Смекни!
smekni.com

Жизнь и творчество Гумилева и Мандельштама (стр. 7 из 9)

Но с годами поэзия Гумилева несколько меняется, хотя основа остается прочной. В сборниках военной эпохи в ней вдруг возникают отдаленные отзвуки блоковской, опоясанной реками, Руси и даже “Пепла” Андрея Белого. Эта тенденция продолжается и в послереволюционном творчестве. Поразительно, но в стихотворениях “Огненного столпа” Гумилев как бы протянул руку отвергаемому и теоретически обличаемому символизму. Поэт словно погружается в мистическую стихию, в его стихах вымысел причудливо переплетается с реальностью, поэтический образ становится многомерным, неоднозначным. Это уже новый романтизм, лирико-философское содержание которого значительно отличается от романтизма знаменитых “Капитанов”, акмеистической “прекрасной ясности” и конкретности.

Анализ стихотворения “Капитаны” (1910)

IНа полярных морях и на южных,По изгибам зеленых зыбей,Меж базальтовых скал и жемчужныхШелестят паруса кораблей. Быстрокрылых ведут капитаны,Открыватели новых земель,Для кого не страшны ураганы,Кто изведал мальстремы и мель, Чья не пылью затерянных хартий, Солью моря пропитана грудь,Кто иглой на разорванной картеОтмечает свой дерзостный путь. И, взойдя на трепещущий мостик,Вспоминает покинутый порт,Отряхая ударами тростиКлочья пены с высоких ботфорт. Или, бунт на борту обнаружив,Из-за пояса рвет пистолет,Так, что сыпется золото с кружев,С розоватых брабантских манжет. Пусть безумствует море и хлещет,Гребни волн поднялись в небеса, -Ни один пред грозой не трепещет,Ни один не свернет паруса. Разве трусам даны эти руки,Этот острый, уверенный взгляд,Что умеет на вражьи фелукиНеожиданно бросить фрегат. Меткой пулей, острогой железнойНастигать исполинских китовИ приметить в ночи многозвезднойОхранительный свет маяков? IIВы все, паладины Зеленого Храма,Над пасмурным морем следившие румб,Гонзальво и Кук, Лаперуз и де Гама,Мечтатель и царь, генуэзец Колумб! Ганнон Карфагенянин, князь Сенегамбий,Синдбад-Мореход и могучий Улисс,0 ваших победах гремят в дифирамбеСедые валы, набегая на мыс! А вы, королевские псы, флибустьеры,Хранившие золото в темном порту,Скитальцы арабы, искатели верыИ первые люди на первом плоту! И все, кто дерзает, кто хочет, кто ищет,Кому опостылели страны отцов,Кто дерзко хохочет, насмешливо свищет,Внимая заветам седых мудрецов! Как странно, как сладко входить в ваши грезы,Заветные ваши шептать имена,И вдруг догадаться, какие наркозыКогда-то рождала для вас глубина! И кажется - в мире, как прежде, есть страны,Куда не ступала людская нога,Где в солнечных рощах живут великаныИ светят в прозрачной воде жемчуга. С деревьев стекают душистые смолы,Узорные листья лепечут: "Скорей,Здесь реют червонного золота пчелы,Здесь розы краснее, чем пурпур царей!" И карлики с птицами спорят за гнезда,И нежен у девушек профиль лица...Как будто не все пересчитаны звезды,Как будто наш мир не открыт до конца! IIIТолько глянет сквозь утесыКоролевский старый форт,Как веселые матросыПоспешат в знакомый порт. Там, хватив в таверне сидру,Речь ведет болтливый дед,Что сразить морскую гидруМожет черный арбалет. Темнокожие мулаткиИ гадают, и поют,И несется запах сладкийОт готовящихся блюд. А в заплеванных тавернахОт заката до утраМечут ряд колод неверныхЗавитые шулера. Хорошо по докам портаИ слоняться, и лежать,И с солдатами из фортаНочью драки затевать. Иль у знатных иностранокДерзко выклянчить два су,Продавать им обезьянокС медным обручем в носу. А потом бледнеть от злостиАмулет зажать в пылу,Вы проигрывая в костиНа затоптанном полу. Но смолкает зов дурмана,Пьяных слов бессвязный лет,Только рупор капитанаИх к отплытью призовет. IVНо в мире есть иные области,Луной мучительной томимы.Для высшей силы, высшей доблестиОни навек недостижимы. Там волны с блесками и всплескамиНепрекращаемого танца,И там летит скачками резкимиКорабль Летучего Голландца. Ни риф, ни мель ему не встретятся,Но, знак печали и несчастий,Огни святого Эльма светятся,Усеяв борт его и снасти. Сам капитан, скользя над бездною,За шляпу держится рукою,Окровавленной, но железною,В штурвал вцепляется - другою. Как смерть, бледны его товарищи,У всех одна и та же дума.Так смотрят трупы на пожарище,Невыразимо и угрюмо. И если в час прозрачный, утреннийПловцы в морях его встречали,Их вечно мучил голос внутреннийСлепым предвестием печали. Ватаге буйной и воинственнойТак много сложено историй,Но всех страшней и всех таинственнейДля смелых пенителей моря - О том, что где-то есть окраина -Туда, за тропик Козерога! -Где капитана с ликом КаинаЛегла ужасная дорога.

