второй - в тюрьме!
Корделия снова рассмеялась, губы разошлись, обнажив большие белые
зубы. Почти что лошадиные зубы. Ее глаза блестели в солнечном свете. Она
помешалась, подумала Сюзан. Бедняжка. Бедная старушка.
- Ты заставила Диаборна приложить к этому руку? - спросила тетя Корд.
Она обошла Пилона и теперь стояла у стремени, подняв на Сюзан
остекленевшие глаза. - Твоя работа, не так ли? Да! Может, ты даже дала
ему нож, которым он воспользовался, после того как ты приложилась к нему
губами, желая ему удачи. Вы оба это затеяли.., так чего не сознаться? По
крайней мере признать, что ты спала с этим парнем, а я знаю, что это
так, я видела, как он смотрел на тебя в тот день, когда ты сидела у
окна, и как ты смотрела на него!
- Если хочешь знать правду, я тебе все скажу. Мы любим друг друга. И
поженимся еще до Нового года.
Корделия вскинула руку в грязной перчатке к небу, словно приветствуя
богов. Закричала, захлебываясь от смеха:
- И она еще думает, что они поженятся! О-о-о-о! Вы бы, несомненно,
выпили кровь ваших жертв прямо на свадебном алтаре, не так ли? О, какая
же ты ужасная! Мне хочется плакать! - Но Корделия не заплакала, а вновь
расхохоталась, уставившись в бездонное синее небо. - Мы не собирались
никого убивать. - Сюзан, во всяком случае мысленно, разделила убийства в
Доме-на-Набережной и ловушку, которую они готовили для солдат Фарсона. -
И он никого не убивал. Нет, все это дело рук твоего дружка, Джонаса. Я
готова в этом поклясться. Его план, его грязная работа.
Корделия сунула руку в ящик, который прижимала к груди, и Сюзан сразу
поняла, почему перчатки грязные: тетка чистила печь.
- Я проклинаю тебя этим пеплом! - выкрикнула Корделия, осыпав черным
облаком ногу и руку Сюзан. - Я проклинаю вас обоих! Отправляйтесь во
тьму! И будьте там счастливы, неверные! Убийцы! Лжецы! Прелюбодеи! Чтоб
вам провалиться сквозь землю и остаться там!
С каждым криком Корделия Дельгадо осыпала племянницу очередной
пригоршней пепла. С каждым криком прояснялась голова Сюзан. И когда
Пилон, которому пришелся не по нутру этот черный сухой дождь, попытался
податься в сторону, Сюзан удержала его на месте. Вокруг уже собрались
зеваки, с интересом наблюдая за древним обрядом отречения от родства
(среди них оказался и Шими, с широко раскрытыми глазами, дрожащим ртом),
но Сюзан их не видела. К ней вернулась способность соображать, она уже
поняла, что надо делать, и только за это могла хоть как-то отблагодарить
тетку.
- Я прощаю тебя, тетя Корд, - молвила она. Ящик с пеплом, уже почти
пустой, вывалился из рук Корделии, словно Сюзан отвесила ей увесистую
затрещину.
- Что? - прошептала Корделия. - Что ты сказала?
- Прощаю за то, что ты сделала своему брату и моему отцу. В чем
принимала участие. - Сюзан провела ладонью по ноге, наклонилась, вытянув
руку. И, прежде чем тетка успела отпрянуть, вымазала пеплом ее щеку.
Пепел остался на коже, как широкий темный шрам. - А эта отметина тебе на
память. Смой ее, если хочешь, но я думаю, что ты будешь носить ее на
сердце. - Она помолчала. - Думаю, уже носишь. Прощай.
- И куда это ты направляешься? - Одной рукой тетя Корд прикоснулась к
пепельной полосе на щеке, второй попыталась схватиться за поводья
Пилона. Споткнулась о ящик и едва не упала. Но Сюзан, наклонившись еще
ниже, успела удержать ее за плечо. Корделия выпрямилась, повернулась к
племяннице. - Только не к нему! Не смей идти к нему, глупая гусыня!
Сюзан двинула Пилона с места.
- Не твое дело, тетя. Между нами все кончено. Но запомни то, что я
тебе сказала: мы поженимся до Нового года. И наш первенец уже зачат. -
Вас поженят следующей ночью! Соединят дымом, обручат огнем, уложат в
пепел! Уложат в пепел, ты меня слышишь?
Обезумевшая женщина двинулась к ней, но Сюзан больше не могла ее
слушать. День катился к вечеру, так что времени оставалось в обрез. Если
она хотела успеть сделать то, что задумала.
- Прощай, - повторила она и бросила Пилона в галоп. Но последние
слова тетки продолжали звучать в ушах: Уложат в пепел, ты меня слышишь?
3
Выехав из города по Великому тракту, Сюзан увидела приближающихся к
ней всадников и свернула с дороги, решив, что сейчас не время попадаться
кому-либо на глаза. Она завела Пилона за старый амбар, погладила по шее,
успокоила ласковым словом.
Чтобы поравняться с ней, всадникам понадобилось значительно больше
времени, чем предполагала Сюзан. Причину она поняла, лишь когда они
проехали мимо амбара, высунуться из-за которого девушка не решалась. С
ними была Риа, восседавшая на черном возке, расписанном магическими
символами. Ведьма стала еще более страшной в сравнении с той ночью,
когда Сюзан побывала у нее. Тогда, в свете Целующейся Луны, она еще
походила на женщину. Теперь же в возке качалось из стороны в сторону не
человеческое существо, а покрытый язвами тролль. Сопровождали Риа
Большие охотники за гробами.
