Четвёртого октября 1937 года по злому и необоснованному навету, лишённому всяких доказательств пустому обвинению, она вместе с группой саратовских писателей была вдруг арестована и в течение многих лет не имела возможности заниматься литературной работой.
О тяжелейшем периоде своей жизни, с 1937 года по 1958, Валентина Михайловна рассказывает в книге «На ладони судьбы», которая вышла в свет в 1990 году. Книга автобиографична.
Итак, о годах, проведённых писательницей в тюремном заключении и первых послетюремных годах, я расскажу, основываюсь на её книгу «На ладони судьбы».
1937 год начался для Валентины Михайловны очень счастливо. В день своего рождения, 7 февраля, она получила письмо из Москвы, в котором Госиздат предлагал Валентине Михайловне присылать свои произведения для их издания. Это был лучший подарок ко дню рождения. В апреле Мухина- Петринская привезла в Москву рукопись. Рукопись прочли, одобрили и заключили договор на книгу рассказов В.Мухиной. 10 мая Валентина Михайловна вернулась домой.
В Москве Мухина-Петринская случайно услышала разговор двух командиров Красной Армии. «Командиры шептали о том, что Сталин буквально обезглавливает армию, уничтожает её лучших, способнейших, талантливейших военачальников».
То, что они говорили о Сталине, не для кого не было новостью. « Какое несчастье для родины, что так рано умер Ленин и что, несмотря на его протест, в своё время партия допустила хитрого, неумного, завистливого, жестокого Сталина к необузданной власти, какой не было ни у одного императора. Аресты шли каждую ночь, почти в каждом доме. На заводах, в учреждениях, школах, университетах, академиях. Уничтожались самые способные, самые талантливые. Иногда для ареста было достаточно, что этот человек – личность».
«В Саратовском отделении Союза писателей нашёлся свой злой дух – Вадим Земной. Бездарный, завистливый поэт. По его доносам посадили более ста невинных людей. Сначала он «сажал» по одному, но с1936 года стал «сажать пачками».
Валентину Михайловну в той «группе» 4 октября 1937 года, на месяц позже, чем было запланировано.
Тот день выдался совсем летним – солнечный, жаркий. Валентина Михайловна собиралась к редактору газеты.
«Из дома мы вышли вместе с мамой. Дошли до Крытого рынка. Я поцеловала её и перешла на другую сторону улицы. Но почему-то ещё раз перебежала улицу и ещё несколько раз поцеловала крепко, крепко. Когда уходила, оглянулась, мама всё смотрела мне вслед и махала рукой. Нескоро она меня увидела вновь».
Валентину Михайловну арестовали на улице. В НКВД ей предъявили обвинение: попытка «реставрации капитализма методом террора и диверсии». Мухиной-Петринской предложили подписать протокол
« «О господи! Какой идиотизм», - подумала я, и вдруг мне стало так смешно, что я, не выдержав, громко расхохоталась», - вспоминает Валентина Михайловна.
Тогда писательница ещё не знала, что ей всё равно придётся подписать этот протокол. На всех допросах она держалась с достоинством и мужеством. Но потом приказали не давать ей спать для того, чтобы сломить её и заставить подписать протокол. Её запирали в подвальную комнату, похожую на пустой колодец. « Пол и стены были мокрые, в какой-то слизи, потом допрос, а затем снова колодец. Так продолжалось девять дней. Валентина Михайловна не выдержала этой пытки и подписала».
« - Валентина Михайловна сейчас как птица, у которой отрезали крылья», - сказал один следователь.
На что она ответила: « Сравнение неверно, ведь я человек, а не птица. Крылья человека – это его душа, его личность, и этого никто не может отнять, никакая на свете тюрьма, если он сам не отдаст свою душу, своё «я» . А я никогда не перестану быть сама собой…»
Валентину Михайловну приговорили к десяти годам тюремного заключения.
В течение долгих лет Валентине Михайловне предстояло видеть только клочок неба. « Кусочек неба над Волгой, перекрещенный решёткой. Окно было закрыто щитком, всё же клочок неба был виден. К окну подходить не разрешалось. Лежать днём не разрешалось. Подъём в семь утра, отбой в одиннадцать вечера. Осенью и зимой утомительно хотелось спать Спасали книги и беседа – тихая, чтоб не услышали за дверью и не сделали замечания».
У Валентины Михайловны от природы громкий голос и её сразу же по приезде лишили права переписки за громкий разговор.
Теперь у Валентины Михайловны не было имени, был только номер 37 дробь 2.
Показаниями старались выбить из заключенных излишний оптимизм. Лишали библиотеки только за то, что якобы они подчеркивали ногтём фразы, а они этого не делали. За оптимистичные разговоры сажали в карцер. Такова была ярославская тюрьма.
Единственным утешением для Мухиной – Петринской в то время были книги, большая дружба с Маргаритой Турышевой и клочок неба за решеткой. Маргарита Турышева сидела в этой камере с 1936 года одна, и всё время смиренно умоляла начальника дать ей товарища по камере. Когда Валентину Михайловну привезли в эту тюрьму, ей тоже приготовили одиночку, но в её документах было заключение медицинской комиссии о том, что одиночка ей противопоказана. И поэтому Валентину Михайловну посадили к Маргарите (37 дробь 1). Радость её была беспредельной. Весь день они рассказывали друг другу о себе, знакомились.
