В стихотворениях поэта можно встретить и волчец, и мать-и-мачеху, и лопух, и изумрудный сок трав, и медом пахнущие луга, и придорожный куст, и поясок - мостик, перетянувший реку, и крест, вознесенный над церковью. И все это из "березовского" детства...
25 мая 1901 г. Гумилевы отправились в имение, прожили там лето и к 1 сентября вернулись в Тифлис.
Пятый класс гимназии. Успехи, как всегда, средние, а по греческому - никакие. Весною назначена переэкзаменовка на осень. С этим Гумилев уехал, нимало, впрочем, не огорчившись, в Березки. Там, как всегда, читал, совершенствовался в верховой езде и сочинял стихи о Грузии и о любви. А за две недели до начала занятий поехал один из Березок в Тифлис и окунулся в самостоятельную жизнь. Приключения в дороге, ощущение себя взрослым бесконечно интереснее экзамена. Тем не менее, успешно его выдержал.
Гумилев, как уже говорилось, был отнюдь не нытиком и не пессимистом. Он был занят самообразованием, был целеустремлен и вскоре, как раз в начале сентября, выступил в тифлисской газете с собственным стихотворением "Я в лес бежал из городов". Газета называлась "Тифлисский листок". Эта публикация доставила автору не только удовольствие. Она утвердила его в превосходстве перед друзьями, в причастности к высшему назначению, к поэзии. И хотя внешне он не кичился, не зазнавался перед товарищами, тем паче, что литературных сверстников в Тифлисе у него не было, он окончательно определил свой путь.
Дружил с гимназистами - Берцовым, Борисом и Георгием Легранами, Крамелашвили, Глубоковским. Продолжал поддерживать отношения и с братьями Кереселидзе.
Самостоятельная жизнь Гумилеву вполне понравилась, и он весною следующего года остался в Тифлисе, в то время как семья уехала в Березки.
Остался жить у приятеля по гимназии - Борцова. Взял репетитора по математике и сдал экзамены за шестой класс. В это время расширился круг его интересов. Он увлекся астрономией, стал брать уроки рисования, совершал массу прогулок в горы и на охоту. Зачитывался В. Соловьевым, полюбил Н. Некрасова. Иногда посещал вечеринки с танцами у друзей дома - Линчевских. К танцам относился пренебрежительно. Отличался серьезностью поведения. Свою необычную внешность старательно совершенствовал изысканными манерами. Как раз у Линчевских и начались встречи и дружба с Воробьевой и Мартене. Одни и те же стихи посвящал обеим. Это, кстати, с ним происходило частенько и позже.
Подруга Гумилева О. А. Мочалова рассказывала, что он вполне мог посвящать одно и то же стихотворение нескольким женщинам, говоря каждой, что это только ей.
С одной из тифлисских девушек, Воробьевой, видимо, отношения сложились более серьезные, потому что после переезда в Царское Село Гумилев переписывался с ней, посылал ей стихи. Позже она с родителями переехала в Петербург и вскоре умерла от тифа. К сожалению, ее имя пока установить не удалось.
В то время большая часть тифлисской молодежи была настроена прогрессивно, революционно. И там, под влиянием товарищей, в особенности одного из братьев Легранов, который снабжал политической информацией своих друзей. Гумилев увлекся - как он всегда быстро чем-нибудь увлекался - на этот раз политикой. Начал изучать "Капитал" Маркса. И летом на каникулах, в Березках, между тренировками в верховой езде и чтением левой политической литературы, стал вести агитацию среди рабочих поселка, а так как с детства воспитывал в себе необходимость учить, поражать, вести за собой, сплачивать вокруг себя единомышленников, словом - лидерствовать, то и с рабочими - мельниками это удалось. Естественно, это вызвало серьезные неприятности со стороны губернских властей, и гимназисту пришлось даже покинуть Березки.
Но увлечение политикой оказалось неглубоким. Гумилев никогда больше к политике не возвращался и не стремился в нее вникать. То же произошло и чуть позже. Когда началась русско-японская война, он, насмотревшись на расклеенные по стенам домов и в витринах магазинов мажорные картинки "победоносных" военных действий русской армии, решил, как гражданин и патриот России, непременно ехать добровольцем на фронт. Родным и друзьям с трудом удалось его отговорить, втолковав ему всю бессмысленность бойни на Дальнем Востоке.
Но, кажется, он так ничего и не понял ни тогда, ни позже. Вот еще несколько примеров его политической наивности.
Из письма Брюсову 16 декабря 1907 г.: "Сейчас получил № "Раннего утра" с моей "Гиеной" и очень благодарю Вас за напечатание ее. Сама газета мне показалась симпатичной, но я настолько наивен в делах политики, что так и не понял, какого она направления..."
Р. Д. Тименчик в публикации "Неизвестных писем Н. С. Гумилева"/"Известия Академии наук СССР", серия литературы и языка, т. 46 № 1, 1987/ подчеркивает, что "...Гумилев сознательно ограничивал переписку внутрилитературной проблематикой, исключив из ноля своего зрения новости общественной жизни, борьбу думских группировок, публицистические и философские трения. Политика появлялась в его письмах только как материал для шуточных метафор. По письмам Гумилева создается облик человека, живущего "для русской поэзии", как сказано в послании М. Л. Лозинскому из Лондона".
