- Ликуйте, смерды! Зрю на ваших лицах грубое торжество плоти!..
Неделю он пролежал в больнице. У него были сломаны ребра и вывихнут палец. На лбу появился романтический шрам...
Буш работал в "Советской Эстонии". Года полтора его держали внештатным корреспондентом. Шли разговоры о том, чтобы дать ему постоянное место. Главный редактор, улыбаясь, поглядывал в его сторону. Сотрудники прилично к нему относились. Особенно - стареющие женщины. Завидев Буша, они шептались и краснели.
Штатная должность означала многое. Особенно - в республиканской газете. Во-первых, стабильные деньги. Кроме того, множество разнообразных социальных льгот. Наконец, известную степень личной безнаказанности. То есть главное, чем одаривает режим свою номенклатуру.
Буш нетерпеливо ожидал зачисления в штат. Он, повторяю, был двойственной личностью. Мятежность легко уживалась в нем с отсутствием принципов. Буш говорил:
- Чтобы низвергнуть режим, я должен превратиться в один из его столпов. И тогда вся постройка скоро зашатается...
Приближалось 7 Ноября. Редактор вызвал Буша и сказал:
- Решено, Эрнст Леопольдович, поручить вам ответственное задание. Берете в секретариате пропуск. Едете в морской торговый порт. Беседуете с несколькими западными капитанами. Выбираете одного, наиболее лояльного к идеям социализма. Задаете ему какие-то вопросы. Добиваетесь более или менее подходящих ответов. Короче, берете у него интервью. Желательно, чтобы моряк поздравил нас с шестьдесят третьей годовщиной Октябрьской революции. Это не значит, что он должен выкрикивать политические лозунги. Вовсе нет. Достаточно сдержанного уважительного поздравления. Это все, что нам требуется. Ясно?
- Ясно, - ответил Буш.
- Причем нужен именно западный моряк. Швед, англичанин, норвежец, типичный представитель капиталистической системы. И тем не менее лояльный к советской власти.
- Найду, - заверил Буш, - такие люди попадаются. Помню, разговорился я в Хабаровске с одним матросом швейцарского королевского флота. Это был наш человек, все Ленина цитировал.
Редактор вскинул брови, задумался и укоризненно произнес:
- В Швейцарии, товарищ Буш, нет моря, нет короля, а следовательно, нет и швейцарского королевского флота. Вы что-то путаете.
- Как это нет моря? - удивился Буш. - А что же там есть, по-вашему?
- Суша, - ответил редактор.
- Вот как, - не сдавался Буш. - Интересно. Очень интересно... Может, и озер там нет? Знаменитых швейцарских озер?!
- Озера есть, - печально согласился редактор, - а швейцарского королевского флота - нет... Можете действовать, - закончил он, - но будьте, пожалуйста, серьезнее. Мы, как известно, думаем о предоставлении вам штатной работы. Это задание - во многом решающее. Желаю удачи...
Таллиннский порт расположен в двадцати минутах езды от центра города.
Буш отправился на задание в такси. Зашел в редакцию портовой многотиражки. Там как раз отмечали сорокалетие фотографа Левы Баранова. Бушу протянули стакан ликера. Буш охотно выпил и сказал:
- Мне нельзя. Я на задании.
Он выпил еще немного и стал звонить диспетчеру. Диспетчер рекомендовал Бушу западногерманское торговое судно "Эдельвейс".
Буш выпил еще один стакан и направился к четвертому пирсу.
Капитан встретил Буша на трапе. Это был типичный морской волк, худой, краснолицый, с орлиным профилем. Звали его Пауль Руди.
Диспетчер предупредил капитана о визите советского журналиста. Тот пригласил Буша в каюту.
Они разговорились. Капитан довольно сносно объяснялся по-русски. Коньяк предпочитал - французский.
- Это "Кордон-бло", - говорил он, - рекомендую. Двести марок бутылка.
Сознавая, что пьянеет, Буш успел задать вопрос:
- Когда ты отчаливаешь?
- Завтра в одиннадцать тридцать.
Теперь о деле можно было и не заговаривать. Накануне отплытия капитан мог произнести все, что угодно. Кто будет это проверять? Беседа велась откровенно и просто.
- Ты любишь женщин? - спрашивал капитан.
- Люблю, - говорил Буш, - а ты?
- Еще бы! Только моя Луиза об этом не догадывается. Я люблю женщин, выпивку и деньги. Ты любишь деньги?
- Я забыл, как они выглядят. Это такие разноцветные бумажки?
- Или металлические кружочки.
- Я люблю их больше, чем футбол! И даже больше, чем женщин. Но я люблю их чисто платонически...
Буш пил, и капитан не отставал. В каюте плавал дым американских сигарет. Из невидимой радиоточки долетала гавайская музыка. Разговор становился все более откровенным.
- Если бы ты знал, - говорил журналист, - как мне все опротивело! Надо бежать из этой проклятой страны!
- Я понимаю, - соглашался капитан.
- Ты не можешь этого понять! Для тебя, Пауль, свобода - как воздух! Ты его не замечаешь. Ты им просто дышишь. Понять меня способна только рыба, выброшенная на берег.
- Я понимаю, - говорил капитан, - есть выход. Ты же немец. Ты можешь эмигрировать в свободную Германию.
- Теоретически это возможно. Практически - исключено. Да, мой папаша - обрусевший курляндский немец. Мать - из Польши. Оба в партии с тридцать шестого года. Оба - выдвиженцы, слуги режима. Они не подпишут соответствующих бумаг.
