Смекни!
smekni.com

КОЛДУН И КРИСТАЛЛ (стр. 35 из 141)

обернется.., а он все не оборачивался. А когда она уже собралась

спускаться с холма, все-таки обернулся, и его вскинутая рука запорхала в

темноте, как мотылек.

Сюзан в ответ подняла руку и двинулась вниз, счастливая и несчастная

одновременно. Однако - и возможно, ничего важнее на тот момент для нее

не было - она больше не чувствовала себя вывалянной в грязи. Когда она

коснулась губ юноши, ее кожа очистилась от прикосновений Риа. Как по

мановению волшебной палочки, чему она могла только порадоваться.

Шла она улыбаясь, и гораздо чаще, чем обычно, если ей доводилось

выходить из дома ночью, поглядывая на звезды.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ЛУНА ДАВНО ЗАШЛА

1

Два часа он мотался вдоль пологого склона, который она назвала

Спуском, ограничиваясь рысью, не переводя могучего коня в галоп, хотя

очень хотелось мчаться под звездами. Наконец его кровь начала остывать.

Она сразу остынет, если ты начнешь думать о собственной персоне,

сказал он себе, да и напрасно ты так разгорячился. Только дураки

абсолютно уверены в том, что все будет так, как им того хочется. Древняя

поговорка вызвала воспоминания о покрытом шрамами кривоногом мужчине,

учившем его жизни, и юноша улыбнулся.

В конце концов он свернул с дороги и направился вдоль ручья, против

течения. Проехал полторы мили (миновав несколько табунов лошадей,

которые с интересом посмотрели на Быстрого), держа курс на ивовую рощу.

Оттуда донеслось тихое ржание. Быстрый тут же ответил на него, стукнув

копытом о землю и замотав головой.

Его всадник наклонил голову, чтобы не задеть ветви, и внезапно увидел

перед собой узкое, белое, нечеловеческое лицо, верхнюю часть которого,

за исключением черных, лишенных зрачков глаз, поглотила тьма.

Руки всадника метнулись к револьверам, третий раз за ночь, и в третий

раз ухватили пустоту. Впрочем, он уже понял, что оружие ему не

понадобится: перед ним на тонкой веревке висел этот идиотский грачиный

череп.

Молодой человек, в настоящее время называющий себя Артур Хит, снял

его с седла (ему нравилось называть череп "наш дозорный", "пусть он

уродлив, как старая карга, зато есть не просит") и повесил на дереве,

чтобы поприветствовать дорогого друга. Ох уж этот "Артур" и его шутки!

Всадник Быстрого оттолкнул череп в сторону с такой силой, что веревка

разорвалась, а череп улетел в темноту.

- Фи, Роланд, - донесся мужской голос. В нем слышался упрек, из-за

которого так и рвался смех.., как, собственно, и всегда. С Катбертом они

дружили с раннего детства, следы их первых зубов остались на одних и тех

же игрушках, но Роланд иной раз совершенно не понимал своего друга. И не

только его шутки. Однажды, довольно-таки давно, в тот день, когда

собирались повесить дворцового повара, оказавшегося предателем, Катберт

не находил себе места от ужаса и угрызений совести. Он сказал Роланду,

что не останется, не сможет смотреть на казнь.., в результате и остался,

и смотрел. Потому что ни глупые шутки, ни выставляемые напоказ чувства

не показывали миру истинного Катберта Оллгуда.

Когда Роланд выехал на поляну посреди рощи, темная тень отделилась от

дерева. А выйдя на середину поляны, превратилась в высокого узкобедрого

юношу, босоногого, с голой грудью, одетого лишь в джинсы. В одной руке

он держал огромный старинный револьвер, такие еще называли "пивная

бочка" из-за размеров барабана.

- Фи, - повторил Катберт, словно ему нравился звук, соответствующий

этому слову, не позабытому разве что в таких медвежьих углах, как

Меджис. - Негоже так обходиться с часовым, ударить беднягу по лицу, да

еще с такой силой, что он чуть-чуть не долетел до моря!

- Если б у меня был револьвер, я бы разнес его на куски и перебудил

всю округу.

- Я знал, что ты не будешь разъезжать с оружием в руках, -ответил

Катберт. - Ты ужасный хулиган, Роланд, сын Стивена, но далеко не дурак,

хотя еще и не перешагнул через стариковские пятнадцать лет.

- Я думал, мы решили пользоваться только новыми именами. Даже в своем

кругу.

Катберт выставил вперед одну ногу, уперся голой пяткой в дерн,

поклонился, широко раскинув руки, вывернув их в запястьях так, что

кончики пальцев смотрели в землю, имитируя многоопытного придворного,

для которого поклон - непременный атрибут бытия. Он также напомнил

Роланду стоящую на болоте цаплю, и у него вырвался короткий смешок.

Потом Роланд коснулся левой ладонью лба, словно хотел убедиться, что у

него температура. В голове у него все пылало, это точно, но кожа повыше

глаз оставалась совершенно холодной.

- Приношу свои извинения, стрелок. - Катберт не поднимал глаз, застыв

в поклоне. Улыбка сползла с лица Роланда. - Не называй меня так,

Катберт. Пожалуйста. Ни сейчас, ни потом. Если я тебе дорог. Катберт тут

же выпрямился, подошел к сидящему на коне Роланду.

Выражение его лица ясно говорило о том, что он чувствует себя

виноватым.

- Роланд... Уилл.., извини.

Роланд хлопнул его по плечу.

- Ерунда. Главное, помни о нашем уговоре. Меджис, возможно, на краю

мира.., но это все еще наш мир. А где Ален?

- В смысле, Дик? А где ему, по-твоему, быть? - Катберт указал на

темный силуэт на дальнем конце поляны, то ли храпящий, то ли медленно

задыхающийся.

- Вот он. Проспит и землетрясение. - Но ты услышал меня и проснулся.

- Да. - Катберт так пристально вглядывался в лицо Роланда, что тому

стало не по себе. - С тобой что-то случилось? Ты изменился.

- Неужели?

- Да. Какой-то возбужденный. Взъерошенный.

Если уж рассказывать Катберту о Сюзан, то сейчас самое время, подумал

Роланд. Но решил, спонтанно, не раздумывая (именно так принималось

большинство его решений, и уж точно все самые лучшие), не говорить ни

слова. Если он встретит Сюзан в доме мэра, пусть Катберт и Ален думают,

что это их первая встреча. Хуже от этого никому не будет. - Я отлично

прогулялся, увидел много интересного. - Он спрыгнул на землю, начал

снимать седло.

- Неужели? Так говори, открой сердце своему ближайшему другу.

- Подождем до утра, пока проснется этот медведь. Тогда мне не

придется повторять все дважды. Кроме того, я устал. Одно, правда, я тебе

скажу: здесь слишком много лошадей, даже для феода, славящегося их

разведением. Слишком много.

И прежде чем Катберт задал следующий вопрос. Роланд снял седло со

спины Быстрого и положил его рядом с тремя маленькими проволочными

клетками, связанными ремнем. Внутри сидели три почтовых голубя с белыми

кольцами на шее. Один поднял голову, сонно посмотрел на Роланда, а затем

вновь сунул ее под крыло.

- Они в порядке? - спросил Роланд.

- В полном. Жрут и гадят в свое удовольствие. У них сейчас не жизнь,

а лафа. Но что ты...

- Завтра, - оборвал его Роланд, и Катберт, уяснив, что решение

окончательно, отправился на поиски костлявого дозорного.

Двадцать минут спустя Быстрый, освобожденный от ноши и стреноженный,

щипал травку вместе с Оленьей Шкурой и Банным Листом (Катберт даже

лошадь не мог назвать по-человечески), а Роланд лежал на спальнике и

смотрел на звезды. Катберт заснул так же быстро, как и проснулся от

шагов Быстрого, но Роланду спать совершенно не хотелось. Его мысли

вернулись в недалекое прошлое: прошел всего лишь месяц с того утра,

когда его отец сидел на кровати проститутки, в комнате проститутки, и

смотрел, как он одевается. Слова, произнесенные отцом (Я знаю об этом

два года), набатом отдавались в голове Роланда. Он чувствовал, что они

останутся с ним на всю жизнь.

Но его отец сказал ему и многое другое. О Мартене. О матери Роланда,

которая, возможно, согрешила помимо своей воли. О грабителях, которые

называли себя патриотами. И о Джоне Фарсоне, который действительно

побывал в Крессии и отбыл неизвестно куда.., исчез, как он умел это

делать, растаял, как дым на ветру. А перед тем как уйти, он и его люди

дотла сожгли Индри, столицу феода. Убитые исчислялись сотнями, поэтому

не стоило удивляться, что после этого Крессия вышла из Альянса и

переметнулась на сторону Благодетеля. Головы губернатора феода, мэра

Индри и главного шерифа в тот летний день расстались с телами и

переместились на стену над городскими воротами. Как указал Стивен

Дискейн: "Это очень убедительные аргументы".

Это в игре в "Замки" обе армии выходили из-за своих Укрытий, чтобы

сойтись в решительной битве, отметил отец Роланда, а тут, как случалось

со многими революциями, игра могла окончиться до того, как многие в

феодах Срединного мира начали бы осознавать, что Джон Фарсон - серьезная

угроза. Или, если ты относился к тем, кто искренне верил в его видение

демократии и стремление положить конец "классовому рабству и древним

сказочкам", - вестник существенных перемен.

К изумлению Роланда, отец и его ка-тет стрелков не воспринимали

Фарсона ни так и ни эдак. На него смотрели как на мелкую сошку. Если уж

на то пошло, и сам Альянс стрелки воспринимали как мелкую сошку.

Я собираюсь отослать тебя отсюда, твердо заявил Стивен, усаживаясь на

кровать и пристально глядя на своего единственного сына. Безопасных мест

в Срединном мире не осталось, но феод Меджис у Чистого моря, пожалуй,

безопасней всех.., поэтому ты поедешь туда с двумя друзьями. Я полагаю,

одним будет Ален. И заклинаю тебя, не бери с собой этого насмешника.

Лучше уж лающего пса.

Роланд, который в любой другой день с радостью бы ухватился за

возможность повидать мир, горячо запротестовал. Если наступал час

решительных боев с Благодетелем, он хотел принять в них участие на

стороне отца. В конце концов, он уже стрелок, пусть только и

подмастерье, и...

Его отец покачал головой, медленно, но решительно. Нет, Роланд. Ты не

понимаешь. Но со временем поймешь. Очень надеюсь, что поймешь. Потом они