Узнав о взятии Бастилии, Талейран пришел в ужас. Он ненавидел толпу и боялся ее, понимая, что она разрушит всю любимую им "сладость жизни".[90]
Талейрана отличала его дальновидность и рассудительность, эти качества его не раз выручали. 1789-1791 года время смятения для Талейрана. Он выжидал: “к какому лагерю присоединится, на чью сторону встать?” – этот вопрос мучил Талейрана до тех пор, пока он не убедился в необходимости выступить в поддержку революции. До этого времени он не покидал лагерь монархии и открыто не поддерживал революционных действий и не осуждал монархии.[91]
Революция была совершена, как говорили, против абсолютной монархии. А между тем сама она готовила цезаризм. Проницательные умы не ошибались в данном случае.[92]
Парламентская карьера епископа из Отена была стремительной и блестящей. Он занимал посты почетных членов первого и второго конституционных членов, председателя учредительного собрания и члена его дипломатического комитета.
26 августа 1789 года Учредительное собрание приняло декларацию прав человека и гражданина, провозгласившую принципы буржуазной демократии: свободу, равенство, братство. Статья шестая, принятая в редакции Талейрана говорила о законе как выражении «всеобщей воли», признавала его обязательность для всех, утверждала равный доступ всех граждан к должностям и занятиям в «соответствии с их способностями».[93] Таким образом, Талейраном было сформулировано одно из естественных прав человека и гражданина.
В это время в конце лета и осенью 1789 года Учредительное собрание было озабочено гнетущим вопросом о финансах. Предстоял обильный выпуск бумажных денег, для которых следовало найти хоть некоторое обеспечение. Таким обеспечением мог послужить огромнейший земельный фонд, принадлежавший католической церкви во Франции, который следовало отнять у духовенства и перечислить в казну.
И вот, 11 октября 1789 года епископ Талейран потребовал конфискации имущества духовенства, от имени комитета, учрежденного 28 августа, с целью рассмотрения проекта о займах.[94] Как замечает Виконт де Брок: «это предложение было столь оскорбительно со стороны служителя церкви и сопровождалось скандалами его вероотступничества[95]
По идее Талейрана эта мера должна была сломить могущество церкви, которая являлась важнейшей опорой феодально-абсолютистского строя, и в то же время способствовать разрешению финансового кризиса в стране. Церковь была лишена также ряда привилегий, обязанностей и прав, перешедших к государству, установившему контроль над всей деятельностью церкви.[96]
Парламентская карьера Талейрана развернулась блестяще, ему поручались доклады по важнейшим вопросам. 16 февраля 1790г. Талейран был избран председателем Учредительного собрания, как «горячо преданного делу революции»[97].
Популярность Талейрана особенно возросла после того, как 7 июня 1790г. с трибуны Учредительного собрания он предложил отныне отмечать день взятия Бастилии как национальный праздник Федерации.
Альбер Собуль по этому поводу заметил: “праздник Федерации 14 июля 1790 года был пиком парламентской карьеры Талейрана. Вскоре началось падение его популярности.[98]
12 августа была принята гражданская конституция духовенства, которая представляла собой для духовных лиц альтернативу или быть богоотпущенниками или же мятежниками. Благодаря этому у государства появилась возможность преследовать непокорных священников. Роль священников была сведена к роли чиновников. Были уничтожены все монашеские обеты.[99] В составлении данной конституции Талейран принял самое деятельное участие.
Но Талейран еще не окончательно перешел на сторону революции, об этом говорит тот факт, что Талейран присягнул новой конституции одним из последних.[100]
Парламентская карьера Талейрана подходила к концу. Полномочия Учредительного Собрания истекали 30 сентября 1791 года. За несколько дней до этого Талейран выступил с докладом по вопросу народного образования. Основные положения Талейрана сводились к тому, что нация дает всем бесплатное образование. Для того времени замысел казался грандиозным [101].
Заставив говорить о себе, князь всё-таки предпочёл не занимать пока первых ролей в этом не слишком стабильном обществе. Он не мог, да и не стремился стать народным вождём, предпочитая более доходную и менее опасную работу в различных комитетах. Талейран предчувствовал, что эта революция добром не кончится.