- Я понимаю, - твердил капитан, - есть другой выход. Иди в торговый флот, стань матросом. Добейся получения визы. И, оказавшись в западном порту, беги. Проси убежища.
- И это фикция. Я ведь на плохом счету. Мне не откроют визы. Я уже добивался, пробовал... Увы, я обречен на медленную смерть.
- Понимаю... Можно спрятать тебя на "Эдельвейсе". Но это рискованно. Если что, тебя будут судить как предателя...
Капитан рассуждал очень здраво. Слишком здраво. Вообще для иностранца он был на редкость компетентен. У трезвого человека это могло бы вызвать подозрения. Но Буш к этому времени совершенно опьянел. Буш ораторствовал:
- Свободен не тот, кто борется против режима. И не тот, кто побеждает страх. А тот, кто его не ведает. Свобода, Пауль, - функция организма! Тебе этого не понять! Ведь ты родился свободным, как птица!
- Я понимаю, - отвечал капитан...
Около двенадцати ночи Буш спустился по трапу. Он то и дело замедлял шаги, вскидывая кулак - "рот фронт!". Затем растопыривал пальцы, что означало - "виктори!". Победа!..
Капитан с пониманием глядел ему вслед... На следующий день Буш появился в редакции. Он был возбужден, но трезв. Его сигареты распространяли благоухание. Авторучка "Паркер" выглядывала из бокового кармана.
Буш отдал статью машинисткам. Называлась она длинно и красиво: "Я вернусь, чтобы снова отведать ржаного хлеба!" Статья начиналась так:
"Капитана Пауля Руди я застал в машинном отделении. Торговое судно "Эдельвейс" готовится к отплытию. Изношенные механизмы требуют дополнительной проверки.
- Босса интересует только прибыль, -- жалуется капитан. - Двадцать раз я советовал ему заменить цилиндры. Того и гляди лопнут прямо в открытом море. Сам-то босс путешествует на яхте. А мы тут загораем, как черти в преисподней..." Конец был такой:
"Капитан вытер мозолистые руки паклей. Борода его лоснилась от мазута. Глиняная трубка оттягивала квадратную челюсть. Он подмигнул мне и сказал:
- Запомни, парень! Свобода - как воздух. Ты дышишь свободой и не замечаешь ее... Советским людям этого не понять. Ведь они родились свободными, как птицы. А меня поймет только рыба, выброшенная на берег... И потому - я вернусь! Я вернусь, чтобы снова отведать ржаного хлеба! Душистого хлеба свободы, равенства и братства!.."
- Неплохо, - сказал редактор, - живо, убедительно. Единственное, что меня смущает... Он действительно говорил нечто подобное?
Буш удивился:
- А что еще он мог сказать?
- Впрочем, да, конечно, - отступил редактор...
Статья была опубликована. На следующий день Буша вызвали к редактору. В кабинете сидел незнакомый мужчина лет пятидесяти. Его лицо выражало полное равнодушие и одновременно крайнюю сосредоточенность.
Редактор как бы отодвинулся в тень. Мужчина же при всей его невыразительности распространился широко и основательно. Он заполнил собой все пространство номенклатурного кабинета. Даже гипсовый бюст Ленина на обтянутом кумачом постаменте уменьшился в размерах.
Мужчина поглядел на Буша и еле слышно выговорил:
- Рассказывайте.
Буш раздраженно переспросил:
- О чем? Кому? Вообще, простите, с кем имею честь?
Ответ был короткий, словно вычерченный пунктиром:
- О встрече... Мне... Сорокин... Полковник Сорокин...
Назвав свой чин, полковник замолчал, как будто вконец обессилев.
Что-то заставило Буша повиноваться. Буш начал пересказывать статью о капитане Руди.
Полковник слушал невнимательно. Вернее, он почти дремал. Он напоминал профессора, задавшего вопрос ленивому студенту. Вопрос, ответ на который ему заранее известен.
Буш говорил, придерживаясь фактов, изложенных в статье. Закончил речь патетически:
- Где ты, Пауль? Куда несет тебя ветер дальних странствий? Где ты сейчас, мой иностранный друг?
- В тюрьме, - неожиданно ответил полковник. Он хлопнул газетой по столу, как будто убивая муху, и четко выговорил:
- Пауль Руди находится в тюрьме. Мы арестовали его как изменника родины. Настоящая его фамилия - Рютти. Он - беглый эстонец. В семидесятом году рванул на байдарке через Швецию. Обосновался в Гамбурге. Женился на Луизе Рейшвиц. Четвертый год плавает на судах западногерманского торгового флота. Наконец совершил первый рейс в Эстонию. Мы его давно поджидали...
Полковник повернулся к редактору:
- Оставьте нас вдвоем.
Редактору было неловко, что его выгоняют из собственного кабинета. Он пробормотал:
- Да, я как раз собирался посмотреть иллюстрации. И вышел.
Полковник обратился к Бушу:
- Что вы на это скажете?
- Я поражен. У меня нет слов! - Как говорится, неувязка получилась. Но Буш держался прежней версии: - Я описал все, как было. О прошлом капитана Руди не догадывался. Воспринял его как прогрессивно мыслящего иностранца.
- Хорошо, - сказал полковник, - допустим. И все-таки случай для вас неприятный. Крайне неприятный. Пятно на вашей журналистской репутации. Я бы даже сказал - идеологический просчет. Потеря бдительности. Надо что-то делать...