поднявшейся-таки луны.
24
Их лошади, ведомые Быстрым, прибежали на крики Роланда. Они стояли
рядом с тем местом, где расселина выходила на поверхность земли, с
развевающимися на ветру гривами, мотая головами и недовольно всхрапывая,
когда ветер бросал на них клубы густого белого дыма, поднимающегося из
каньона.
Роланд не замечал ни лошадей, ни дыма. Взгляд его сосредоточился на
мешке, который висел на плече у Алена. Магический кристалл снова ожил.
Сквозь мешковину пробивалось отчетливо видимое в темноте пульсирующее
розовое сияние. Роланд протянул руки к мешку.
- Дай его мне!
- Роланд, мне кажется, не...
- Дай его мне, будь проклято твое лицо!
Ален посмотрел на Катберта, который кивнул.., затем бессильно развел
руками.
Роланд буквально сорвал мешок с его плеча, сунул в него руки, вытащил
хрустальный шар. Он яростно сиял: розовая, не оранжевая, Демоническая
Луна.
А за их спинами в каньоне, то громче, то тише подвывала червоточина.
- Пристально в эту штуковину не вглядывайся, - прошептал Катберт
Алену. - Не вглядывайся, ради твоего отца.
Роланд же склонился над пульсирующим кристаллом, розовый отсвет
побежал по его щекам и лбу, заполнил глаза.
В Радуге Мейрлина он и увидел Сюзан, дочь Патрика, очаровательную
девушку в окошке. Увидел ее стоящей на черном, расписанном золотом
возке, возке старой ведьмы. Рейнолдс ехал позади, держа в руке конец
веревки, петлей наброшенной на шею Сюзан. Возок катился к "Зеленому
сердцу", катился с ритуальной неспешностью. Вдоль Холмовой улицы рядком
стояли люди, первым из которых был фермер на темной дороге.., жители
Хэмбри и Меджиса, в которых взыграли темные инстинкты былых времен. Они
вспомнили, казалось бы, давно забытое: гори огнем, приходи Жатва, смерть
тебе, жизнь - нашему урожаю.
Словно беззвучная команда прошла по их рядам, и они начали
забрасывать Сюзан сначала вылущенными кукурузными початками, потом
гнилыми помидорами, потом картофелинами и яблоками. Одно из яблок
угодило ей в щеку. Сюзан покачнулась, едва не упала, выпрямилась,
вскинула к луне избитое, но по-прежнему прекрасное лицо. Так и застыла,
с гордо поднятой головой. Смотрела она прямо перед собой.
- Гори огнем, - шептали люди. Роланд их не слышал, но мог прочитать
слова по движениям губ. Стенли Руис стоял там, и Красотуля, и Герт
Моггинс, и Френк Клейпул, помощник шерифа со сломанной ногой, и Джейми
Макканн, которому так и не удалось сыграть роль Юноши Жатвы. Роланд
увидел сотню человек, с которыми он познакомился (и многих полюбил) за
время пребывания в Меджисе. А теперь эти люди забрасывали его любимую
вылущенными кукурузными початками и овощами, а она стояла перед ними на
возке со связанными впереди руками.
Медленно катящийся возок добрался до "Зеленого сердца", где в этом
году не горели бумажные фонарики, не кружилась карусель, не смеялись
дети. Толпа, теперь скандирующая: Гори огнем, - раздалась, и Роланд
увидел деревянную пирамиду - незажженный праздничный костер. Вкруг ее,
прислоненные к ней спинами, плотным кольцом сидели соломенные пугала с
красными руками. Но в кольце этом недоставало одного сегмента.
Роланд начал кричать. С губ его раз за разом слетало единственное
слово: нет, нет, нет, нет, нет! И с каждым вскриком шар вспыхивал все
ярче, словно ужас Роланда подливал в него энергию. Теперь при этих
пульсациях Катберт и Ален видели череп стрелка под его кожей и волосами.
- Мы должны забрать у него кристалл, - прошептал Ален. - Должны, он
высасывает его досуха. Убивает его!
Катберт кивнул и шагнул вперед. Схватился за шар, но не смог вырвать
из рук Роланда. Пальцы стрелка, казалось, сплавились с ним.
- Ударь его! - Катберт повернулся к Алену. - Ударь его снова, ты
должен!
С тем же успехом Ален мог ударить и валун. Роланд даже не покачнулся.
И продолжал кричать: Нет! Нет! Нет! Нет!
Шар мерцал все чаще и чаще, проникая все глубже в открытую им рану,
напитываясь горем Роланда, как кровью.
25
- Гори огнем! - выкрикнула Корделия Дельгадо, рванувшись к возку с
того места, где она стояла. Толпа приветствовала ее, ей даже подмигнула
зависшая над ее левым плечом Демоническая Луна. - Гори огнем, неверная
сука! Гори огнем!
Она метнула ведро с краской в племянницу, перепачкав ее штаны и одев
связанные руки в алые перчатки. Она широко улыбалась, когда возок с
Сюзан проезжал мимо. На щеке ее чернела отметина: пепел, оставленный
рукой Сюзан. Посередине бледного лба пульсировала толстая, как дождевой
червь, вена.
- Сука! - кричала Корделия. Пальцы ее сжались в кулаки, она
отплясывала джигу, колени так и ходили под юбкой. - Жизнь - урожаю!
Смерть этой суке! Гори огнем! Приходи, Жатва!
Возок миновал ее. Корделия выпала из поля зрения Сюзан, еще один
жестокий фантом в страшном сне, которому вскорости суждено оборваться.