Маргарита родилась и выросла в Свердловске . Окончила балетное училище, три года работала в Свердловском театре оперы и балета. Но у неё оказалось больное сердце, и врачи категорически запретили ей танцевать. Тогда она поступила в геологический техникум, окончила его, и уже не обращая внимания на сердце, участвовала в нескольких геологических экспедициях на Северном Урале. Вот тогда она и познакомилась с Олегом Тенешевым, москвичом, кандидатом геологических наук, и влюбилась в него с первого взгляда. Они решили пожениться и были очень счастливы… Их арестовали обоих. Олегу дали расстрел, а Маргарите десять лет тюремного заключения. Их погубила людская зависть. Она сидела третий год. Было беспредельно тяжело, но дружба, которая возникла между Маргаритой и Валентиной помогала преодолеть им все тяготы тюремного заключения. Валентина Михайловна и Маргарита решили учиться, чтобы время не пропало зря. Они старательно занимались, экзаменуя друг друга.
В ту зиму умер отец Валентины Михайловны. Он так и не дождался встречи со своей дочерью. Мухина-Петринская очень тосковала и плакала о нём. Той же зимой в Севастополе умер брат Ермак. Писательница безумно боялась, что умрёт мама или сестра Поплия. Это сильно удручало и угнетало её.
Маргарита всячески отвлечь свою подругу от тягостных дум. Вскоре Валентина Михайловна смирилась. Молодость брала своё. Подруги много смеялись, находя повод для этого и в прошлом, и в книгах, и в окружающем их быте. Временами было невыносимо тоскливо. И тогда они просто плакали.
В то время Валентину Михайловну мучал вопрос: «Я люблю свою Родину – Россию, это естественно, ведь я русская. Но я не знаю, могу ли я любить и уважать свой народ?» Ответить на него себе она смогла лишь много лет спустя.
Много испытаний пришлось пережить нашей землячке в те годы. И только лишь один раз она была охвачена гневом на людей. Это случилось, когда она простояла несколько дней в карцере. « Карцер был два метра на два, без окон, так как находился под землёй. Ни батареи, ни печи, - вспоминает Валентина Михайловна. – На дворе стоял декабрь…всё обледенело: и каменные стены, и каменный пол. В карцере ничего не было… - ни табуретки, ни тюфяка».
Сначала Валентина Михайловна ходила, пока не закружилась голова. Она облокотилась о дверь, но ей сразу же велели отойти от двери: не полагается. Всю ночь и весь следующий день Валентина Михайловна выстояла. Временами её охватывало крупная мучительная дрожь. Ноги не держали. Потом Мухина-Петринская вовсе потеряла всякое представление о времени, бредила.
И тогда её охватил гнев на людей: «…горькое осознание их жестокости. Живут как ни в чём не бывало! Ходят по улицам, работают, женятся, радуются – равнодушные, бессердечные, всё оправдывающие. Это был первый и последний раз в моей жизни, когда я осудила народ. Никогда не забуду поистине страшного чувства одиночества, охватившего меня, едва я осудила народ. Значит, до сих пор, и в тюрьме, я была с ним, сама – народ, как частица его тела.
Я снова засыпала, сжавшись в комочек на цементе, пока судорога не будила меня, совсем охладевшую.
Опасный это был момент, когда могла охладеть и душа. И уже почти охладела…»
Но вдруг в это время открылось окошечко в железной двери, и конвойный протянул Валентине Михайловне кружку горячего ароматного кофе. Она пила, обжигаясь, кофе и ей становилось всё легче и легче.
« До чего вовремя пришёл этот ярославский комсомолец со своей кружкой горячего кофе: душу он мне согрел», - пишет Мухина-Петринская.
Тогда Валентина Михайловна не знала, что ещё восемнадцать лет ходить ей по мукам, и странность её судьбы в том, что как только она готова была ожесточиться, возле неё появлялся человек, который спасал её добрым словом.
В сентябре 1939 года Валентину Михайловну, Маргариту и других заключённых отправили в город Магадан. Городу было пять лет. Строили его заключённые. Здесь Мухиной-Петринской приходилось рыть траншеи для труб канализации и водопровода. Работала на строительстве домов, на рыбном складе-дворе.
В это время пришла телеграмма их Москвы: ей отменили приговор и назначили переследствие. Ближайшим пароходом нужно было вернуться в Саратов. Но Валентина Михайловна решила положиться на судьбу: « Все мы на ладони судьбы…еле держимся. Кто удержится, кто упадёт, разобьётся…Вызовут меня – что делать? – поеду…» Она боялась уезжать, так как знала, что Маргарита без неё не выдержит. Она доверилась своей судьбе, и ладонь «её удержала…». Судно «Индигирка», на котором должна была плыть Валентина Михайловна, затонуло. Погибли почти все.
Благодаря клевете одного подлого человека, Евгении Г., которая ненавидела Валентину Михайловну, Мухина оказалась на Дукче. Дукча не была женским лагерем, как лагерь в Магадане. Здесь находились и мужчины и женщины. Работали в основном на лесоповале, но были здесь и теплицы, где выращивали овощи для Магадана , фермы и всякие мастерские.