Это стихотворение относится к одному из первых сборников Гумилева, когда “муза странствий еще не покинула его”. В этом стихотворении он прославляет мужество силу и доблесть “открывателей новых земель”, образ этот у него сочетает в себе капитана военно-морского флота и испанского пирата. Его капитаны – это люди, жившие во времена, когда открывали Америку, поэтому образ капитана напоминает героев тогдашних романов.

Очень ярко здесь проявляются многие особенности его раннего творчества: экзотичность, буйство красок: “золото с кружев”, “…розоватых …манжет”; Набор чувств, любовь к пышному внутреннему и внешнему убранству, строгость формы.

Подчеркивается мужество лирического героя , который пытается найти свое счастье за чертой бытия.

Гумилев в этом стихотворении выступает как романтический поэт, многое здесь идеализированно и преувеличенно.

Это стихотворение очень понравилось своей экзотичностью и особенно полюбился лирический герой, напоминающий искателя приключений.

Анализ стихотворения “Невольничья”

Стихотворение написано Гумилевым под впечатлением полученным им в путешествии по Африке по Абиссинии. Гумилев был поражен положением коренных жителей этой страны, в ней все еще существовало рабство, и именно положение угнетенных негров послужило поводом к написанию этого стихотворения. Поэтому и тема здесь: угнетенные и угнетатели.

Особенностью стихотворения является то , что повествование ведется от лиц лирических героев – рабов. Они рассказывают о своем угнетенном несчастном положении:

Мы должны чистить его вещи

Мы должны стеречь его мулов,

А вечером есть солонину,

Которая испортилась днём.

Как бы в противопоставление им становится другой лирический герой – “европеец”, рабовладелец:

Он садится под тенью пальмы,

Обвернув лицо земной вуалью,

Ставит рядом с собой бутылку виски,

И хлещет пенящихся рабов.

Его с насмешкой называют храбрым, потому что его сила, храбрость заключена только в острые сабле и “хлещущем биче” и “дальнобойном оружии”. Через слова рабов, чувствуется, что Гумилев осуждает, призирает этого надменного, бездушного, злого труса, который может почувствовать себя сильней, только угнетая бессильных.

К особенностям стихотворения можно отнести и почти полное отсутствие эпитетов. А так повествование ведется от лица угнетенных, то по моему мнению этим автор хотел подчеркнуть, что рабы не могут ничего чувствовать, кроме гнева и сильной ненависти к “европейцу” , которая под конец стихотворения переливается в угрозу:

У него [европейца] нежное тело

Его сладко будет пронзить ножом.

В этом-то и заключается идея стихотворения. Гумилев говорит о том , что не пройдут бесследно те унижения, которым подверглись коренные жители и, рано или поздно, они отомстят не прошеным гостям из Европы, и вернут себе свободу.

Биография Мандельштама

Осип Эмильевич Мандельштам родился в Варшаве в ночь с 14 на 15 января 1891 года. Но не Варшаву, а другую европейскую столицу – Петербург, считал он своим городом – “родимым до слёз”. Варшава не была родным городом и для отца поэта, Эмилия Вениаминовича Мандельштама, далёкого от преуспевания купца, то и дело ожидавшего, что его кожевенное дело вот-вот кончится банкротством. Осенью в 1894 году семья переехала в Петербург. Впрочем, раннее детство поэта прошло не в самой столице, а в 30 километрах от неё – в Павловске.

Воспитанием сыновей занималась мать, Флора Вербловская, выросшая в еврейской русскоязычной семье, не чуждая традиционных для русской интеллигенции интересов к литературе и искусству. У родителей хватило мудрости отдать своего созерцательного и впечатлительного старшего сына в одно из лучших в Петербурге учебных заведений – Тенишевское училище. За семь лет обучения ученики приобретали большой объём знаний, чем даёт в среднем современный 4-ёх летний колледж.

В старших классах училища кроме интереса к литературе, развился у Мандельштама ёще один интерес: молодой человек пробует читать “Капитал”, изучает “Эрфуртскую программу” и произносит пылкие речи в массовке.

По окончании Тенишевского училища Мандельштам осенью 1907 года едет в Париж – Мекку молодых артистически настроенных интеллектуалов.

Прожив в Париже немногим более полугода, он возвращается в Петербург. Там истинной удачей для него было посещение “Башни” В. Иванова – знаменитого салона, где собиралось в лице наилучших своих представителей литературное, артистическое, философское и даже мистическая жизнь столицы империи. Здесь В. Иванов читал курс по поэтике, и здесь же Мандельштам мог познакомиться с молодыми поэтами, ставшими спутниками его жизни.