- Теперь, - божилась она, - хоть к присяге идти - ничего не понимаю, что в самом деле было и что мне только кажется. Может быть, - говорит, - я в санях-то точно ехала, а про свадьбу вашу мне только так кажется. А может быть, я никуда и не ездила. Где это помнить!
Твердыми в своем оставалися одни супруги, которых все их знающие считали за людей очень правдивых и честных. Но их показание в своем собственном деле не представляло никакого юридического доказательства, да притом и оно, ввиду всех других несообраэностей, начало казаться странным. Даже московский адвокат, по близкому родству с супругами, первый готов был заподозрить основательность их свидетельства, а его примеру последовали другие. И пока газеты потешались насчет злополучных супругов с бестактною злобою, которой те нимало не заслуживали, судьба супругов и их детей была решена: дело было проиграно не только в надлежащих инстанциях, но и в общественном мнении людей, имеющих несчастие подчиняться давлению всякой печатной строчки.
Правда, что добрые знакомые супругов после всей этой передряги от них не отшатнулись, а, напротив, даже еще более о них соболезновали; но что касается недоказанного венчания, то ему уже положительно более не верили и даже ставили в упрек: зачем они так упорно стоят на своей неискусной выдумке?
Но могли ли так нагло и так упорно лгать эти люди, безусловно честные и безусловно правдивые, какими я их считал и имею все основания таковыми же считать их и поныне.
Это меня не переставало занимать и дало мне повод вызвать скучающего отца протоиерея на разъяснение: может ли случиться, чтобы брак, обвенчанный в церкви и записанный в книги, исчез бесследно, или же все это невозможная ложь?
Батюшка все это мне и разъяснил, и притом так обстоятельно, как может разъяснить человек, стоящий на высоте своего пастырского призвания и имеющий ум тонкий и проницательный, а знание сердца человеческого самосовершеннейшее.
ГЛАВА ВТОРАЯ
На мой вопрос: возможно ли, чтобы бесследно исчез брак, "петый в церкви", мой собеседник отвечал:
- Возможно.
Я рассказал ему вкратце историю непостижимого венчания литератора Z. <Е. Ф. Зарина>, который никак не мог доказать, что он был обвенчан.
- Слыхал, - проговорил отец протопоп, - хотя и не помню, где.
- Не в газетах ли читали?
- Вот именно дети в газетах где-то читали и мне рассказывали.
- Мне кажется - это удивительное и непонятное дело.
- Удивительного мало, а непонятного еще менее.
- Однако что же вы подумали: как это могло сделаться?
- Я подумал только: должно быть, их отец N. венчал.
Это действительно было так, как отгадывал мой собеседник, и потому я позволил себе предложить ему особый вопрос об отце N., венчания которого отличаются такою характеристическою непрочностью.
- Почему вы узнали, что это венчание трудов отца N?
- Вот странный вопрос: а по чему вы узнаете работу одного мастера от работы другого?
- По красоте исполнения, по прочности, иногда по фасону. Но ведь это совсем иное.
- То же самое. Отец N. это тоже своих дел портной без узелка...
- Извините, - говорю, - я этого не понимаю.
- Чего же вы не понимаете? Что значит "портной без узелка"? Значит, что у него нитка в шве не остается, а все насквозь проходит.
- И значит - шва совсем нет?
- Нет или есть - это уже как хотите, но только его шов не держится.
- Но какая же ему выгода так шить?
- Его выгода.
- Он рискует, с этакою манерою шва, остаться со временем без работы?
- Очень может быть, только это будет еще не скоро - не ранее как иже по просвещении.
- То есть когда это "по просвещении"?
- А когда в обществе распространятся настоящие понятия о _тайне брачия_ и люди не будут вертеть этого дела как попало и с кем попало, лишь бы скорее да подешевле.
- Да неужто вы полагаете, что тут дело в цене?
- А разумеется; по плате и шитво: дешевая цена - такая и работа. Нынче, знаете, время такое базарное, ну и предложение по запросу: теперь человек и любит как-нибудь и венчается как-нибудь; берет для этого попишку какого-нибудь, а тот его свяжет тоже как-нибудь. А там, глядишь, оно - и развязалось.
- Вы, - замечаю, - батюшка, кажется, расположены в пользу старины.
- Нет-с, не особенно, а впрочем - как в чем и насчет чего. Если насчет того, будто бы древле было все лучше и дешевле, так я не старовер. А что насчет любви и склонности, а также серьезности брачных отношений, так тут я действительно люблю старинных людей. Они, конечно, кое-чего такого, что мы знаем, не знали, а уж что касается любить, то это они посерьезнее нас умели.
- Так ли? - говорю.
- Да уж так-с. Вы ведь - я знаю - сейчас готовы небось заговорить про рыцарей. А что за кушанье рыцари? - Это чушь. Нет, а вы в глубь веков погрузитесь, отколе ключ жизни идет: там настоящую прелесть любви и найдете.
- Где же это?
- В библии. Страстная книга: оттого ею многие иноки соблазняются. У меня ее раз инспектор из рук вырвал: "начитаешься, говорит, жениться захочешь". А он хлопотал, чтобы я в монахи пошел. Вот там любовь так любовь. Дочери-то человеческие каково описаны: голенькие, без всяких нарядов, исполинов пленяли.
