В своем аграрном проекте Пестель стремится сочетать два подхода к государственной земле - общественный и частный. С его точки зрения, нельзя, чтобы существовало либо только частное, либо только общественное землевладение. Если концентрация всей земли в частной собственности ведет к рождению феодальной «аристокрации», то и «неуверенность в сей собственности, сопряженная с частым переходом земли из рук в руки, никогда не допустит земледелия к совершенствованию». Остается, следовательно, объединить эти два начала: мнение о земле как общей собственности всего рода человеческого и право на обретение и неприкосновенность частной собственности. Это и достигается разделением государственных земель на две части - общественную и частную. Общественная земля должна составить неприкосновенную собственность волостного общества и будет передаваться отдельными участками членам волости, но не в полное владение, а для обработки и удовлетворения их нужд. Частные земли будут принадлежать казне или отдельным лицам, обладающим ими «с полною свободою». Они служат «и доставлению изобилия», которое позволит направить капиталы «на устройство мануфактур, фабрик, заводов и всякого рода изделий, на предприятие разного рода коммерческих оборотов и торговых действий». Приобретать частную землю может любой состоятельный член волости; точно так же любой владелец частной земли имеет право на получение общественного участка. Пестель считает, что такой смешанный тип землевладения не встретит в России противодействия, ибо «понятия народные весьма к оному склонны».
Идея Пестеля о возможности предохранить Россию при помощи общественного землевладения от буржуазно-капиталистического развития была воспринята позднее идеологами раннего народничества. Не случайно Герцен утверждал, что Пестель был социалистом, прежде чем появился социализм.
7 ЗАПАДНИКИ И СЛАВЯНОФИЛЫ ОБ АЛЬТЕРНАТИВАХ РАЗВИТИЯ РОССИИ
Революционная деятельность Герцена и Белинского развертывалась в обстановке, когда в России в 30-40-х годах разгорелась ожесточенная борьба между славянофилами и западниками.
В лагере славянофилов были братья Киреевские, братья Аксаковы, Хомяков, Самарин, Кошелев, Языков и другие. Одна часть из них представляла собой представителей дворянско-либеральных кругов, затронутых капиталистическими отношениями, другая часть - либеральных дворян типа братьев Аксаковых, которые являлись защитниками патриархально-дворянского уклада. К славянофилам примыкали в области теоретической представители реакционной «теории официальной народности» - профессора Погодин и Шевырев. Славянофилы имели своим центром Москву, они издавали свой печатный орган под названием «Москвитянин». Славянофилы, принадлежавшие к либеральному дворянству, были противниками революции, что очень ясно сказалось во время событий на Западе в 1848 г.
Так, Аксаков о революции 1848 г. писал: «Парижская чернь, la canaille, как они сами ее называют, не замедлила явиться во всей своей отвратительности». Славянофил Кошелев в 1849 г. заявлял: «Во всей Европе пролетарии грозят броситься на людей, имеющих собственность. Коммунизм не побежден: он все более и более распространяется. Теперешнее спокойствие есть лишь станция... Пролетариат есть корень всех зол материальных в Европе, как безверие есть источник бед нравственных». Чтобы отгородить Россию идеологической стеной от революции, славянофилы и выдвинули тезис о том, что Россия развивается по совсем иному пути, чем Запад. «Не такова Русь,- писал в своих ответах III отделению К. С. Аксаков.- Православие спасло ее и внесло в ее жизнь совсем другие начала, свято хранимые народом». Недаром Николай I делал одобрительные пометки на полях этих ответов Аксакова.
В своей неоконченной рукописи «Петр I» Аксаков заявлял, что в России и на Западе «пути совершенно разные, разные до такой степени, что никогда сойтись не могут».
Из этих слов Аксакова с совершенной очевидностью вытекает абсолютное непонимание и извращение славянофилами законов исторического развития, ибо наличие национальных особенностей, существующих в развитии каждого народа, совсем не означает того, что в развитии человеческого общества отсутствует общая закономерность. Между тем славянофилы противопоставляли общей закономерности исторического развития, свойственной человеческому обществу, «самобытность» России. Они заявляли, что в России будто бы народное начало противостоит революционному. Аксаков считал, что «фрак может быть революционером - зипун никогда. Россия должна снять фрак и одеть зипун».
Славянофилы утверждали, что русскому народу не нужна политическая власть. «Русский народ,- заявлял Аксаков,- не государственный. Народное начало есть по существу своему антиреволюционное, начало консервативное». «Власть должна оставаться в руках царя,- говорили славянофилы,- а народу должна быть предоставлена «сила мнений».
Представители «теории официальной народности» оправдывали и защищали целиком и полностью реакционное николаевское самодержавие и его палочный режим. Славянофилы же, как идеологи либеральных кругов дворянства, не могли быть полностью удовлетворены такими порядками и заявляли, что в настоящее время существует внутренний разлад между народом и правительством. Они говорили, что теперь народ и правительство стоят на разных путях. Славянофилы идеализировали допетровскую Русь и для устранения разлада, существовавшего, с их точки зрения, между царем и народом, предлагали созвать Земский собор, который никакими законодательными правами или функциями, ограничивающими власть царя, обладать не должен. В умеренно-либеральном духе славянофилы критиковали также и крепостничество и высказывались за освобождение крестьян с ничтожным наделом. И не случайно, конечно, что Кошелев, Самарин были умеренными деятелями либерального лагеря во время проведения крестьянской реформы 1861 г.
Своими либеральными требованиями о созыве Земского собора и проведении реформы в отношении освобождения крестьян славянофилы отличались от открытых реакционеров типа Погодина и Шевырева, хотя и во многом смыкались с ними: в ненависти к революции, в проповеди реакционных теорий.
Взгляды славянофилов были чужды материалистическому мировоззрению. Они целиком и полностью стояли на идеалистических позициях философии Фихте, Шеллинга и частично Гегеля. Трактуя их философию в реакционном духе, они защищали религию в качестве основы мировоззрения. Они заявляли, что «разум бессилен вскрыть тайны развития мира».
Славянский вопрос занимал у славянофилов большое место. Выдвигая панславистскую идеологию, славянофилы говорили об объединении славянских народов под эгидой царской власти, что было реакционной идеей. Известную положительную и прогрессивную роль сыграли работы славянофилов по изучению культуры славянских народов.
Всех своих противников, которые отрицали теорию самобытности развития России, славянофилы окрестили западниками. Между тем лагерь противников славянофилов был далеко не однороден. Наиболее непримиримыми противниками славянофилов были революционные демократы - Белинский, Герцен и Огарев. Их иногда в литературе именовали левыми западниками, но сохранение этого названия едва ли целесообразно, оно не отражает полностью их взглядов как революционных демократов.
Белинский, Герцен и Огарев боролись со славянофилами как защитники революционного пути развития России. Они приветствовали революции, происходившие на Западе. Они вели борьбу против славянофилов потому, что последние своими теориями самобытности России стремились отклонить ее от революции. Даже и тогда, когда Герцен пережил духовный крах, не смог понять исторической роли пролетариата и стал идеализировать общину в России, он не слился со славянофилами, ибо он боролся за революционный путь развития России и ее социальное переустройство, т. е. за то, что отвергали славянофилы.
Помимо революционных демократов, против славянофилов выступали в 30-40-х годах также и представители нарождавшейся либеральной буржуазии, к которым полностью, без всяких оговорок, можно отнести термин «западники». К числу их относились В. П. Боткин, Е. Ф. Корш, П. В. Анненков, К. Д. Кавелин, Редкий, Чичерин, Соловьев и другие. Расходясь со славянофилами в оценке путей развития, отрицая особый путь развития России, они в противовес им считали, что Россия пойдет по пути Запада, т. е. по пути капитализма, но не вследствие революции, а вследствие мирных реформ. «Правые западники», как их нередко именуют, приветствовали на Западе буржуазный прогресс капиталистического общества, буржуазную культуру Западной Европы, которую превозносили сверх меры, недооценивая при этом русскую культуру.
Либерально-буржуазные представители западников не в меньшей мере, чем славянофилы, были противниками революционного пути развития России и в момент июньских дней выступили с резким осуждением революции 1848 г. и социалистических учений. Насколько изменилось после июньских дней отношение буржуазных либералов из числа западников к революции 1848 г. во Франции, можно судить по высказываниям Чичерина (см. книгу А. С. Нифонтова «1848 год в России»). Чичерин, по его словам, приходил «в неистовый восторг» от первых дней февральской революции 1848 г. во Франции. После же июньских дней он заговорил совсем по-иному. Чичерин писал: «Для меня громовым ударом были июньские дни, когда демократическая масса, в которую я верил, вдруг выступила без всякого повода и без всякого смысла, как разнузданная толпа, готовая ниспровергнуть те самые учреждения, которые для нее были созданы... Разочаровавшись в жизненной силе демократии, я разочаровался и в теоретическом значении социализма». Такие же позиции осуждения революции 1848 г., и именно после июньских дней 1848 г., заняли западники: Анненков, Боткин, Соловьев и другие. Анненков, переписывавшийся ранее с Марксом, после революции 1848 г. порвал эту переписку.