-- Любопытно, -- сказал он. -- Правда?
-- Откуда он здесь взялся, Саша? -- вежливо спросил Эдик.
Я мотнул головой в сторону лаборатории Януса.
-- Зачем Янусу попугай? -- осведомился Эдик.
-- Ты это меня спрашиваешь? -- сказал я.
-- Нет, это вопрос риторический, -- серьезно сказал Эдик.
-- Зачем Янусу два попугая? -- сказал я.
-- Или три, -- тихонько добавил Роман.
Корнеев обернулся к нам.
-- А где еще? -- спросил он, с интересом озираясь.
Попугай в его руке слабо трепыхался, пытаясь ущипнуть за палец.
-- Отпусти ты его, -- сказал я. -- Видишь, ему нездоровится.
Корнеев отпихнул Дрозда и снова посадил попугая на весы. Попугай взъерошился и растопырил крылья.
-- Бог с ним, -- сказал Роман. -- Потом разберемся. Где стихи?
Стелла быстро протараторила все, что мы успели сочинить. Роман почесал подбородок, Володя Почкин неестественно заржал, а Корнеев скомандовал:
-- Расстрелять. Из крупнокалиберного пулемета. Вы когда-нибудь научитесь писать стихи?
-- Пиши сам, -- сказал я сердито.
-- Я писать стихи не могу, -- сказал Корнеев. -- По натуре я не Пушкин. Я по натуре Белинский.
-- Ты по натуре кадавр, -- сказала Стелла.
-- Пардон! -- потребовал Витька. -- Я желаю, чтобы в газете был отдел литературной критики. Я хочу писать критические статьи. Я вас всех раздолбаю! Я вам еще припомню ваше творение про дачи.
-- Какое? -- спросил Эдик.
Корнеев немедленно процитировал:
-- "Я хочу построить дачу. Где? Вот главная задача! Только местный комитет не дает пока ответ". Было? Признавайтесь!
-- Мало ли что, -- сказал я. -- У Пушкина тоже были неудачные стихи. Их даже в школьных хрестоматиях не полностью публикуют.
-- А я знаю, -- сказал Дрозд.
Роман повернулся к нему.
-- У нас будет сегодня заголовок или нет?
-- Будет, -- сказал Дрозд. -- Я уже букву "К" нарисовал.
-- Какую "К"? При чем здесь "К"?
-- А что, не надо было?
-- Я сейчас умру, -- сказал Роман. -- Газета называется "За передовую магию". Покажи мне там хоть одну букву "К"!
Дрозд, уставясь в стену, пошевелил губами.
-- Как же так? -- сказал он наконец. -- Откуда же я взял букву "К"? Была же буква "К"!
Роман рассвирепел и приказал Почкину разогнать всех по местам. Меня со Стеллой отдали под команду Корнеева. Дрозд лихорадочно принялся переделывать букву "К" в стилизованную букву "З". Эдик Амперян пытался улизнуть с психоэлектрометром, но был схвачен, скручеи брошен на починку пульверизатора, необходимого для создания звездного неба. Потом пришла очередь самого Почкина. Роман приказал ему перепечатывать заметки на машинке с одновременной правкой стиля и орфографии. Сам Роман принялся расхаживать по лаборатории, заглядывая всем через плечи.
Некоторое время работа кипела. Мы успели сочинить и забраковать ряд вариантов на банную тему: "В нашей бане завсегда льет холодная вода", "Кто до чистоты голодный, не удовлетворится водой холодной", "В инсти- туте двести душ, все хотят горячий душ" и так далее. Корнеев безобразно ругался, как настоящий литературный критик. "Учитесь у Пушкина! -- втолковывал он нам. -- Или хотя бы у Почкина. Рядом с вами сидит гений, а вы не способны даже подражать ему... "Вот по дороге едет ЗИМ, и им я буду задавим..." Какая физическая сила заключена в этих строках! Какая ясность чувства!" Мы неумело отругивались. Саня Дрозд дошел до буквы "И" в слове "передовую". Эдик починил пульверизатор и опробовал его на Романовых конспектах. Володя Почкин, изрыгая проклятья, искал на машинке букву "Ц". Все шло нормально. Потом Роман вдруг сказал:
-- Саша, глянь-ка сюда.