- Это, - говорю, - все доисторическое.
- А в историческом-то еще лучше: начнем хоть с отца нашего Иакова. Посмотрите, пожалуйста, что это за молодчина был по сердечной части! Вот настоящий месопотамский рыцарь - влюбился в Рахиль и шесть лет за нее, сердега, прослужил ее отцу - да ведь как отслужил: не в прохладном магазине за прилавком, а на поле под палящим солнцем. И что же? Его надули, и надули самым подлым образом: ему дурнолиценькую Лию подложили, а он впопыхах не разобрал. Винить нельзя: разговоров, верно, не было, а впотьмах все кошки серые. Но ведь он не унялся: не потянул тестя в суд, а еще на шесть лет себя забатрачил, чтобы добыть-таки свою зазнобу, и добыл. Так вот это человек - во всем значении слова, значит, любил. И женщине-то, как ей этакого чудесного мужчину не полюбить, потому что хоть он загорелый пастух, а меж тем кавалер во весь рост и во всю силу. Ну а нынче что же?.. Все проходимцы - все приданого ищут, либо завертят девчонку и уговорят, будто ей стыдно, если муж на нее работать станет. "Сама, говорят, матушка, рук не покладай - работай". Это женское равноправие, видите, называется; хитрость все, чтобы самому легче было. Снизойдет к ней когда-нибудь вечерком, как Юпитер, на ложе, и то если деться некуда, - осчастливит ее, когда той, бедняге, уже с усталости и не до утех любовных вовсе, а потом, наутро, встряхнулся, да и пошел опять свои рацеи разводить. А она опять работай, да еще, глядишь, с шарманочкой. Вот ей и равноправие. А другой, если увозит девушку, будто ее крадет, одним словом - "тайно венчается", а сам черт его не разберет, что такое он этим устраивает; даже, право, не разберешь, для чего это они делают: по любви, или по глупости, или еще того хуже - по подлости тайнобрачие ломают.
- Но по какой же подлости-то может быть нужно ломать тайнобрачие?
- По какой подлости?.. Эх, государь мой, еще какие, когда б вы знали, нынче являются на этот фасон выжиги и какие отхватывают коленца, так иной раз просто либо только диву дашься и расхохочешься или прямо вон от себя подлеца выгонишь.
- Скажите хоть один пример.
- А вот, например: подло или не подло сбить с толку дурочку, которую родные берегут и не дают обобрать? Ко мне явился раз с такою просьбою опекун, и в большом чине... ух, выжига!
- Вы их обвенчали?
- Нет, я-то не обвенчал. Я ему сказал: "Вы вельможа большая, да я не плут большой", а отец N. и их обвенчал.
- Он, по-видимому, отчаянный.
- Нет, куда там отчаянный! самый презренный трусишка, только ловок на выдумку.
- Но, однако, как же он: неужели всех, кого попало, венчает?
- Решительно кого попало, на это у него жадность, по привычке от отца, потому что его покойник отчаянный мастер на эти дела был; только я их не сравню: тот был благороден - дорого брал, но и знал, с кем поделиться. А этот как гиена: все ничком, сам с собою - один только все новые штуки подлые выдумывает.
- Значит, и тут, в тайнобрачии, замечается понижение тона и измельчание типа?..
- Да ведь как же иначе. Все "идет со временем", - как говорит блаженный Августин, - "все, освещаемое солнцем, разделяет его движимость, все изнемогает под тяжестью веков". А уж нашего брата, попа, тяжести веков-то давили, давили, да еще и сейчас не дают ослабы. К тайнобрачию-то наши духовные знаете ли как приучались.
- Как?
- Сначала по-девичьи, со стыдом и с мукою великою, - все равно как первую песенку зардевшись спеть, а потом из сострадания это делали, потому что наш закон очень лют, а ныне и они уж так, под кадриль всему всероссийскому плутовству, до бесстыдства дошли.
- Но это может служить не во вред людям.
- Совершенно верно, и потому-то надо бы только, чтобы люди, которым в этом нужда, знали практику и не попадались вот таким...
- Портным, которые без узлов шьют?
- Именно-с. Наше общество ведь еще очень глупо. Сведали, что попы нынче тайно венчают без затруднения, и думают, что это всеми все равно одинаково делается. А это совсем не все равно: поп попу рознь. Иной прямо откажет, другой возьмется, но с осторожкою, и хорошо сделает, а третий так слукавит, что ничего не стоит, даром что венчаны.
- Интересная, - говорю, - история.
- Да, небезынтересная, и очень небезынтересная-с. И издавна она. В старину, например, тайнобрачие часто по страху делалось. Мне мой дед рассказывал, как он в царствование Екатерины одного помещика с насильно увезенной боярышней венчал. Взяли дедушку обманом, из дому вызвали, да первое дело, благослови господи, веревочную петлю ему на шею накинули и повели в церковь. Дедушка думал, разбойники, - грабить храм хотят, и ключи им выставляет: "Берите, дескать, все, что хотите - последнюю ризу с царицы небесной снимайте, только мою грешную душу пощадите". Но видит: помещик и его люди стоят в церкви и пучки розог держат. "Венчай, говорят, сию минуту, а то запорем или на колокольне повесим".