-- Капустки засолить надо, огурцов, помидоров.
-- Какие ж сейчас огурцы да помидоры? Может, ботву засолишь?
-- Можно и ботву,-- согласилась баба Дуня.-- А потом оно ж, знаешь, как бывает. Нынче соль есть, а завтра нету, либо соль есть -- денег нет. Так что ты уж не серчай, а отпусти мне сольцы-то.
-- Ну ладно,-- сдалась Раиса.-- Пуд дам, больше и не проси.
-- Ну давай хоть пуд,-- уступила и старуха, предвидя, что время ее на исходе.
Сыпать соль было некуда. Пришлось выложить мыло, насыпать соли, потом переложить газетами и сверху набросать мыло.
-- Все, что ли?-- с надеждой спросила Раиса.
Старуха помялась и нерешительно спросила:
-- Спичек бы мне еще.
-- Сколько?-- тоскливо спросила Раиса.-- Тыщу коробков?
-- Да ты что, тыщу,-- благородно вознегодовала старуха.-- Коробков сто, боле не надо.
-- Десять дам,-- сказала Раиса.
Сошлись на двадцати. Бабка спорить не стала, покидала спички в мешок. Раиса, прикинув на счетах, назвала сумму.
Баба Дуня запустила руку под трикотажные рейтузы, долго шарила, затем вытащила узелок из грязной цветастой тряпицы, набитой сложенными один к одному рублями. Старуха была не шибко грамотна, но деньги считать умела. Несмотря на это, она выкладывала свои рубли по одному, каждый раз останавливаясь и глядя на Раису в мистической надежде, что та скажет "хватит". Раиса была терпелива и дождалась, покуда бабка выложит все, что нужно. На оставшиеся деньги старуха купила два килограмма сухих дрожжей, шесть пачек
грузинского чая, две пачки зубного порошка "Утро" и для племянницы маленькую куклу в картонной коробке, на которой
было написано: "Кукла Таня N 5 в шляпе".
После этого старуха не стала терять время даром и взвалила мешок на плечо.
-- Гляди, бабка, как бы пупок не развязался!-- крикнула ей вдогонку Раиса.
-- Не боись,-- ответила бабка и скрылась за дверью.
Не успела Раиса обдумать странное поведение бабы Дуни, как дверь распахнулась и в магазин вбежала Нинка Курзова. Косынка сбилась набок, волосы распатланы, лицо красное. Не поздоровавшись, стала шарить воспаленными глазами по полкам.
-- Тебе чего, Нинок?-- доброжелательно спросила Раиса.
-- Чего?-- Нинка стала лихорадочно соображать, что именно ей нужно, но то, что помнилось по дороге, теперь вдруг вылетело из головы.
-- Ну, а все ж таки?
-- Мыло есть?-- вспомнила Нинка, чего хотела.
-- А много тебе?-- осторожно спросила Раиса, покосившись на те два куска, которые оставила для себя.
-- Сто кусков,-- ляпнула Нинка.
-- Да вы посбесились, что ли?-- не выдержала Раиса.
-- Ну, девяносто,-- сбавила Нинка.
-- А сто девяносто не хошь?
-- Давай сколько есть, только побыстрее,-- согласилась Нинка.
-- Да где ж я тебе возьму, когда баба Дуня только что все забрала.
-- А, баба Дуня!
Нинка кинулась к дверям, но Раиса поспела раньше и загородила собой выход.
-- Пусти!-- ткнулась в нее Нинка.
-- Погоди, Нинок, скажи мне, что это вы все за мылом бегаете? Чего случилось-то?
На какой-то миг Нинка оторопела и удивленно уставилась на Раису.
-- А ты не знаешь, что случилось?
-- Не.