После 10 августа 1792 г. многое изменилось в жизни. Революция шагнула несколько дальше, чем хотелось бы Талейрану. Чувство самосохранения взяло верх над перспективами лёгких доходов. Талейран понял, что скоро начнётся кровавая баня. Надо было уносить ноги.[102]
Что же касается внешней политики, «тогдашнее правительство хотело воздействовать на главные европейские дворы в том смысле, чтобы они не готовились к войне и разоружились. Руководители Законодательного собрания, известные под именем жирондистов, требовали этого шага, так как они были уверены, что правительство короля на это не пойдет. Они ошиблись: Лессар, бывший тогда министром иностранных дел, ухватился за эту идею и предложил /Талейрану/ отправиться с этой целью в Англию. / Он /согласился. Король написал английскому королю письмо, которое / Талейран / должен был ему вручить.[103] Талейрану было предложено дипломатическое поручение, с этого времени именно этот род деятельности становится для Талейрана ведущим, именно на этом поприще дипломатического деятеля Талейрану суждено было войти в мировую историю.
Таким образом, во время революции Талейрану удалось расстаться с ненавистной для него “лиловой сутаной” и заявить о себе. Этот период жизни Талейрана является своего рода школой его политической карьеры, так как именно в это в это время раскрываются его таланты искусного политика. Этот период его жизни отмечен множеством положительных программ, результаты его политических программ и предложений существуют и действуют сейчас.
2. Начало карьеры: миссия в Лондоне.
«Очень скоро услуги Талейрана понадобились революции на том поприще, на котором ему было и суждено было соискать себе историческую славу, - на поприще дипломатии».
«Собственно говоря, о дипломатической карьере Талейран размышлял давно. Он считал себя подготовленным к этому роду деятельности».[104] В сфере внешней политики во Франции сложилось своеобразное двоевластие. Существовало королевское министерство иностранных дел, за которым сохранялись представительские функции. Но его важнейшие полномочия уже перешли к специальному органу Учредительного собрания – Дипломатическому комитету во главе с Мирабо, который взял под свой контроль международные переговоры и повседневные дипломатические акции. 2 апреля 1791 года Мирабо умер. А через пять дней его место занял Талейран.
Наступил конец революции. Возникла новая ситуация и в Европе. В августе 1791 года император Австрии и король Пруссии подписали декларацию о совместных действиях с целью полного восстановления власти Людовика XVI. Сложилась первая антифранцузская коалиция, вдохновляемая Екатериной II. С помощью своих дипломатов она настраивала против Франции Австрию и Пруссию.
В таких условиях для Франции большое значение имела позиция Англии.
Талейран был готов к своей новой миссии. Дело было не только в способностях этого человека, но и в его политическом опыте, приобретенном в Дипломатическом комитете Учредительного собрания, свои идеи Талейран изложил в «Записке о внешних делах»[105].
В «Записке» Талейран подчеркивал, что свободный народ не может строить свои отношения с другими народами на «идеях» и «чувствах» деспотического правительства; он должен основывать «политические действия на принципах разума, справедливости и всеобщей пользы».
Новым во взглядах Талейрана явился новый подход к колониальной проблеме. Он одним из первых подошел к пониманию интернациональных потребностей и интересов нового класса. В «Записке» рассматривалась возможность англо-французской конвенции, предоставляющей независимость колониям обеих стран. «Записка» провозглашала принципы новой буржуазной дипломатии»[106].
24 января 1792 года Шарль Морис прибыл в Лондон. Его главная цель была – убедить Уильяма Питта остаться нейтральным в предстоящей войне против монархической Европы.
Приняли его в Лондоне крайне враждебно. Французские эмигранты презирали и ненавидели «этого интригана, этого вора и расстригу», как они его величали[107].
Делегация от Франции следовала программе, которую сформировал ранее Талейран. Оборонительный союз с Англией – дело отдаленного будущего. Поэтому делегаты уделили особое внимание реальному содержанию английского нейтралитета, добиваясь сохранения в силе англо-французского торгового договора 1787 года.
«…Талейран вернулся в Париж 10 марта 1792 года. Его усилия не пропали даром: «Фактический нейтралитет Англии неоспорим», - считал Шарль Морис. Но в Лондоне по-прежнему не было официального представителя. Талейран предложил направить 26-летнего маркиза Франсуа Бернара Шевелена. Его назначили посланником в Лондоне. Однако руководил переговорами по-прежнему Талейран. Он и не скрывал своей ведущей роли.[108]
К этому времени обстановка в Европе вновь круто изменилась. 20 апреля 1792 года Франция объявила войну Австрии.
25 мая в Лондоне было обнародовано заявление английского короля, в котором, хотя и не упоминалось слово «нейтралитет», запрещалось вооружение каперских судов, и их действия объявлялись противозаконными. Таким образом, фактический нейтралитет Англии был официально подтвержден»[109].