но я боюсь, что все ж
не буду спать
Глаза в гробу -
Мертвецким сном
Законным.
Оставь меня.
И отпусти опять:
Совенка - в ночь, бессонную -
к бессонным.
Я из вдовьего дома,
Может быть потому
Так сиротски глядятся
Его окна во тьму.
Мне особые счеты
И особая боль,
Я из вдовьего дома
Перекатная голь!
Ни гроша за душою,
А завистников - тьма!
Говорят, не умею
Жить с большого ума.
Я из вдовьего дома,
Где заплаты в цене,
Где с наценкою горе
Ну а гордость - вдвойне!
Если бы она знала, что мы придем и будем искать следы ее жизни и смерти, - сколько нас еще будет ... перерешила бы она? Нас не было - улицы - и она. Мы каждый день бывали на кладбище. Сколько имен, сколько крестов, памятников, могильных камней. А имени, которое мы ищем - нет.
Марины нет. Исчезла.
А может, лучшая потеха
Перстом Себастиана Баха
Органного не тронуть эха?
... Распасться, не оставив праха
На урну ...
Все сказано ею самой!
Наши поиски тщетны?
Мы не знаем. Мы будем искать!