-- Ну и дура!-- сказала Нинка и, оттолкнув Раису, выскочила наружу. 8
Баба Дуня тащила свою добычу. Ноша была нелегкая. Одной соли пуд, да мыла тридцать шесткуов по четыреста граммов каждый. Плюс к тому два килограмма дрожжей, зуб-
ной порошок, кукла Таня N 5 (да еще в шляпе) и на мешок
килограмм надо накинуть. Что ни говори, тяжесть получилась порядочная. Чем дальше, тем чаще старуха отдыхала, прикладываясь мешком к близлежащим заборам. Однако ж, говорят, своя ноша не тянет. И сознание удачного
приобретения прибавляло сил. И вот, когда отдохнув последний раз, баба Дуня была уже рядом со своей избой,
когда оставалось ей шагов, может быть, десять, от силы пятнадцать, кто-то сзади резко дернул мешок.
Баба Дуня обернулась и увидела рядом Нинку Курзову.
-- Бабка, скидывай мешок, будем делиться,-- быстро сказала Нинка.
-- Ась?-- в момент личных катаклизмов баба Дуня сразу глохла на оба уха.
-- Давай делиться,-- повторила Нинка.
-- А кто ж у меня будет, Нинушка, телиться?-- посетовала старуха.-- Я корову свою еще запрошлый год продала. Мне ее не прокормить. А коза зимой окотилась, а весной околела.-- Бабка сокрушенно качнула головой и улыбнулась.
-- Ты мне, бабка, своей козой голову не дури, а давай мыло,-- сказала Нинка.
-- Нет,-- отказалась бабка,-- полы не мыла. Не успела.
-- Бабка,-- устало сощурилась Курзова.-- Давай делиться по-хорошему. Не то все отберу. Поняла?
-- Не подняла,-- вздохнула старуха.-- Нешто с моими силами...
-- Бабка!-- Начиная выходить из себя, Нинка отпустила мешок, ухватила старуху за грудки и закричала ей в самое ухо:- Ты, бабка, болтай, что хошь, а мыло давай. Что ж тебе все одной? У меня тоже семья и дети... скоро будут.
Скидывай мешок, не тяни.
-- А, ты насчет мыла!-- против желания догадалась старуха.-- А ты поди к Раисе, у ней есть.
-- Врешь!-- крикнула Нинка.
-- Ты не кричи,-- обиделась бабка,-- я, чать, не глухая. Надо тебе, попроси -- дам. А как же. Все ж таки суседи.
Ежли мы друг дружке помогать не будем, то кто ж? Бабка опустила мешок на землю и, испытывая Нинкино
терпение, долго его развязывала непослушными пальцами.
Потом запустила внутрь руку и стала шарить, общупывая куски. Ей хотелось выбрать кусок поменьше, но каждый следующий казался ей больше предыдущего. Наконец, она вздохнула, вытащила один кусок и положила перед собой на траву. И посмотрела печальным взглядом. Конечно, это был слишком большой кусок, и старуха мысленно резала его пополам, но воображение Нинки рисовало совсем иную картину. Баба Дуня еще раз вздохнула и стала завязывать мешок.
-- Погоди, бабка!-- Нинка опять ухватилась за мешок.-- Ты это брось, давай дели по-честному.-- Сколько там есть, половину тебе, половину мне. Не то все отберу.
-- Нинок, ты что?-- всерьез забеспокоилась бабка.-- Обижаешь старуху. Я ведь тебяОеще маленькую в колыске качала. Ты уж лучше пусти, не то закричу.
-- Кричи, кричи!-- сказала Нинка и толкнула старуху в грудь.
-- Батюшки!-- всхлипнула баба Дуня, валясь на спину.
Не обращая на нее никакого внимания, Нинка схватила мешок и кинулась прочь. Пробежав несколько шагов, остановилась, вернулась, подцепила с земли тот кусок мыла, который выкладывала баба Дуня, и побежала обратно. Но тут кто-то схватил сзади мешок.
-- Ух ты, вражина!-- замахнулась Нинка, думая, что это баба Дуня. Но, обернувшись, увидела перед собой Мишку Горшкова, за которым стояла Тайка.