Я посмотрел. Попугай с поджатыми лапками лежал под весами, и глаза его были затянуты белесоватой пленкой, а хохолок обвис.
-- Помер, -- сказал Дрозд жалостливо.
Мы снова столпились около попугая. У меня не было никаких особенных мыслей в голове, а если и были, то где-то в подсознании, но я протянул руку, взял попугая и осмотрел его лапы. И сейчас же Роман спросил меня:
-- Есть?
-- Есть, -- сказал я.
На черной поджатой лапке было колечко из белого металла, и на колечке было выгравировано: "Фотон", и стояли цифры: "190573". Я растерянно поглядел на Романа. Наверное, у нас с ним был необычный вид, потому что Витька Корнеев сказал:
-- А ну, рассказывайте, что вам известно.
-- Расскажем? -- спросил Роман.
-- Бред какой-то, -- сказал я. -- Фокусы, наверное. Это какие-нибудь дубли.
Роман снова внимательно осмотрел трупик.
-- Да нет, -- сказал он. -- В том-то все и дело. Это не дубль. Это самый что ни на есть оригинальный оригинал.
-- Дай посмотреть, -- сказал Корнеев.
Втроем с Володей Почкиным и с Эдиком они тщательнейшим образом исследовали попугая и единогласно объявили, что это не дубль и что они не понимают, почему это нас так трогает. "Возьмем, скажем, меня, -- предложил Корнеев. -- Я вот тоже не дубль. Почему это вас не поражает?"
Тогда Роман оглядел сгорающую от любопытства Стеллу, открывшего рот Володю Почкина, издевательски улыбающегося Витьку и рассказал им про все -- про то, как позавчера он нашел в электрической печи зеленое перо и бросил его в корзину для мусора; и про то, как вчера этого пера в корзине не оказалось, но зато на столе (на этом самом столе) объявился мертвый попугай, точная копия вот этого, и тоже не дубль; и про то, что Янус попугая узнал, пожалел и сжег в упомянутой выше электрической печи, а пепел зачем-то выбросил в форточку.
Некоторое время никто ничего не говорил. Дрозд, рассказом Романа заинтересовавшийся слабо, пожимал плечами. На лице его было явственно видно, что он не понимает, из-за чего горит сыр-бор, и что, по его мнению, в этом учреждении случаются штучки и похлеще. Стеллочка тоже казалась разочарованной. Но тройка магистров поняла все очень хорошо, и на лицах их читался протест. Корнеев решительно сказал:
-- Врете. Причем неумело.
-- Это все-таки не тот попугай, -- сказал вежливый Эдик. -- Вы, наверное, ошиблись.
-- Да тот, -- сказал я. -- Зеленый, с колечком.
-- Фотон? -- спросил Володя Почкин прокурорским голосом.
-- Фотон. Янус его Фотончиком называл.
-- А цифры? -- спросил Володя.
-- И цифры.
-- Цифры те же? -- спросил Корнеев грозно.
-- По-моему, те же, -- ответил я нерешительно, оглядываясь на Романа.
-- А точнее? -- потребовал Корнеев. Он прикрыл красной лапой попугая. -- Повтори, какие тут цифры?
-- Девятнадцать... -- сказал я. -- Э-э... ноль два, что ли? Шестьдесят три.
Корнеев заглянул под ладонь.
-- Врешь, -- сказал он. -- Ты? -- обратился он к Роману.
-- Не помню, -- сказал Роман спокойно. -- Кажется не ноль три, а ноль пять.
-- Нет, -- сказал я. -- Все-таки ноль шесть. Я помню, там такая закорючка была.
