казалось, что обломилось счастье. Но теперь она понимала, что эта лошадь
- еще одна приманка, загоняющая ее в ловушку. Она доказала свою
"чистоту". Теперь богатый человек слал ей подарки. Хотя... Фелиция
никакой не подарок, так же как и Пилон. Мэр просто выполнял условия
контракта. Тетя Корд могла изображать ужас, но Сюзан смотрела правде в
глаза: она согласилась продать себя, как обычная шлюха, и нечего искать
оправдания.
Тетя Корд высунулась из окна кухни, когда Сюзан вела подарок (по ее
разумению, возвращенную собственность) в конюшню. Крикнула, что лошадь
красивая и забота о ней отвлечет Сюзан от ненужных мыслей. Сюзан уже
собралась ответить резкой репликой, но сдержалась. После ссоры из-за
рубашки в их отношениях установилось хрупкое перемирие, и Сюзан не
хотелось нарушать его первой. Ей и без того хватало забот. Еще одна
ссора с теткой, и она просто сломается, как сухая ветка под сапогом.
Потому что молчание - золото, как-то ответил ей отец на вопрос, почему
он зачастую предпочитает промолчать. Тогда ответ озадачил ее, теперь
было понятно, что он хотел ей сказать.
Фелицию она поставила рядом с Пилоном, обтерла, задала корм. Пока
кобыла жевала овес, Сюзан осмотрела ее копыта. Подковы ей не
понравились, поэтому она сняла с крюка отцовскую кожаную сумку для
подков, подогнала длину ремня под себя, повесила сумку на плечо и
отшагала две мили до конюшни и постоялого двора Хуки. Сумка живо
напомнила ей об отце, и Сюзан чуть не расплакалась. Она думала, что он
пришел бы в ужас, узнав, что с ней стало, может, даже отвернулся бы от
нее. И ему понравился бы Уилл Диаборн, в этом она не сомневалась. Уилл
бы отцу понравился, и он бы сказал, что лучшего кавалера ей и не надо.
То была последняя капля.
2
Она с детства умела подковывать лошадей, и ей это даже нравилось,
особенно если настроение соответствовало. Работа несложная, но всегда
существовала возможность получить славный удар копытом, который разом
прогнал бы скуку и вернул девушку к реальности. А вот об изготовлении
подков она ничего не знала, да и не хотела знать. Брайан Хуки делал их в
кузне, занимающей дальний конец сарая на постоялом дворе. Сюзан без
труда подобрала четыре новые подковы нужного ей размера, наслаждаясь
запахами лошадей и свежего сена. И свежей краски. Конюшня, сарай,
постоялый двор Хуки выглядели прекрасно. И в крыше она не увидела ни
единой дыры. Похоже, для Хуки наступили хорошие времена.
Он написал "четыре подковы" на столбе, прищурив один глаз. Когда
Сюзан заикнулась об оплате, рассмеялся, сказал, что торопиться некуда,
он знает, со временем она рассчитается. "Опять же лошади с моими
подковами никуда не денутся, не так ли?" С тем он быстренько выставил ее
сначала из кузни, а потом из сарая, где так хорошо пахло сеном и
лошадьми. Год назад он не проявил бы подобной беззаботности, когда речь
шла о деньгах, но нынче мэр Торин приблизил ее к себе, и все изменилось.
После сарая Хуки солнечный свет показался ей особенно ярким, и она на
мгновение зажмурилась, застыв с кожаной сумкой, в которой звякали
подковы. И еще не открыла глаза, когда почувствовала надвигающуюся на
нее тень, а потом кто-то с такой силой врезался в нее, что зубы
лязгнули. Она бы упала, но сильные руки схватили ее за плечи и удержали.
Когда же глаза окончательно приспособились к яркому свету, она, к своему
удивлению, увидела, что с ног ее едва не сбил один из друзей Уилла -
Ричард Стокуорт.
- О, сэй, примите мои извинения! - Он стряхнул пыль с рукавов платья,
словно вывалял ее в пыли. - С вами все в порядке? Все хорошо? - Все
нормально, - улыбнулась она. - Пожалуйста, не извиняйтесь.
- Ее так и подмывало приподняться на цыпочки и поцеловать его в губы
со словами: Пожалуйста, предайте мой поцелуй Уиллу и скажите, чтобы он
не обращал внимания на то, что я говорила! Скажите, что таких поцелуев у
меня тысячи, пусть приходит и забирает их все!
И тут же перед ее мысленным взором возник комичный образ: Ричард
Стокуорт, целующий Уилла в губы и говорящий, что это ему от Сюзан
Дельгадо. Она хихикнула. Прижала руку к губам, но продолжала смеяться.
Сэй Стокуорт улыбался.., похоже, не знал, как себя вести. Наверное, он
думает, что я спятила.., так и есть! Я спятила!
- Доброго вам дня, мистер Стокуорт. - Она проследовала дальше, чтобы
больше не позориться.
- И вам доброго дня, Сюзан Дельгадо, - крикнул он вслед.
Оглянулась она только раз, отшагав пятьдесят ярдов, но он уже исчез
из виду. К Хуки он не зашел, в этом она не сомневалась. И вообще, каким
ветром занесло мистера Стокуорта в эту часть города? Полчаса спустя,
вытаскивая из сумки новые подковы, она получила ответ. Между двумя
обнаружилась свернутая бумажка, и, еще не развернув ее, Сюзан поняла,
что столкнулся с ней мистер Стокуорт не по воле случая.