-- Не спеши,-- улыбнулся Мишка.-- Давай поровну.
-- Щас поровняю,-- сказала Нинка, дергая мешок к себе.-- Спешу аж падаю.
-- И-ии!-- завизжала Тайка и вцепилась в Нинкины волосы.
-- Грабют!-- вскрикнула Нинка и двинула Тайке ногой в живот. А из-за огорода Степана Фролова уже надвигалась
огромная толпа, во главе ее стремился Плечевой и
размахивал над головой колом, выдернутым из чьего-то
забора.
9
Когда председатель Голубев, парторг Килин, а за ними и Чонкин прибыли к месту происшествия, глазам их предстало неповторимое зрелище. Участники митинга, сбившись в один клубок, представляли собой многоголовую, многорукую и многоногуюмгидру, которая гудела, дышала и шевелила всеми своими головами и конечностями, как бы пытаясь вырвать что-то из собственного нутра. Отдельные люди были заметны частично и лишь в перепутанном виде. У председателя колыхнулись на голове редкие волосы, когда он увидел у вылезавшего из кучи Степана Фролова женские груди, которые при дальнейшем рассмотрении оказались принадлежавшими Тайке Горшковой. Две разведенные в стороны ноги в парусиновых сапогах стремились втянуться обратно, а третья, с задранной штаниной, босая, торчала вертикально в виде антенны, и на ней от щиколотки до колена синела размытая временем татуировка: "правая нога".
Грустная эта картина дополнялась собаками, которые, сбежавшись со всей деревни, носились вокруг общей
неразберихи и отчаянно лаяли. Среди них Чонкин, к своему
удивлению, заметил и кабана Борьку, который бегал, хрюкал,
и визжал больше всех, словно пытался показать себя самой
главной собакой.
Друга своего и соседа Гладышева Чонкин нашел неподалеку стоящим над схваткой. Заложив руки за спину, с болью за своих односельчан наблюдал Кузьма Матвеевич вскипевшие страсти.
-- Вот, Ваня, тебе наглядное доказательство, от кого произошло это животное, которое горделиво называет себя человеком.
Гладышев посмотрел на Чонкина и грустно покачал головой. Тут гидра выплюнула к ногам селекционера полураздавленный кусок мыла.
-- Вот из-за чего люди теряют свой облик,-- указал Гладышев на предмет всех несчастий и брезгливо поддел его носком сапога. И п ошел прочь, подталкивая объект своего презрения ногами, как бы в научной рассеянности. Но не прошел он и пяти шагов, как сбу вернулся какой-то мальчишка, подхватил на бегу этот жалкий кусок и, уклонив-
шись от жесткой руки селекционера, кинулся наутек.
-- Вот она, наша молодежь,-- сообщил Гладышев, вернувшись к Чонкину,-- наша смена и наша надежда. За что боролись, на то и напоролись. На страну нападает коварный враг, гибнут за Родину, а этот шкет последний кусок мыла рвет у старого человека.
Гладышев тяжело вздохнул и надвинул шляпу на лоб, напрасно ожидая от судьбы очередного подарка. 10
После минутной растерянности Килин и Голубев вступили в неравный бой с несознательной толпой. Посоветовав парторгу зайти с другой стороны, председатель очертя голову ринулся в свалку и через некоторое время выволок наружу Николая Курзова в изорванной рубахе с прилипшим к плечу ошметком с головой, убеленной зубным порошком.
-- Стой здесь!-- приказал ему Иван Тимофеевич и нырнул опять в кучу, но, добравшись до самого дна, нашел там все того же Курзова уже не только в разорванной рубахе, но с расквашенным носом и четким отпечатком чьего-то сапога на правой щеке.
Несмотря на обычную мягкость характера, Голубев рассверипел. Вынырнув с Курзовым на поверхность, он