Однако, даже будучи «серьезным» жанром, сатира, по мысли Зощенко, не может претендовать на универсальность своего восприятия мира. Помимо «отрицательного» мира, изображаемого сатирой, существует и «положительный» мир, о котором должен помнить сатирик. Эти представления о «неполноте» сатиры, продолжающие гоголевскую традицию, оказали огромное влияние на творческую эволюцию Зощенко. Мысль о «неполноте» сатирического мира буквально пронизывает все его статьи, в которых он касался проблем сатиры. Не исключено, что упоминания в статьях и интервью «положительного» мира, который существует наряду с «отрицательным», отчасти были попыткой защиты от критики, упрекавшей, как уже было сказано, Зощенко в «пессимизме» и игнорировании «достижений». На один из таких вопросов писатель отвечает в уже упоминавшейся статье-интервью «Как я работаю»: «Почему я не пишу о достижениях? Дело вот в чем, - мой жанр, т.е. жанр юмориста - нельзя совместить с описанием достижений. Это дело писателей другого жанра.» Требование совмещать в сатирическом произведении критику «недостатков» с апологией «достижениям» было, как известно, одним из основных требований теоретиков «положительной сатиры». Подобным образом высказывается, например, Е.Журбина, кстати, неоднократно писавшая о Зощенко и состоявшая с ним в переписке: «Общественный суд, по Гоголю, всегда несправедлив к сатирику: «Он назовет ничтожными и низкими им лелеемые создания и отведет ему презренный угол в ряду писателей, оскорбляющих человечество.»
Эта горестная судьба поставлена на контрастный фон счастливой судьбы писателя «возвышенного строя лиры», который польстил людям, скрыв печальное в жизни, показав им «прекрасного человека».
Не только уничтожена у нас несправедливость «общественного суда» в отношении сатирика, но и сделаны решительные шаги к тому, чтобы стереть демаркационную линию между амплуа писателя «возвышенного строя лиры» и писателя, «дерзнувшего вызвать наружу всю трагичную, потрясающую тину мелочей.»
К самой формуле «положительной сатиры» в трактовке официальной критики Зощенко в 30-е годы относился скорее негативно, считая ее «рыхлой» и «непонятной» и не стесняясь об этом заявлять. Не принимал Зощенко и принцип «партийного руководства», достаточно бесхитростно заявляя в том же выступлении, что сатира должна не иллюстрировать постановления партии, а первой обнаруживать недостатки. Однако, как уже было сказано ранее, Зощенко тяготил созданный им самим «звериный» мир, который он отождествлял с миром своей сатиры, равно как и репутация «мрачного анекдотиста». С конца 20-х годов писатель делал все, чтобы стереть ту самую «демаркационную линию», о которой писала Журбина. В статье «О юморе в литературе» (1944)он приводит пример из казахского фольклора. Этот эпизод в какой-то мере воспроизводит композицию его собственных «Возвращенной молодости» и «Голубой книги»: акын, поющий серьезную песню, начинает ее с комического вступления. Пример иллюстрирует как раз ту «неполноту» сатиры, которая в то время занимала Зощенко. И не случайно в качестве образца «цельности» художественного мира берется именно фольклор, который мыслится писателем как эталонная система и которому ( а не «высокой» книжной традиции ) он предлагает следовать представителям молодой казахской литературы.
Наиболее развернуто представления Зощенко о «неполноте» сатиры и положительном начале изложены в, пожалуй, самом обстоятельном выступлении на эту тему «О комическом в произведениях Чехова» (1944): «Что такое сатирическое произведение? Сатирическое произведение - это такое произведение, которое описывает отрицательные явления. Задача сатиры - показать отрицательный мир. Более того, из разрозненных явлений сформировать этот отрицательный мир, который был бы осмеян и оттолкнул бы от себя.
Но создание такого отрицательного мира средствами художника вовсе не исключает наличия иного мира, мира положительного. Однако для создания отрицательного мира требуются особые свойства художника -умение видеть, умение показать то, что является отрицательным. Такие свойства сатирического писателя можно приравнять к актерским свойствам, к актерским наклонностям играть ту или иную роль». Подобные слова обнаруживаем в записной книжке Зощенко примерно того же периода:
«Если я искал плохих, некультурных, отрицательных персонажей, то это все потому, что записал отрицательным мир, отрицательных персонажей, а не положительных. <...>
Не привожу литературной параллели - автор «Города Глупова». Нелепо было бы бранить комического актера за то, что он играл роли шутов, а не героев».
То же самое пишет Зощенко в своем известном письме Сталину, оговариваясь ( и, как видно по всем приведенным цитатам, достаточно искренне ) , что его «самого никогда не удовлетворяла... сатирическая позиция в литературе».
