этаже, и там его изжевали чуть ли не в лохмотья. Если б в этом наряде ей
предстояло появиться у праздничного костра или на танцах после
фейерверка, дело действительно бы приняло серьезный оборот. Но Синее
платье с бисером предназначалось всего лишь для ленча, и за два месяца,
остающихся до праздника, его вполне могли сшить заново. Только два
месяца! Когда-то.., в ту ночь, когда старая ведьма признала ее
непорочной, ей казалось, что до Жатвы еще целая вечность. И вот осталось
только два месяца! Два месяца, и ей предстоит лечь в постель мэра. От
этой мысли по телу пробежала дрожь.
- Мамик? - спросила Мария. Сюзан не разрешила обращаться к ней "сэй",
по имени Мария называть ее не решалась, поэтому девушки достигли
компромисса. Сюзан находила такое обращение забавным, учитывая, что ей
едва перевалило за шестнадцать, а Мария была лишь на два-три года
старше. - Мамик, с тобой все в порядке?
- Прострелило спину, Мария, ничего больше.
- У меня тоже такое бывает. Может плохо кончиться. У меня три тетки
умерли от чахотки, а начиналось-то все с болей в спине. И я всегда
боюсь...
- Кто сжевал Синее платье? Ты знаешь?
Мария наклонилась поближе к хозяйке и зашептала ей на ухо, словно
находились они на людном рынке, а не пустынной дороге к
Дому-на-Набережной.
- Ходят разговоры, что сжевал его енот, забравшийся в примерочную
через окно, которое мы открыли в самую жару и забыли закрыть на ночь, но
я заходила туда утром и знаю, чем там пахнет. Знает и Кимба Раймер,
который приходил взглянуть на платье, перед тем как послать меня за
тобой.
- И что ты унюхала?
Мария вновь наклонилась к ней и едва слышно прошептала, хотя ее никто
бы не услышал, говори она и в полный голос:
- Запах псины.
Последовала долгая пауза, а потом Сюзан расхохоталась. Смеялась до
колик в животе, до слез, которые покатились у нее по щекам.
- Ты хочешь сказать, что В-в-волк.., пес м-м-мэра, проник в
примерочную и сжевал мое платье для... - Закончить фразу она не смогла.
Смех не позволил.
- Да, - ответила Мария. В смехе Сюзан она не находила ничего
необычного. Она вообще мало чему удивлялась, чем и нравилась Сюзан. -Но
его-то винить нельзя, собака следует естественным инстинктам, если ее
никто не останавливает. Это служанки первого этажа... - У нее
перехватило дыхание. - Я надеюсь, мамик, ты не скажешь об этом мэру или
Кимбе Раймеру?
- Мария, что ты несешь? За кого ты меня принимаешь?
- Нет, мамик, я тебя очень ценю и люблю, но лучше подстраховаться.
Вот что я хочу сказать. В жаркие дни служанки иногда перекусывают в
примерочной. Она находится в тени сторожевой башни, это самая прохладная
комната в доме, прохладнее даже зала приемов.
- Я помню. - Она представила себя за ленчем в изжеванном Волком
платье и вновь захихикала. - Продолжай.
- Добавить больше нечего, мамик. - По тону Марии чувствовалось, что
остальное она полагает слишком уж очевидным. - После себя служанки
оставляют крошки. Я полагаю. Волк их учуял, а на этот раз дверь оставили
открытой. Покончив с крошками, он принялся за платье. Устроил себе ужин
из двух блюд.
Тут они рассмеялись вместе.
3
Но она не смеялась, вернувшись домой. Корделия Дельгадо, которая
пребывала в полной уверенности, что счастливейшим днем ее жизни станет
тот, когда она наконец выпроводит доставляющую столько хлопот племянницу
за дверь и в процессе дефлорации будет поставлена жирная точка, вскочила
со стула и метнулась к окну, как только услышала, приближающийся топот
копыт. Сюзан вместе со служанкой уже два часа как отбыла для примерки
одного из платьев. Корделия не сомневалась, что Сюзан возвращается, и
могла дать руку на отсечение, что возвращение это не сулит ничего
хорошего. В обычной ситуации эта особа в жаркий день не пустила бы
любимую лошадь галопом.
Она наблюдала, нервно потирая руки, как Сюзан рывком остановила
Пилона, по-мужски спрыгнула на землю. Коса у нее расплелась, золотистые
волосы, ее гордость (и проклятие) торчали во все стороны. Лицо
побледнело, за исключением двух пятен румянца на скулах. Корделии это
очень не понравилось. На тех же местах вспыхивал румянец и у Пата, когда
он чего-то боялся или злился.
Корделия стояла у раковины, кусая губы, все также потирая руки.
Скорее бы, скорее выпроводить тебя из дома, думала она. "Ты еще не
набедокурила, не так ли? - прошептала она, когда Сюзан сняла с Пилона
седло и повела жеребца в конюшню. - Не стоит тебе бедокурить, мисс Юная
Красотка. Особенно сейчас, когда осталось совсем немного времени. Ой, не
стоит".