Почерк Уилла она узнала сразу: та же рука писала записку, присланную
с букетом.
Сюзан!
Сможешь ты встретиться со мной у СИТГО сегодня или завтра вечером?
Очень важно. Имеет отношение к тому, что мы обсуждали раньше.
Пожалуйста.
У.
P.S. Записку лучше сожги Сюзан сожгла ее тотчас же и, наблюдая за
язычками пламени, вновь и вновь повторяла слово, которое более всего
удивило ее: пожалуйста.
3
Корделия и Сюзан поужинали супом с хлебом, разговор за столом не
вязался, а потом Сюзан оседлала Фелицию и поскакала на Спуск,
посмотреть, как заходит солнце. В этот вечер она встречаться с ним не
собиралась, увольте. Импульсивные, бездумные поступки и так приносили ей
массу неприятностей. Но завтра? И почему СИТГО?
Имеет отношение к тому, что мы обсуждали раньше.
Да, возможно. Она не сомневалась в его чести, хотя уже не раз
задумывалась, а те ли он и его друзья, за кого себя выдают? Он,
возможно, действительно хочет видеть ее по какой-то причине, связанной с
порученным ему делом (хотя каким боком нефтяное поле может быть связано
с числом лошадей на Спуске, она понять не могла), но между ними уже
возникла связь, сладостная и опасная. Они могли начать с разговоров, но
последние скорее всего закончились бы поцелуями.., а поцелуи стали бы
исходной точкой для всего остального. Она отдавала себе в этом отчет, но
все равно хотела повидаться с ним. Жаждала повидаться.
Вот Сюзан и сидела на своей новой лошади, очередном из авансовых
платежей Торина за ее девственность, и смотрела, как солнце наливается
багрянцем, катясь к западу. Вслушивалась в едва слышное дребезжание
червоточины и впервые за шестнадцать лет пребывала в нерешительности.
Желания шли вразрез с понятиями о чести, и конфликт рвал ее на части. Да
еще идея неизбежности ка подавляла сознание. Однако переступить через
честь по этой причине очень даже легко, не так ли? Расстаться с честью
по воле ка - лучшего предлога не сыскать. Однако так могут рассуждать
только слабаки.
Сюзан словно ослепла, как в тот самый момент, когда вышла из сарая
Хуки на яркий солнечный свет. В какой-то момент она даже заплакала от
бессилия, потому что любые ее попытки трезво взвесить все "за" и
"против" расшибались о желание поцеловать Уилла вновь и ощутить на своей
груди его нежную руку.
Ее не отличала религиозность, она не верила в непонятных богов
Срединного мира, поэтому, когда солнце зашло и небо из багряного стало
лиловым, Сюзан попыталась помолиться отцу. И ответ пришел, хотя откуда,
от него или из ее сердца, он не знала.
Нечего потакать ка, прозвучал голос в ее мозгу. Ка свое возьмет,
по-другому не бывает. Если тебе на роду написано лишиться чести, значит,
быть тому. А пока, Сюзан, думай только о себе и ни о ком больше. Пусть
ка пытается вынудить тебя отказаться от твоего обещания. Посмотрим,
удастся ли.
- Хорошо, - вырвалось у Сюзан. В положении, в котором она оказалась,
любое решение, даже если цена его - отказ от еще одной встречи с Уиллом,
приносила облегчение. - Я буду держать слово. А до ка мне никакого дела
нет.
В сгущающихся сумерках она повернула Фелицию к дому.
4
На следующий день выпало воскресенье, традиционный день отдыха у
ковбоев. Команда Роланда тоже решила отдохнуть. "Разумеется, мы должны
отдохнуть, - обосновывал принятое решение Катберт, - все равно ведь
понятия не имеем, чем занимаемся".
В это воскресенье, шестое после их прибытия в Хэмбри, Катберт
отправился на верхний рынок (нижний был дешевле, но его мутило от запаха
рыбы), искал пончо яркой раскраски и старался не заплакать. Ибо его мать
обожала пончо и иногда, когда она скакала на лошади, пончо развевалось
на ветру. У него защемило сердце - так захотелось домой. "Артур Хит",
Роландов ка-мей, до такой степени затосковал по маме, что у него влагой
заблестели глаза. Да, шутка, достойная Катберта Оллгуда. Он стоял,
рассматривая длинный ряд пончо и пледов, заложив руки за спину, как
зритель в картинной галерее (при этом глотая слезы), когда его легонько
похлопали по плечу. Обернувшись, Катберт оказался лицом к лицу со
светловолосой девушкой.
Катберта не удивляло, что Роланд по уши влюбился в нее. От одного
взгляда на нее, даже одетую в джинсы и мужскую рубашку, захватывало дух.
Волосы она забрала несколькими кожаными заколками, а таких ярко-серых
глаз Катберту видеть еще не доводилось. Катберт подумал, что остается
только гадать, как это Роланд умудряется вообще что-то делать, к
примеру, чистить зубы. И уж конечно, девушка эта просто спасла Катберта:
сентиментальные мысли о матери как ветром сдуло.
- Сэй. - Большего ему вымолвить не удалось. Она кивнула и протянула
ему некий предмет, который жители Меджиса называли "маленький карман",