В свете всего сказанного интересно отношение Зощенко к Салтыкову-Щедрину, которого он не любил именно за сатирическую «неполноту», которую Щедрин не пытался преодолеть ( в отличие, например, от Гоголя, который, как мы убедимся далее, представлял для Зощенко несравненно больший интерес). В примечании к уже упоминавшейся статье о Тэффи В.В.Зощенко цитирует запись писателя о рассказе Тэффи «Губернатор»: «Как саркастически Щедрин изобразил бы нам Губернатора». ( Вспомним, что Тэффи привлекает Зощенко, помимо всего прочего, «нежностью положительной» к своим героям . ) «Он не любит Щедрина, - пишет в 1949 г. в дневнике Федин, - за то, что он отнял у своего читателя право найти, увидеть счастье; а я - как на грех - сказал перед тем, что сближаю его дарование с Щедриным, т.е. вижу в Зощенко прежде всего сатирика...» Свидетельство о «нелюбви» к Щедрину - и в том, что его имя крайне редко появляется как в рабочих записях Зощенко, так и в его «научно-художественных» повестях (оно упоминается только один раз - в «Перед восходом солнца»).
Сатира, по мнению Зощенко, отражает не столько реальность, сколько свойства автора, работающего в этом жанре. Главное, что влияет на жанр и «философию» текста,- личность писателя. «Мой характер, - объясняет Зощенко, - сделан так, что я человек несколько иронический, мой глаз устроен так, что я вижу некоторые недостатки человека. Вот я записал их, и это получилось несколько смешно.» Об «особом устройстве зрения» сатирика Зощенко говорит и позднее, в статье о Чехове: «Сатирическое изображение отрицательного мира есть всего лишь умение изобразить этот отрицательный мир. Это умение не означает, что отсутствует иной, положительный мир и что художник не видит и не признает его. Другое дело, что художник, быть может, не в состоянии его изобразить в силу недостаточно развитых художественных способностей или в силу физических или психических свойств». Именно личность автора - собственная личность -и оказывается в центре художественного мира Зощенко с конца 30-х гг. Предмет его литературы в это время - не окружающий мир, а собственное отношение к этому миру. ( «Измени свое мнение о тех вещах, которые тебя огорчают, и ты будешь в полной безопасности от них»- эта фраза из Аврелия, которую Зощенко цитирует в «Возвращенной молодости», пожалуй, наиболее точно отражает его мироощущение этого периода.)
Собственное сатирическое творчество, не «дополненное» «положительным» миром, Зощенко воспринимает как проявление несовершенства своей личности, а иронию - как «болезнь». ( Не исключено, что, говоря о «болезни» иронии, Зощенко цитирует Блока, использовавшего этот образ в статье «Ирония» (1908): «Самые живые, самые чуткие дети нашего века поражены болезнью, незнакомой телесным и духовным врачам. Эта болезнь - сродни душевным недугам и может быть названа «иронией»». Как уже было сказано, на статью Блока ссылается в работе о Зощенко А.Бескина, призывая писателя преодолеть эту болезнь «вечно зацветающего, но вечно бесплодного духа» ). К.Чуковский пишет, вспоминая о встречах с Зощенко в 30-х гг.: «Он говорил, что ему отвратителен его иронический тон, который так нравится литературным гурманам, что вообще он считает иронию пороком, тяжелой болезнью, от которой ему, писателю, необходимо лечиться. Потому что для демократического читателя, к которому он обращается со своими писаниями, превыше всего - здоровая ясность и цельность души, простота, добросердечие и радостное принятие мира.
«Прежде чем взять в руки перо, я должен перевоспитать, переделать себя - и раньше всего вылечить себя от иронии, которую во мне пробуждает хандра». Известно, что много лет Зощенко вынашивал замысел ( так и не осуществившийся ) повести «Записки офицера», отличающийся от его сатирических произведений присутствием «положительного начала». Запись одного из разговоров с Зощенко на эту тему приводит М.Слонимский:
«Ты можешь ошибаться, считая, что романтика и лирика украшают мои молодые вещи. Это не украшает, это построено на ужасе... Я хочу быть нормальным человеком... Вот напишу «Записки офицера», у меня там положительный тип будет... У меня еще продлится какой-то период моего нездоровья, но возможно, что скоро наступит благоприятная полоса, такая, как была до неврастении, два года назад... Потом я стану приблизительно здоровым, нормальным человеком и напишу совершенно здоровую вещь со счастливым концом, авантюрную - «Записки офицера», которую я ношу черт знает сколько лет».
Прямую зависимость своего сатирического искусства от здоровья обнаруживает Зощенко и в письмах к Шагинян:
«Возможно, что я буду (в дальнейшем) несколько хуже писать, но я пошел и на это, так как иного хода не было - искусство достояние нездоровых людей. А я хочу быть здоровым. И не для поисков наслаждений ( как вы изволите думать ), а для того чтоб жить. Мне и тут иного хода не было. Но есть вероятность, что я искусство не потеряю.
Таким образом, и в творческой рефлексии писателя мы видим доминирование жизни над культурой: искусство приносится в жертву жизни.