- В Дом-на-Набережной! - прокаркало нечто, сидящее в возке. -Скорее,
на полной скорости! Эту ночь я проведу в постели Торина, имею право!
Буду спать в ней и справлять в нее нужду, если пожелаю! Быстрее, говорю
я вам!
Дипейп - в возок впрягли именно его лошадь - обернулся и с
отвращением и страхом посмотрел на ведьму:
- Закрой рот.
Ее ответом стал взрыв дикого хохота. Риа качалась из стороны в
сторону, одной рукой держа на коленях мешок, вторую вытянув к Дипейпу,
нацелив на него длинный указательный палец. От одного ее вида у Сюзан
подогнулись колени, паника черной волной вновь начала заливать разум. Но
она отчаянно сопротивлялась, не желая вновь превратиться в безмозглую
птицу, мечущуюся по сараю, бьющуюся о стену и не замечающую открытого
окна, через которое залетела внутрь.
Даже когда возок скрылся за ближайшим холмом и о нем напоминала лишь
повисшая в воздухе пыль, Сюзан могла слышать безумный смех Риа.
4
До лачуги в Плохой Траве Сюзан добралась в час дня. Какое-то время
оставалась в седле, глядя на лачугу. Неужели она и Роланд были здесь
каких-то двадцать четыре часа назад? Любили друг друга и строили планы
на будущее? Верилось в это с трудом, но, спешившись и войдя в лачугу,
она увидела корзинку, в которой вчера принесла еду. Корзинка стояла на
колченогом столике, где они ее и оставили.
Взглянув на нее, Сюзан вспомнила, что не ела со вчерашнего вечера.
Она ужинала с Хартом Торином, и кусок не лез ей в горло, потому что мэр
буквально пожирал ее глазами. Что ж, больше его взгляду не ползать по ее
телу, не так ли? И ей, проходя по Дому-на-Набережной, не придется
гадать, из-за какой двери он выскочит, как джинн из бутылки, чтобы
облапать ее и потереться твердым концом.
Пепел, думала она. Сплошной пепел. Но не для нас, Роланд. Клянусь, не
для нас, дорогой.
Ее не покидал испуг, она пыталась наметить план действий, разложить
все по полоскам, расставить по порядку, но ей было всего шестнадцать, и
молодой организм требовал своего. Один взгляд на корзинку, и ей ужасно
захотелось есть.
Сюзан заглянула в нее, увидела муравьев на двух сандвичах с копченым
мясом, стряхнула их, в один миг расправилась с сандвичами. Хлеб
зачерствел, но Сюзан этого и не заметила. А в корзинке еще оставались
полкувшина сладкого сидра и кусок пирога.
Съев и выпив все, Сюзан прошла в северный угол, отбросила лежащие там
шкуры. Под ними, завернутые в мягкую кожу, лежали револьверы Роланда.
Если что-то пойдет не так, ты должна прийти сюда и отвезти их на
запад, в Гилеад. Найди там моего отца.
И Сюзан не могла не задаться вопросом, действительно ли Роланд
ожидал, что она помчится в Гилеад с его нерожденным ребенком под
сердцем, когда он и его друзья, с красными руками, крича, будут гореть в
праздничном костре в ночь Ярмарки?
Она вытащила один револьвер из кобуры. Лишь несколько мгновений
потребовалось ей, чтобы понять, как откинуть барабан. Убедившись, что
револьвер полностью заряжен, она вернула барабан на место, проверила
второй револьвер.
Спрятала их в притороченном за седлом одеяле, где прятал их и Роланд,
вскочила в седло и поехала на восток. Но не в город. Сначала следовало
посетить еще одно место.
5
Около двух часов дня весть о том, что Френ Ленджилл выступит в
городском Зале собраний, облетела Хэмбри. Никто не знал, откуда пришла
эта новость (слишком определенная, чтобы смахивать на слух), но никого
это и не волновало: информацию просто передавали соседу.
К трем часам горожане забили зал до отказа, да еще человек двести
стояли снаружи, дожидаясь, когда слово Ленджилла дойдет к ним через
вторые и третьи руки. Корал Торин, которая первой сообщила о предстоящем
выступлении Ленджилла посетителям "Приюта путников", само выступление
проигнорировала. Она и так знала, что скажет Ленджилл, более того,
поддержала точку зрения Джонаса, предложившего обойтись минимумом слов,
изложить все как можно проще и понятнее. Приводить веские доводы смысла
не имело: в праздник Жатвы к заходу солнца горожане превратятся в толпу,
а толпа всегда находит себе лидеров, причем тех, кого надо.
Ленджилл говорил, зажав шляпу в руке, с поблескивающим на груди
серебряным амулетом, оберегающим урожай. Говорил коротко, грубо,
убедительно. Большинство собравшихся знали его всю жизнь, поэтому не
усомнились ни в едином слове.
Харта Торина и Кимбу Раймера убили Диаборн, Хит и Стокуорт, сообщил
Ленджилл сидящим в зале мужчинам и женщинам. Сомнений в том, что
преступление совершено ими, нет, потому что на коленях мэра Торина
осталась их визитная карточка - птичий череп.
Шепоток пролетел по залу. Многие слушатели Ленджилла видели этот
череп, то ли на луке седла, то ли на груди Катберта. Они еще смеялись