Не использовав летний отдых до конца, Гумилев с матерью и сестрой выехал в Царское Село. Остальные члены семьи продолжали жить в Березках. Степан Яковлевич послал прошение директору Николаевской царскосельской гимназии о помещении его сына, ученика седьмого класса 1-й Тифлисской гимназии Н. С. Гумилева, в седьмой класс, "в который он по своим познаниям переведен".
В Царском Селе Гумилевы сняли квартиру на углу Оранжерейной и Средней улиц. Тут же одну из комнат Гумилев превратил в "морское дно". Он выкрасил стены под цвет морской воды, нарисовал на стенах русалок, рыб, разных морских чудищ, подводные растения, посреди комнаты устроил фонтан, обложив его диковинными раковинами и камнями.
Директор Николаевской Царскосельской гимназии И. Ф. Анненский вакансий для экстернов не имел, и 11.07.1903 г. Николай Гумилев был определен интерном, однако, с разрешением ему, в виде исключения, жить дома. Ему было выдано свидетельство № 1320 от 21 августа 1903 г. об учении в 1-й Тифлисской гимназии, за подписями исполняющего обязанность директора гимназии М. Карпинского, а также членов и секретаря Педагогического совета.
24 декабря 1903 г. Гумилев познакомился с Анной Горенко, будущим поэтом Анной Ахматовой. Вторая их встреча произошла вскоре на катке. Некоторые стихи Гумилева этого периода были посвящены А. Горенко и позже вошли в его первый сборник "Путь конквистадоров". На экземпляре сборника, подаренном Ахматовой П. Н. Лукницкому, они помечены ее рукою - "мне".
Тогда же Гумилев начал жадно читать новейшую литературу, увлекся русскими модернистами - К. Бальмонтом и В. Брюсовым.
На пасху 1904 г. Гумилевы давали бал, на котором в числе гостей первый раз была А. Горенко. С этой весны начались регулярные встречи. Позже, в книге стихов Гумилева "Жемчуга" 1910 г. появилась строфа:
Ты помнишь, у облачных впадин
С тобою нашли мы карниз.
Где звезды, как горсть виноградин,
Стремительно падали вниз
Об этой строфе Лукницкий пишет в дневнике:
"Башня (Турецкая) в Царском Селе - искусственные руины. Анна Ахматова и Николай Степанович там встречались наверху (30 ноября 1926, г. Царское Село.)".
Они посещали вечера в ратуше, были на гастролях Айседоры Дункан, были на студенческом вечере в Артиллерийском собрании, участвовали в благотворительном спектакле, были на нескольких спиритических сеансах, хотя и относились к ним весьма иронически.
С осени родители одноклассника Гумилева - Дмитрия Коковцева, писавшего стихи, - стали устраивать литературные "воскресенья" в своем доме на Магазейной улице. На вечерах бывали И. Ф. Анненский, поскольку хозяин дома А. Д. Коковцев был учителем в гимназии, еще гимназические учителя - Е. М. и А. А. Мухины, В. Е. Максимов-Евгеньев (литературовед, специалист по Некрасову), М. О. Меньшиков (публицист-нововременец), М. И. Туган-Барановский (историк-экономист, представитель "легального марксизма"), В. В. Ковалева (дочь Буренина), К. Случевский (поэт), Л. И. Микулич (псевдоним писательницы Веселитской), Д. Савицкий (поэт), В. И. Кривич (сын И. Ф. Анненского) и другие писатели, поэты, литературоведы. Гумилев бывал на этих "воскресеньях", несколько раз выступал с чтением своих стихов и выдерживал яростные нападки, даже издевательства некоторых из присутствующих. Особенно его критиковал молодой хозяин дома вместе со своим другом М. Загуляевым, не принимавшие декадентства.
Гумилева возмущало непонимание, даже озлобление царскоселов. Он, хорошо изучив русских модернистов, уже ушел далеко вперед в своих вкусах и ощущениях от большинства царскосельских рутинеров. А И. Ф. Анненский был для него, гимназиста, тогда еще недостижим.
Позже, в письме Брюсову из Царского Села 8 мая 1906 г. Гумилев пишет: "Уже год, как мне не удается ни с кем поговорить так, как мне хотелось бы..."
Подруга Гумилева и Ахматовой В. С. Срезневская сказала, что Гумилев поэт раздумий и предчувствий. Хочется добавить - и предвидения.
За полвека он почувствовал новую звезду: "... в созвездьи Змия загорелась новая звезда".
Поэт постиг суть континента "исполинской висящего грушей", предвидел и его будущее. И когда, разодранные на части цивилизованнейшими государствами, корчились в судорогах мук и гнева народы Африки, поэт вбирал в себя их боль, их протест.
Предчувствовал он и смерть свою: "...Только он один не спит,/Все он занят отливаньем пули,/Что меня с землею разлучит". И еще: "И умру я не на постели при нотариусе и враче..."
Но мог ли поэт предвидеть чудо? Мог ли предвидеть, что его город детства - Царское Село - обретет свое истинное имя и будет городом Пушкина.
Когда устанавливали памятник Пушкину в Царском Селе, Гумилеву было тринадцать лет. Но он давно "внутри" был с Пушкиным. "Пушкин-совершенство". Он жил тогда в Петербурге, учился в начальной гимназии и упорно занимался поэзией. В середине мая, как обычно, семья уезжала в Поповку. В этот раз Гумилев уговорил родителей отложить отъезд, чтобы 29 мая 1899 г. поехать на торжественное открытие памятника. Повез его отец. Мальчик слушал благоговейно блистательную речь директора Классической гимназии И. Ф. Анненского, своего будущего учителя, наставника и друга.