-- Чтобы не ходить в школу?
-- Не-ет!... Для того, чтобы к ней пришла женщина в белом халате. Она
задавала врачам столько разных вопросов, что мне становилось неудобно... В
нашем городе не было медицинского. А тут как раз наш с Николаем приятель по
институту предложил переехать сюда. Он занимается театрами здесь, в отделе
культуры.
-- В управлении, -- уточнила Зина.
-- Ну да... Я плохо разбираюсь в этих названиях. Николай узнал, что у
вас есть медицинский. И это имело решающее значение.
-- Я так и думала!
-- Так и думали?... -- удивилась Ксения Павловна.
-- Я понимала, что Николай Николаевич...
С Зиной происходило что-то невероятное: она подыскивала слова! "Милая,
наивная Ксения Павловна, -- думала она. -- Как бы мне вам все объяснить?..."
-- Я рада за ваших детей, -- сказала она. -- У них есть призвание. И
они будут ему служить.
-- Безусловно!... Этому учил их отец. Он стремился, чтобы они поняли,
чего хотят от жизни.
-- А чего вы хотели, он понял? Тогда, после театрального института?...
-- Он не виноват, что так получилось. Он никогда не умел переступать
через свои принципы... Это достойно уважения. Поверьте мне, Зиночка!
Она защищала его с одержимостью матери. "Человек, которого так
защищают, наверно, достоин защиты! -- подумала Зина. -- Чего-то я в нем,
может быть, не разглядела?"
Она хотела напомнить Ксении Павловне о том, что они еще год назад
составили подробный план ее возвращения в театр. Во взрослый, где главный
режиссер не состоял с ней в родственных отношениях. Зина хотела спросить,
почему Николай Николаевич до сих пор не помог подготовить какую-нибудь сцену
для пробы в театре. Но спросила совсем о другом.
-- А чего он сам хочет... в данный момент?
-- Отдать все свои знания...
-- ТЮЗ -- не лекторий, -- сказала Зина. -- Нужно еще...
-- Он все отдаст!
-- Важно, чтобы было что отдавать... -- задумчиво произнесла Зина.
-- Что вы имеете в виду, Зиночка? Скажите мне. Я ему подскажу... Я
всегда была его другом!
-- Посоветуйте ему поскорей поставить спектакль для юных зрителей.
Поскольку наш театр так называется: Театр юного зрителя.
-- Он это сделает! Я только хочу, чтобы вы были друзьями.
"Угораздило их поселиться со мной на одной площадке! -- думала Зина. --
Теперь все время буду метаться между совестью и Ксенией Павловной..."
-- У нас собираются ставить "Ромео и Джульетту", -- сказала она. -- Для
меня в этой трагедии роли нет. Но я все равно буду болеть за спектакль.
Николай Николаевич мог бы поставить его... А он отказался. Кстати, я слышу
его шаги...*** На худсовете предложение комсомольцев тоже было одобрено. Все сошлись
на том, что уж если говорить со школьниками о любви, то о любви огромной,
великой.
-- Я -- "за", -- сказала заведующая педагогической частью Валентина
Степановна, -- но лишь при условии, что на этот спектакль о великой любви
Иван Максимович не будет проводить первоклассников со служебного входа.
Валентина Степановна считала, что ТЮЗ -- это три театра в одном
помещении: один -- для малышей, другой -- для подростков и третий -- для
юношества. Так считали и все остальные, но она особенно часто это
подчеркивала.
-- Вспомните свое детство, -- как обычно, попросила она членов
художественного совета.
-- Кто же о нем забывает? -- задумчиво произнесла всеми уважаемая Анна
Гавриловна -- ветеран театра, когда-то игравшая мальчишек, а теперь бабушек.
-- Кто забывает? Дирекция! -- воскликнула Валентина Степановна. -- Год
в нашем возрасте -- это двенадцать месяцев. А каждый год в детстве...
--... это эпоха! -- закончил ее фразу Иван Максимович. -- Я с вами
согласен.
-- Теоретически! А на практике вы каждый вечер ходатайствуете за тех,
кто должен ходить в театр утром.
Все в театре разговаривали с Иваном Максимовичем "на равных". И не
потому, что позволяли это себе, а потому, что к этому располагали характер
директора, и его лицо, и его неуклюжая, застенчивая походка. Но
непосредственней и резче других высказывалась Валентина Степановна,
поскольку пришла в театр с ним вместе, лет двадцать тому назад. И еще
потому, что она всех убеждала: "Вот увидите: когда он уйдет на пенсию, все
кончится!"
Члены худсовета посочувствовали Тонечке Гориловской: на этот раз ей не
придется работать с автором над текстом произведения, что она очень любила
делать. И, расходясь, поздравили Костю Чичкуна с хорошей идеей.
-- Это не я. Это товарищи, -- с мрачным видом ответил довольный Костя.
Иван Максимович попросил задержаться главного режиссера, Костю и Зину.
-- Сейчас позвоним в Москву и узнаем насчет молодых режиссеров!
-- Лучше пригласить совсем молодого, -- сказал Николай Николаевич,
задумчиво проверяя и поправляя свои манжеты. -- Какого-нибудь дипломника!
-- Таким легче будет руководить, -- шепнула Зина сидевшему рядом Косте.
-- Мы попросим помощи у Терешкиной из министерства, -- сказал Иван
Максимович и набрал номер междугородной.
