-- Работаем?
Дубль тупо смотрел на меня.
-- Ну брось, брось, -- сказал я. -- Все ясно.
Дубль молчал. Он стоял, как каменный, и не мигал.
-- Ну, вот что, -- сказал я. -- Сейчас пол-одиннадцатого. Даю тебе десять минут. Все прибери, выброси эту дохлятину и беги танцевать. А уж обесточу я сам.
Дубль вытянул губы дудкой и начал пятиться. Он пятился очень осторожно, обогнул диван и встал так, чтобы между нами был лабораторный стол. Я демонсативно посмотрел на часы. Дубль пробормотал заклинание, на столе появился "мерседес", авторучка и стопка чистой бумаги. Дубль, согнув колени, повис в воздухе и стал что-то писать, время от времени опасливо на меня поглядывая. Это было очень похоже, и я даже засомне- вался. Впрочем, у меня было верное средство выяснить правду. Дубли, как правило, совершенно нечувствительны к боли. Пошарив в кармане, я извлек маленькие острые клещи и, выразительно пощелкивая ими, стал приближаться к дублю. Дубль перестал писать. Пристально поглядев ему в глаза, я скусил клещами шляпку гвоздя, торчащую из стола, и сказал:
-- Н-н-ну?
-- Чего ты ко мне пристал? -- осведомился Витька. -- Видишь ведь, что человек работает.
-- Ты же дубль, -- сказал я. -- Не смей со мной разговаривать.
-- Убери клещи, -- сказал он.
-- А ты не валяй дурака, -- сказал я. -- Тоже мне дубль.
Витька сел на край стола и устало потер уши.
-- Ничего у меня сегодня не получается, -- сообщил он. -- Дурак я сегодня. Дубля сотворил -- получился какой-то уж совершенно безмозглый. Все ронял, на умклайдет сел, животное... Треснул я его по шее, руку отбил... И окунь дохнет систематически.
Я подошел к дивану и заглянул в ванну.
-- А что с ним?
-- А я откуда знаю?
-- Где ты его взял?
-- На рынке.
Я поднял окуня за хвост.
-- А чего ты хочешь? Обыкновенная снулая рыбка.
-- Дубина, -- сказал Витька. -- Вода-то живая...
-- А-а, -- сказал я и стал соображать, что бы ему посоветовать. Механизм действия живой воды я представлял себе крайне смутно. В основном по сказке об Иване-царевиче и Сером Волке.
Джинн в бутыли двигался и время от времени принимался протирать ладошкой стекло, запыленное снаружи.
-- Протер бы бутыль, -- сказал я, ничего не придумав.
-- Что?
-- Пыль с бутылки сотри. Скучно же ему там.
-- Черт с ним, пусть скучает, -- рассеянно сказал Витька. Он снова засунул руку в диван и снова провернул там что-то. Окунь ожил.
-- Видал? -- сказал Витька. -- Когда даю максимальное напряжение -- все в порядке.
-- Экземпляр неудачный, -- сказал я наугад.
Витька вынул руку из дивана и уставился на меня.
-- Экземпляр... -- сказал он. -- Неудачный... -- Глаза у него стали как у дубля. -- Экземпляр экземпляру люпус эст..._*
* Перефраз латинской поговорки "человек человеку волк".
-- Потом он, наверное, мороженый, -- сказал я, осмелев.
Витька меня не слушал.
-- Где бы рыбу взять? -- сказал он, озираясь и хлопая себя по карманам. -- Рыбочку бы...
-- Зачем? -- спросил я.
-- Верно, -- сказал Витька. -- Зачем? Раз нет другой рыбы, -- рассудительно произнес он, -- почему бы не взять другую воду? Верно?
-- Э, нет, -- возразил я. -- Так не пойдет.
-- А как? -- жадно спросил Витька.
-- Выметайся отсюда, -- сказал я. -- Покинь помещение.
-- Куда?
-- Куда хочешь.
Он перелез через диван и сгреб меня за грудки.
-- Ты меня слушай, понял? -- сказал он угрожающе. -- На свете нет ничего одинакового. Все распределяется по гауссиане. Вода воде рознь... Этот старый дурак не сообразил, что существует дисперсия свойств...
-- Эй, милый, -- позвал я его. -- Новый год скоро! Не увлекайся так.
Он отпустил меня и засуетился:
-- Куда же я его дел?.. Вот лапоть!.. Куда я его сунул?.. А, вот он...
Он бросился к стулу, на котором торчком стоял умклайдет. Тот самый. Я отскочил к двери и сказал умоляюще:
-- Опомнись! Двенадцатый же час! Тебя же ждут! Верочка ждет!
-- Не, -- отвечал он. -- Я им туда дубля послал. Хороший дубль, развесистый... Дурак дураком. Анекдоты, стойку делает, танцует, как вол...
Он крутил в руках умклайдет, что-то прикидывая, примериваясь, прищуря один глаз.
-- Выметайся, говорят тебе! -- заорал я в отчаянии.
Витька коротко глянул на меня, и я присел. Шутки кончились. Витька находился в том состоянии, когда увлеченные работой маги превращают окружающих в пауков, мокриц, ящериц и других тихих животных. Я сел на корточки рядом с джинном и стал смотреть.
Витька замер в классической позе для материального заклинания (позиция "мартихор"), над столом поднялся розовый пар, вверх-вниз запрыгали тени, похожие на летучих мышей, исчез "мерседес", исчезла бумага, и вдруг вся поверхность стола покрылась сосудами с прозрачными растворами. Витька, не глядя, сунул умклайдет на стул, схватил один из сосудов и стал его внимательно рассматривать. Было ясно, что теперь он отсюда никуда и никогда не уйдет. Он живо убрал с дивана ванну, одним прыжком подскочил к стеллажам и поволок к столу громоздкий медный аквавитометр. Я устроился было поудобнее и протер джинну окошечко для обозрения, но тут из коридора донеслись голоса, топот ног хлопанье дверей. Я вскочил и кинулся вон из лаборатории.