-- Закорючка, -- сказал Почкин презрительно. -- Ше Холмсы! Нэ Пинкертоны! Закон причинности им надоел...
Корнеев засунул руки в карманы.
-- Это другое дело, -- сказал он. -- Я даже не настаиваю на том, что вы врете. Просто вы перепутали. Попугаи все зеленые, многие из них окольцованы, эта пара была из серии "Фотон". А память у вас дырявая. Как у всех стихоплетов и редакторов стенгазет.
-- Дырявая? -- осведомился Роман.
-- Как терка.
-- Как тер? -- повторил Роман, странно усмехаясь.
-- Как старая терка, -- пояснил Корнеев. -- Ржавая. Как сеть. Крупноячеистая.
Тогда Роман, продолжая странно улыбаться, вытащил из нагрудного кармана записную книжку и перелистал страницы.
-- Итак, -- сказал он, -- крупноячеистая и ржавая. Посмотрим... Девятнадцать ноль пять семьдесят три, -- прочитал он.
Магистры рванулись к попугаю и с сухим треском столкнулись лбами.
-- Девятнадцать ноль пять семьдесят три, -- упавшим голосом прочи- тал на кольце Корнеев. Это было очень эффектно. Стеллочка немедленно завизжала от удовольствия.
-- Подумаешь, -- сказал Дрозд, не отрываясь от заголовка. -- У меня однажды совпал номер на лотерейном билете, и я побежал в сберкассу получать автомобиль. А потом оказалось...
-- Почему это ты записал номер? -- сказал Корнеев, прищуриваясь на Романа. -- Это у тебя привычка? Ты все номера записываешь? Может быть, у тебя и номер твоих часиков записан?
-- Блестяще! -- сказал Почкин. -- Витька, ты молодец. Ты попал в самую точку. Роман, какой позор! Зачем ты отравил попугая? Как жестоко!
-- Идиоты! -- сказал Роман. -- Что я вам -- Выбегалло?
Корнеев подскочил к нему и осмотрел его уши.
-- Иди к дьяволу! -- сказал Роман. -- Саша, ты только полюбуйся на них!
-- Ребята, -- сказал я укоризненно, -- да кто же так шутит? За кого вы нас принимаете?
-- А что остается делать? -- сказал Корнеев. -- Кто-то врет. Либо вы, либо все законы природы. Я верю в законы природы. Все остальное меняется.
Впрочем, он быстро скис, сел в сторонке и стал думать. Саня Дрозд спокойно рисовал заголовок. Стелла глядела на всех по очереди испуганными глазами. Володя Почкин быстро писал и зачеркивал какие-то формулы. Первым заговорил Эдик.
-- Если даже никакие законы не нарушаются, -- рассудительно сказал он, -- все равно остается странным неожиданное появление большого количества попугаев в одной и той же комнате и подозрительная смертность среди них. Но я не очень удивлен, потому что не забываю, что имею дело с Янусом Полуэктовичем. Вам не кажется, что Янус Полуэктович сам по себе прелюбопытнейшая личность?
-- Кажется, -- сказал я.
-- И мне тоже кажется, -- сказал Эдик. -- Чем он, собственно, занимается, Роман?
-- Смотря какой Янус. У-Янус занимается связью с параллельными пространствами.
-- Гм, -- сказал Эдик. -- Это нам вряд ли поможет.
-- К сожалению, -- сказал Роман. -- Я вот тоже все время думаю, как связать попугаев с Янусом, и ничего не могу придумать.
-- Но ведь он странный человек? -- спросил Эдик.
-- Да, несомненно. Начать с того, что их двое и он один. Мы к этому так привыкли, что не думаем об этом...
-- Вот об этом я и хотел сказать. Мы редко говорим о Янусе, мы слишком уважаем его. А ведь наверняка каждый из нас замечал за ним хоть одну какую-нибудь странность.
-- Странность номер один, -- сказал я. -- Любовь к умирающим попугаям.