словами. Люди, которым никогда не снились кошмары, на неделе fin de ano
просыпаются от собственных криков. Мужчины, по натуре мирные, не просто
участвуют в драках, но затевают их. Мальчишки, которые раньше только
мечтали о том, чтобы убежать из дому, в этот год действительно убегают и
не возвращаются домой после первой ночи, проведенной под кустом.
И ощущение (то самое, которое никто не мог выразить словами, но
чувствовали все), что этот праздник Жатвы отличается от прежних,
нарастает. Заканчивается год, это да. Но с ним заканчивается и мир. Ибо
именно здесь, в Меджисе, сонном внешнем феоде, суждено начаться
последнему великому конфликту Срединного мира. Здесь прольются первые
потоки крови. И в два года, не больше того, этот мир перестанет
существовать. Начнется все здесь. И возвышающаяся средь розовых полей
Темная Башня кричит голосом чудовища. Время - лицо на воде.
2
Корал Торин шла по Главной улице от отеля "Гавань", когда заметила
Шими, ведущего Капризного в противоположном направлении. Юноша
пронзительным, но мелодичным голосом напевал "Беззаботную любовь". Шел
он медленно: Капризный тащил на себе два бочонка размерами поболе тех,
что недавно отправились на Коос.
Корал радостно приветствовала Шими. Радоваться она имела полное
право: Элдреда Джонаса воздержание на fin de ano не касалось. А для
мужчины со сломанной ногой любовником он оказался более чем
изобретательным.
- Шими! - воскликнула она. - Куда ты идешь? В Дом-на-Набережной? -
Да, - кивнул он. - Везу грэф, который они заказали. Для вечеринок на
праздник Жатвы, да, много их будет. Все будут танцевать, разгорячатся, а
потом станут пить грэф, чтобы немного остыть. Какая вы красивая, сэй
Торин, с раскрасневшимися щечками.
- О! Мне очень приятны твои слова, Шими! - Она одарила его широкой
улыбкой. - А теперь иди, иди, не теряй времени, тебя там ждут. -
Нет-нет, уже иду.
Корал, улыбаясь, смотрела ему вслед. Все будут танцевать,
разгорячатся, сказал Шими. Насчет танцев Корал ничего сказать не могла,
но точно знала, что в этом году праздник Жатвы выдастся жарким. Очень
даже жарким.
3
Мигуэль встретил Шими под аркой Дома-на-Набережной, окинул
презрительным взглядом, каким удостаивал всех, кто стоял ниже его на
социальной лестнице, выдернул пробку сначала из одного бочонка, потом из
второго. К содержимому первого только принюхался, наклонившись к
отверстию в днище, во второй сунул большой палец и задумчиво пососал
его. С провалившимися щеками, беззубым ртом и шевелящимися губами он
напоминал сосущего соску бородатого младенца.
- Отменный вкус, не так ли? - спросил Шими. - Отменный вкус, добрый,
старый Мигуэль, живущий здесь уже тысячу лет.
Мигуэль, все еще посасывающий палец, злобно зыркнул на Шими.
- Andale. Andale, simplon <Проходи. Проходи, глупец (исп.).>.
Шими повел мула вокруг дома к кухне. С океана дул сильный порывистый
ветер. Шими помахал рукой работающим на кухне женщинам, но ответного
взмаха руки или рук не дождался: скорее всего женщины его даже не
заметили. На каждой горелке огромной плиты булькал котел, и женщины в
свободных, с длинными рукавами платьях, с забранными назад и
перевязанными яркими лентами волосами, бродили в заполнявшем кухню
тумане как призраки.
Шими снял со спины Капи сначала один бочонок, потом второй. Пыхтя от
натуги, перенес их к большой дубовой бочке у двери черного хода. Снял
крышку, наклонился над бочкой, тут же отпрянул: ядреный запах старого
грэфа вышиб у Шими слезу.
- Фу! - изрек он, поднимая первый бочонок. - Можно опьянеть от одного
запаха!
Он вылил в бочку свежий грэф, стараясь не расплескать ни капли. Когда
бочонки опустели, уровень бочки поднялся чуть лине до крышки. Это
хорошо, подумал Шими. На празднике Ярмарки яблочное пиво будет литься
рекой.
Пустые бочонки он поставил в ременные корзины, закрепленные по бокам
Капризного, вновь посмотрел на кухню, дабы убедиться, что за ним никто
не наблюдает (никто и не наблюдал: кто вообще мог заметить дурачка из
таверны Корал?), а затем повел Капи не назад, к арке, а по тропе, к
сараям-складам, в которых хранилось все необходимое для обеспечения
жизнедеятельности Дома-на-Набережной.
Их было три, и перед каждым сидело пугало с красными руками. Шими
решил, что пугала пристально всматриваются в него, и по коже у него
побежали мурашки. Потом он вспомнил свой предыдущий поход, к дому Риа,
безумной старой ведьмы. Вот уж кто действительно наводил страх. А это
всего лишь пугала, набитые соломой.
- Сюзан? - шепотом позвал он. - Где ты?
Дверь центрального сарая, и так приоткрытая, распахнулась еще шире.
- Заходи! - также шепотом ответила она. - И заводи мула! Только
быстро!
Он завел мула в сарай, где пахло сеном, фасолью, веревками.., и
чем-то еще. С более резким запахом. Петарды, подумал Шими. И порошок,
для стрельбы.