4
Когда Сюзан двадцать минут спустя вошла в дом, от злости и
раздражения тетушки не осталось и следа: Корделия запрятала их подальше,
на самую верхнюю полку шкафа, как прячут опасное оружие, к примеру,
револьвер. Она сидела в кресле-качалке, вязала, и на ее лице, когда она
повернулась к Сюзан, не отражалось никаких эмоций. Она наблюдала, как
девушка подошла к раковине, умылась холодной водой. А вместо того чтобы
вытереться полотенцем, выглянула в окно. И выражение ее лица напугало
Корделию. Девушке было явно на по себе, она буквально не находила себе
места. Корделия же относила все на счет детских капризов.
- Хорошо, Сюзан, - заговорила она ровным, выдержанным голосом. Эта
девчонка и представить себе не могла, какими усилиями давался ей этот
тон. Для этого надо самой столкнуться со своевольным подростком. - Что
тебя гложет?
Сюзан повернулась к ней. Корделия Дельгадо восседала в
кресле-качалке, спокойная, как скала. В тот момент у Сюзан возникло
жгучее желание броситься на тетку и в кровь изодрать это тощее
лицемерное лицо, крича: "Это твоя вина! Твоя! Только твоя!" Ее словно
вымазали в грязи, более того, она сама стала грязью, а ведь ничегошеньки
не произошло. Вот что повергало ее в ужас. По-настоящему ничего и не
было.
- Это заметно? - выдавила она из себя.
- Разумеется, заметно. - ответила Корделия. - А теперь рассказывай,
девочка. Он полез на тебя?
- Да.., нет.., нет.
Тетя Корд все вязала, лишь ее брови поднялись: она ожидала
продолжения.
И Сюзан рассказала ей, что произошло, бесстрастным голосом,
задрожавшим только в самом конце. А тетя Корд начала успокаиваться.
Может, она волнуется напрасно, может, причина для тревоги только в том,
что девочка чересчур нервничает.
Новое платье, естественно, еще не закончили: хватало других дел.
Мария с рук на руки передала Сюзан плосколицой Кончетте Моргенштерн,
главной портнихе, которая без лишних слов увела ее в примерочную на
первом этаже: если бы непроизнесенные слова оборачивались золотом,
думала Сюзан, то Кончетта могла бы помериться богатством с сестрой мэра,
о состоянии которой ходили легенды.
Синее платье с бисером висело на безголовом манекене. Местами
пожеванный подол и дыра на спине не показались Сюзан катастрофой. Она-то
думала, что от платья остались одни лохмотья.
- Разве его нельзя спасти? - спросила она.
- Нет, - ответила, как отрубила, Кончетта. - Вылезай из этих брюк,
девочка. И из рубашки.
Сюзан подчинилась и теперь стояла босиком на холодном полу, скрестив
руки на груди, хотя Кончетта не проявляла ни малейшего интереса к ее
прелестям, спереди или сзади, сверху или снизу.
Как поняла Сюзан, Синее платье с бисером решили заменить на Розовое с
аппликацией. Сюзан надела его и терпеливо ждала, пока Кончетта что-то
замеряла, закалывала, записывала на черной грифельной доске, хватала
кусок материи и прикладывала к ее бедру или груди, поглядывая на
зеркало, занимающее всю дальнюю стену. Как всегда во время примерки,
Сюзан мыслями уходила далеко-далеко, отпуская сознание в свободный
полет. В эти дни сознание обычно предпочитало Спуск. Она и Роланд бок о
бок мчались на лошадях, а потом сворачивали к ивовой роще на берегу
Хэмбри-Крик.
- Стой смирно, - приказала Кончетта. - Я сейчас вернусь.
Сюзан и не заметила ее ухода. Забыла она и о том, что находится во
дворце мэра. Душа ее перенеслась в ивовую рощу, к Роланду. Она ощущала
сладковато-горький запах листвы, слышала журчание воды. Они лежали лицом
к лицу на траве, его ладонь погладила ей волосы перед тем, как он обнял
ее...
И так сильно углубилась Сюзан в свои грезы, что поначалу
отреагировала на руки, которые сзади обняли ее за талию, изогнула спину,
когда они, поласкав живот, поднялись, чтобы охватить ее груди. А потом
услышала свистящее дыхание, почувствовала запах табака и поняла, что
происходит. Не Роланд касался ее грудей, а длинные костлявые пальцы
Харта Торина. Она взглянула в зеркало и увидела, что он навис над ее
левым плечом, как инкуб. С выпученными глазами, с градинами пота на лбу,
несмотря на прохладу примерочной. А язык просто вывалился изо рта, как у
собаки в жаркий день. К горлу Сюзан подкатила тошнота. Она попыталась
вырваться, но руки Торина усилили хватку, прижимая ее к нему. Костяшки
пальцев поскрипывали, и теперь она чувствовала, как в нее упирается
что-то твердое.
За последние несколько недель Сюзан не раз тешила себя надеждой, что
в решающий момент у Торина ничего не выйдет, инструмент его подведет.
Она слышала, что такое часто случается с мужчинами в возрасте. Но
твердая палка, трущаяся о ее ягодицы, быстро развеяла все иллюзии.
Она взялась руками за руки Торина и попыталась стянуть их вниз,
вместо того чтобы вырываться самой (Корделия, хотя на ее лице ничего и
не отразилось, одобрила этот маневр).
- Мэр Торин... Харт.., ну нельзя же так.., здесь не место, да и время
еще не подошло... Риа сказала...
- Плевать мне на нее и на всех ведьм! - Его рафинированный язык
политика исчез, уступив место выговору жителя медвежьего угла вроде