Птички и рыбки, медведи и зайки, думала она. Чтоб у тебя все было
хорошо, Роланд, любовь моя. Это мое заветное желание.
- Возьмите ее! - вскричала Риа. - Возьмите эту убийцу и зажарьте ее с
красными руками! Гори огнем!
- Гори огнем! - с готовностью отозвалась толпа. Лес рук вырос в
пронизанном лунным светом воздухе. Послышались взрывы петард, детский
смех, предвкушающий невиданное зрелище.
Сюзан сняли с возка, подняли в воздух, и она поплыла над головами к
деревянной пирамиде, передаваемая с рук на руки, словно героиня,
вернувшаяся домой с победоносной войны. А луна смотрела на все это с
недосягаемых высот.
- Птички и рыбки, медведи и зайки, - шептала Сюзан, когда ее сначала
опустили, а потом бросили спиной на деревянную пирамиду, заполнив ее
телом недостающий сегмент в кольце пугал.
- Гори ОГНЕМ! Гори ОГНЕМ! Гори ОГНЕМ! - в унисон скандировала толпа.
- Птички и рыбки, медведи и зайки.
Стараясь вспомнить, как он танцевал с ней в ту ночь. Стараясь
вспомнить, как они любили друг друга в ивовой роще. Стараясь вспомнить
их первую встречу на ночной дороге: "Спасибо, сэй, хорошо, что мы
встретились". Его слова. И да, несмотря ни на что, несмотря на то, что
ее соседи внезапно превратились в страшных гоблинов, пляшущих под луной,
несмотря на боль и предательство, несмотря на грозящую ей страшную
смерть, он сказал правду: хорошо, что они встретились, очень хорошо.
- Гори ОГНЕМ! Гори ОГНЕМ! Гори ОГНЕМ!
Подходили женщины и складывали у ее ног сухие вылущенные кукурузные
початки. Некоторые из них угощали ее оплеухами (она не обращала
внимания: избитое лицо давно онемело). Одна, Мига Альварес, чью дочь
Сюзан учила верховой езде, плюнула ей в глаза, вскинула руки к небу и
расхохоталась. На мгновение взгляд Сюзан остановился на Корал Торин,
увешанной амулетами. Она вывалила на Сюзан охапку сухих листьев,
осыпавших ее шуршащим дождем.
А потом вновь появились ее тетка и Риа. Обе с факелами. Они встали
перед ней, Сюзан почувствовала идущий от факелов жар. Риа взметнула
факел к луне.
- ГОРИ ОГНЕМ! - скрипучим старческим голосом выкрикнула она.
- ГОРИ ОГНЕМ! - громом отозвалась толпа.
Подняла свой факел и Корделия.
- ПРИХОДИ, ЖАТВА!
- ПРИХОДИ, ЖАТВА! - громом отозвалась толпа.
- А теперь, сука, - проворковала Риа, - тебя ждут куда более жаркие
поцелуи, чем те, которыми ублажал тебя твой любовник.
- Умри, неверная. - прошептала Корделия. - Жизнь - урожаю, смерть -
тебе.
Она первой швырнула факел в груду сухих вылущенных початков у ног
Сюзан. Риа отстала от нее на секунду. Початки вспыхнули сразу же, залив
лицо Сюзан желтым светом.
В последний раз она набрала полную грудь холодного воздуха, согрела
своим сердцем и выпустила криком, несломленная, непокоренная: - РОЛАНД,
Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!
Толпа подалась назад, словно наконец-то осознав, что произошло,
только теперь, слишком поздно, когда никто ничего не мог изменить: у
костра, зажженного в честь праздника Жатвы, сидело не пугало, а
очаровательная девушка, одна из них, с выкрашенными красной краской, как
у пугала, руками. Они могли бы спасти ее, будь у них в запасе еще
секунда, некоторые, во всяком случае, могли бы, но опоздали и они.
Деревянная пирамида занялась: ее штаны занялись: ее рубашка занялась: ее
длинные белокурые волосы вспыхнули, как корона.
- РОЛАНД, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
На конце своей жизни она чувствовала тепло - не боль. Ей хватило
времени, чтобы вспомнить его глаза того оттенка синевы, каким бывает
небо на рассвете. Ей хватило времени, чтобы вспомнить его мчащимся на
Быстром по Спуску, с черными волосами, выбивающимися из-под шляпы. Ей
хватило времени, чтобы вспомнить, как легко и беззаботно он смеялся,
чего уже никогда не будет в той долгой жизни, которую он проживет без
нее, и этот смех она взяла с собой, когда светом и жаром вознеслась в
черное небо, вновь и вновь восклицая его имя, призывая птичек и рыбок,
медведей и заек.
26
Под конец с губ его срывались уже не слова, а бессвязные звуки. Он
выл, как смертельно раненное животное. Руки его сплавились с шаром,
который пульсировал, как сердце бегуна. В нем он видел, как она горела.
Катберт попытался отнять у Роланда проклятый кристалл, но не смог. И
тогда решился на отчаянный шаг - выхватил револьвер, нацелил на
хрустальный шар, взвел курок. Он, конечно же, ранил бы Роланда, осколки
стекла могли ослепить его, но иного выбора не было: Колдовская радуга
точно убила бы Роланда, если бы они ничего не предприняли.
Но стрелять ему не пришлось. Словно увидев револьвер Катберта и
поняв, что может произойти, хрустальный шар мгновенно почернел, мертвым
грузом повиснув в руках Роланда. И тело стрелка, с закаменевшими
мышцами, вибрирующее от невероятного напряжения, обмякло. Он рухнул как
подкошенный, и пальцы его наконец-то отлепились он магического