Сюзан, которая все утро провела в примерочной, встретила его в тонком
шелковом платье и высоких кожаных сапогах, с волосами, украшенными
ярко-синими и ярко-красными ленточками. Шими засмеялся.
- Как ты забавно выглядишь, Сюзан, дочь Пата. Ты меня повеселила, это
точно.
- Да, в таком наряде меня только рисовать для картины. - По лицу
Сюзан было заметно, что думает она совсем о другом. - Нам надо
поторопиться. Через двадцать минут меня начнут искать. Может, и раньше,
если этот старый козел хватится меня... За дело!
Они сняли бочонки со спины Капи. Сюзан достала из кармана кусок
сломанной подковы и вытащила у одного бочонка донышко. Передала кусок
подковы Шими, который проделал то же самое со вторым бочонком. Сарай
заполнил запах грэфа.
- Держи! - Она бросила Шими тряпку из мягкой материи. - Вытри бочонок
как следует. Особо не усердствуй, все петарды в водонепроницаемой
оболочке, но лучше перестраховаться.
Пока они вытирали бочонки изнутри, Сюзан каждые несколько секунд
бросала тревожный взгляд на дверь.
- Хорошо. Хватит. Теперь.., их два вида. Я уверена, их не хватятся.
Запасы тут огромные, ими можно взорвать полмира. - И устремилась в глубь
сарая. Вернулась с подолом, полным петард. - Это те, что побольше.
Шими уложил их в один из бочонков. Каждая размером с детский кулак.
Большие петарды. Разрывающиеся с грохотом. Он как раз установил на место
донышко, когда Сюзан принесла вторую порцию. Поменьше. Шими знал, что
они не только взрываются, но и выбрасывают сноп цветного огня.
По-прежнему бросая короткие взгляды на дверь, она помогла ему
загрузить бочонки. Когда они заняли свое законное место в ременных
корзинах по бокам Капи, Сюзан облегченно вздохнула и тыльной стороной
ладони вытерла вспотевший лоб.
- Слава богам, этот этап закончен. Ты знаешь, куда должен их
отвезти?
- Да. Сюзан, дочь Пата. На "Полосу К". Мой друг Артур Хит положит их
в безопасное место.
- Если кто-нибудь спросит, как ты там оказался?
- Отвозил сладкий грэф юношам из Привходящего мира, потому что они
решили не приходить в город на Ярмарку... Почему они решили не
приходить, Сюзан? Они не любят Ярмарки?
- Ты об этом скоро узнаешь. Нет у меня времени отвечать на твои
вопросы, Шими. Иди.., дорога у тебя дальняя. Однако он не сдвинулся с
места.
- Что еще? - спросила Сюзан, стремясь не выказывать нетерпения.
-Шими, в чем дело?
- Я бы хотел, чтобы ты поцеловала меня. Все-таки fin de ano. - И Шими
густо покраснел.
Сюзан не могла не рассмеяться, потом приподнялась на цыпочки и
поцеловала его в уголок рта. С этим Шимии отбыл к "Полосе К".
4
На следующий день Рейнолдс поскакал в СИТГО. Лицо укутал шарфом,
оставив только глаза. Ему не терпелось выбраться из этого чертова
Хэмбри, где пастбища так близко соседствовали с морем. Вроде бы и
температура упала не так сильно, но ветер, набрав скорость надводной
гладью, резал как ножом. А еще больше угнетало его другое: ощущение
обреченности, накрывшее город, да и весь Меджис, в преддверии ярмарки
Жатвы. Рой это тоже чувствовал. Об этом ясно говорил его взгляд.
Нет, у него явно полегчает на душе, когда трое юных рыцарей
превратятся в пепел, который разнесет ветром, а он покинет этот забытый
богами феод.
Рейнолдс спешился на автомобильной стоянке, привязал лошадь к ржавой
железяке с загадочным словом "шевроле", едва читаемым на небольшой,
когда-то блестящей табличке, и зашагал к нефтяному полю. Ветер пробирал
даже сквозь овчинный полушубок, которым его снабдили на ранчо, и дважды
ему пришлось натягивать шляпу на уши, чтобы ее не сдуло ветром. Он даже
радовался, что не может увидеть себя: должно быть, выглядел он как
какой-нибудь гребаный фермер.
Оглядываясь по сторонам, Рейнолдс время от времени удовлетворенно
кивал. Тишина и покой. Лишь ветер шуршит в соснах, растущих по обе
стороны от трубы. Никогда не подумаешь, что за тобой наблюдает с десяток
пар глаз.
- Эй! - позвал он. - Выходите, парни. Давайте держать совет.
Мгновение его призыв оставался без ответа. Потом из-за деревьев
появились Хайрем Куинт с ранчо "Пиано" и Крикун Каллахэн из "Приюта
путников". Святое дерьмо, в изумлении подумал Рейнолдс, и где они только
этим разжились.
Из-за пояса штанов Куинта торчал древний мушкетон. Рейнолдс подумал,
что Куинту крупно повезет, если мушкетон просто даст осечку, когда тот
нажмет на спусковой крючок. Если не повезет - мушкетон взорвется и
ослепит его.
- Все тихо? - спросил Рейнолдс. Куинт ответил на непереводимом
местном диалекте. Крикун с минуту слушал его, потом взял инициативу на
себя.
- Все хорошо, сэй. Он говорит, что он и его люди теряют терпение. -
Широко улыбнувшись, Крикун добавил: - Если бы вместо мозгов был порох,
он не смог бы высморкаться.