Ощущение ночной пустоты и темного покоя огромного здания исчезло бесследно. В коридоре горели яркие лампы. Кто-то сломя голову мчался по лестнице, кто-то кричал: "Валька! Напряжение упало! Сбегай в аккумуля- торную!", то-то вытряхивал на лестничной площадке шубу, и мокрый снег летел во все стороны. Навстречу мне с задумчивым лицом быстро шел изящно изогнутый Жиан Жиакомо, за ним с его огромным портфелем под мышкой и с его тростью в зубах семенил гном. Мы раскланялись. От великого престиди- житатора пахло хорошим вином и французскими благовониями. Остановить его я не посмел, и он прошел сквозь запертую дверь в свой кабинет. Гном просунул ему вслед портфель и трость, а сам нырнул в батарею парового отопления.
-- Какого дьявола? -- вскричал я и побежал на лестницу.
Институт был битком набит сотрудниками. Казалось, их было даже больше, чем в будний день. В кабинетах и лабораториях вовсю горели огни, двери были распахнуты настежь. В институте стоял обычный деловой гул: треск разрядов, монотонные голоса, диктующие цифры и произносящие заклинания, дробный стук "мерседесов" и "рейнметаллов". И над всем этим раскатистый и победительный рык Федора Симеоновича: "Эт' хорошо, эт' здо-о-рово! Вы молодец, голубчик! Но к-какой дурак выключил г-генератор?" Меня саданули в спину твердым углом, и я ухватился за перила. Я рассвирепел. Это были Володя Почкин и Эдик Амперян, они тащили на свой этаж координатно-измерительную машину весом в полтонны.
-- А, Саша, -- приветливо сказал Эдик. -- Здравствуй, Саша.
-- Сашка, посторонись с дороги! -- крикнул Володя Почкин, пятясь задом. --аноси, заноси!..
Я схватил его за ворот:
-- Ты почему в институте? Ты как сюда попал?
-- Через дверь, через дверь, пусти... -- сказал Володя. -- Эдька, еще правее! Ты видишь, что не проходит?
Я отпустил его и бросился в вестибюль. Я был охвачен административ- ным негодованием. "Я вам покажу, -- бормотал я, прыгая через четыре ступеньки. -- Я вам покажу бездельничать. Я вам покажу всех пускать без разбору!" Макродемоны Вход и Выход, вместо того чтобы заниматься делом, дрожа от азарта и лихорадочно фосфоресцируя, резались в рулетку. На моих глазах забывший свои обязанности Вход сорвал банк примерно в семьдесят миллиардов молекул у забывшего свои обязанности Выхода. Рулетку я узнал сразу. Это была моя рулетка. Я сам смастерил ее для одной вечеринки и держал за шкафом в электронном зале, и знал об этом один только Витька Корнеев. Заговор, решил я. Всех разнесу. А через вестибюль все шли и шли покрытые снегом, краснолицые веселые сотрудники.
-- Ну и метет! Все уши забило...
-- А ты тоже ушел?
-- Да ну, скукотища... Напились все. Дай, думаю, пойду лучше поработаю. Оставил им дубля и ушел...
-- Ты знаешь, танцую я с ней и чувствую, что обрастаю шерстью. Хватил водки -- не помогает...
-- А если пучок электронов? Масса большая? Ну тогда фотонов...
-- Алексей, у тебя лазер свободный есть? Ну давай хоть газовый...
-- Галка, как же это ты мужа оставила?
-- Я еще час назад вышел, если хочешь знать. В сугроб, понимаешь, провалился, чуть не занесло меня...
Я понял, что не оправдал. Не было уже смысла отбирать рулетку у демонов, оставалось только пойти и вдребезги разругаться с провокатором Витькой, а там будь что будет. Я погрозил демонам кулаком и побрел вверх по лестнице, пытаясь представить себе, что было бы, если бы в институт сейчас заглянул Модест Матвеевич.
По дороге в приемную директора я остановился в стендовом зале. Здесь усмиряли выпущенного из бутылки джинна. Джинн, огромный, синий от злости, метался в вольере, огороженном щитами Джян бен Джяна и закрытом сверху мощным магнитным полем. Джинна стегали высоковольтными разрядами, он выл, ругался на нескольких мертвых языках, скакал, отрыгивал языки огня, в запальчивости начинал строить и тут же разрушал дворцы, потом, наконец, сдался, сел на пол и, вздрагивая от разрядов, жалобно завыл:
-- Ну хватит, ну отстаньте, ну я больше не буду... Ой-йой-йой... Ну я уже совсем тихий...
У пульта разрядника стояли спокойные немигающие молодые люди, сплошь дубли. Оригиналы же, столпившись около вибростенда, поглядывали на часы и откупоривали бутылки.
Я подошел к ним.
-- А, Сашка!
-- Сашенция, ты, говорят, дежурный сегодня... Я к тебе потом забегу в зал.
-- Эй, кто-нибудь, сотворите ему стакан, у меня руки заняты...
Я был ошеломлен и не заметил, как в руке у меня очутился стакан. Пробки грянули в щиты Джян бен Джяна, шипя полилось ледяное шампанское. Разряды смолкли, джинн перестал скулить и начал принюхиваться. В ту же секунду кремлевские часы принялись бить двенадцать.
-- Ребята! Да здравствует понедельник!
Стаканы сдвинулись. Потом кто-то сказал, осматривая бутылку:
-- Кто творил вино?