-- Терешкина из министерства!... -- с иронией произнес Николай
Николаевич.
Зина вскочила со стула:
-- Вы знаете Сусанну Романовну?
-- Я столько слышал о ней, что, кажется, узнаю, если встречу на улице.
-- Если встретите, передайте ей от меня привет!
-- Вершит судьбы детского театра?
-- Она не вершит. Она помогает...
-- Терешкина нам помо-ожет! -- мрачно подтвердил Костя Чичкун. -- Она
лю-убит нам помогать! -- Взглянув на часы, Костя добавил: -- Сейчас, правда,
обеденное время...
-- Она не обедает, -- сказал Иван Максимович. Сусанна Романовна
оказалась на месте.
Когда Иван Максимович изложил ей просьбу театра, она воскликнула:
-- Вы как раз вовремя позвонили!
-- В обеденный перерыв?
-- Я не шучу. Есть один замечательный парень, Андрей Лагутин!... Он
ставил "Ромео". Это было его дипломной работой.
-- Дипломник? То, чего хочет Николай Николаевич!
-- Вот видите... Вы как раз вовремя позвонили. За Андрея дерутся!
Иван Максимович не часто обращался к Терешкиной. Но когда бы он это ни
делал, она обязательно восклицала: "Вы как раз вовремя позвонили!"
Создавалось впечатление, что Сусанна Романовна сидела и ждала его звонков,
стараясь заранее предугадать, что именно понадобится его театру.
-- У Андрея есть, правда, одно небольшое условие...
-- Наверное, квартира, а? Этого нет. Вы попросите его не настаивать на
квартире.
-- Он может спать в вестибюле. Или у вас в кабинете. Это его не
волнует. Но есть одно условие, которое я прошу выполнить. Он сам вам все
объяснит.
-- Ну, если министерство нас просит...
-- Это я прошу.
-- Тем более!
Повесив трубку, Иван Максимович торжественно сообщил:
-- Есть режиссер. И как раз дипломник! Терешкина пришлет его. Она
просила нас выполнить одно его небольшое условие. Мы выполним, а?
Николай Николаевич нервно поправил манжеты.
-- Начинающий режиссер с условием? Мы, помнится, начинали не с условий,
а с благодарности за то, что нас приглашали.
-- Мы не знаем, с чего начнет он, -- сказала Зина. -- Иван Максимович
разговаривал с Сусанной Романовной...
-- А что она еще о нем сообщила? -- пропустив мимо ушей Зинину фразу,
обратился к директору Николай Николаевич.
-- Сказала: "Замечательный парень!"
-- Исчерпывающая характеристика для режиссера!...*** Валентина Степановна поставила на стол в кабинете директора тарелку с
бутербродами, вазу с пирожными и три бутылки нарзана. Увидев это, Николай
Николаевич стал нервно поправлять манжеты, которые были в полном порядке. В
общении с ними всегда проявлялось его настроение.
-- Ну, непедагогично же, право, -- обратился он к заведующей
педагогической частью. -- Он ведь не в буфет приходит, а в театр. Детство
какое-то!...
-- А вдруг он голодный? -- сказал Иван Максимович. -- С дороги-то! Это
я попросил Валентину Степановну...
-- Цветы, бутерброды, шампанское -- все это после премьеры, мои
дорогие! Если она, разумеется, будет успешной. А такие авансы... Вообще,
Иван Максимович, я бы хотел вновь подчеркнуть: не мы должны быть счастливы,
что он приезжает, а он должен быть благодарен, что его пригласили. Кто из
великих начинал с Шекспира? Даже не припомню. По-моему, просто никто.
В этот момент в комнату ворвалась Зина.
-- Встретили! -- воскликнула она. -- Тут все в порядке? Действительно,
замечательный парень!
-- Ну вот!... -- Николай Николаевич безнадежно махнул рукой и сел на
стул, небрежно положив ногу на ногу, а голову устало откинув назад. Он
приготовился к встрече.
-- Представляете себе, -- продолжала Зина, -- он всем восторгается!
-- Лакировщик, что ли? -- пошутил Николай Николаевич.
-- Лакировщики -- фальшивые люди. А он от всего сердца! И вокзал ему
наш очень понравился, и то, что мы его встретили... "Как, говорит, это все
замечательно!" В данный момент восторгается рыбами.
Вообще-то восторженные натуры раздражали Зину тем, что искажали порой
истинные события жизни, как бы "подгоняли" их под свое восприятие. Но
молодой режиссер не раздражал ее. Наоборот, по дороге от вокзала до театра
он все время как бы обострял восприятие Зины: заставлял ее радоваться тому,
чего она по привычке давно уже просто не замечала. На пороге появился Андрей
Лагутин. Он был с чемоданчиком, в свитере и кедах.
Взглянув на его лицо, не часто улыбавшаяся Валентина Степановна
улыбнулась. И Иван Максимович улыбнулся. Лицо было доверчивое и приветливое.
-- Здравствуйте, я приехал, -- сказал Андрей.
Какое-то мгновение все молчали, предоставляя первое слово для ответа
Николаю Николаевичу. Но так как он медлил, Зина воскликнула:
-- Мы вас так ждали! Знакомьтесь, пожалуйста...
Понимая, что в присутствии Зины паузы очень опасны, Николай Николаевич
встал и первым протянул руку. Представившись, он сказал: