Боткин все больше и больше расходился с Герценом. Н. А. Белоголовый в своих воспоминаниях рассказывает: «...явного разрыва между Герценом и В. П. Боткиным не было, но они с каждым годом удалялись друг от друга в противоположных направлениях и разошлись до того, что, съехавшись одновременно в Париже, не искали даже случая встретиться». Когда все же эта встреча состоялась во время обеда у брата Боткина, то Герцен перед этим сказал: «Ну, я-то, положим, видеть его особенного желания не имею, да и избегать встречи не вижу особой крайности. Для меня он давно покойник, да и покойник-то не из числа горячо оплакиваемых».
Несколько особую позицию среди либерального лагеря западников занимал Грановский. Т. Н. Грановский играл заметную роль в пробуждении общественного сознания передовых людей 30-40-х годов. Его открытые публичные лекции в университете были целым событием. После прослушивания нескольких лекций Грановского произошел следующий разговор между Чаадаевым и Герценом. Герцен пишет: «Лекции Грановского, сказал мне Чаадаев, выходя с третьего или четвертого чтения из аудитории, битком набитой дамами и всем московским светским обществом, имеют историческое значение». «Я,- добавляет Герцен,- совершенно с ним согласен... Заключение первого курса было для него настоящей овацией, вещью неслыханной в Московском университете. Когда он, оканчивая, глубоко тронутый, благодарил публику, все вскочило в каком-то опьянении, дамы махали платками, другие бросились к кафедре, жали ему руки, требовали портрета. Я сам видел молодых людей с раскрасневшимися щеками, кричавших сквозь слезы «браво, браво!» Выйти не было возможности».
Чем же объяснялся такой колоссальный успех лекций Грановского? Конечно, не одними только талантами Грановского как лектора, а общественным значением его лекций. Грановский читал лекции по истории средних веков Англии и Франции. В своих лекциях он рассказывал, как на Западе, в результате исторического развития, пало крепостничество, и, естественно, что соответствующий вывод напрашивался и в отношении России. Грановский как западник доказывал, что развитие России пойдет тем же путем, каким оно идет на Западе; этим он подчеркивал прогрессивность капитализма по сравнению с феодализмом. Грановский не выступал, как Чичерин и другие правые западники, с осуждением революции 1848 г. Грановский выражал в письмах к Герцену недовольство и протест против реакционной николаевской действительности.
В письме к Герцену, пересланном в 1849 г., он писал: «Положение наше становится нестерпимее день от дня»; далее он заявлял: «Благо Белинскому, умершему вовремя! Много порядочных людей впали в отчаяние и с тупым спокойствием смотрят на происшедшее. Когда же развалится этот мир?... Слышен глухой общий ропот, но где силы для оппозиции? Тяжело, Герцен, а выхода нет живому... Я с внутренней боязнью осматриваюсь назад; точно на поле сражения: мертвые да изуродованные».
Свой гневный протест против реакционного палочного режима Т. Н. Грановский выражал до конца своей жизни. За год до своей смерти Грановский написал письмо в «Колокол», опубликованное после его смерти. В этом письме он писал: «Простору нам, простору! Того только и жаждем все мы - от крестьянина до вельможи, как иссохшая земля жаждет живительного дождя. Все мы простираем руки к престолу и молим: простору нам, державный царь! Наши члены онемели, мы отвыкли дышать свободно. Простор нам нужен, как воздух, как хлеб, как свет божий. Он нужен для всей России, для ее процветания внутри, для ее ограждения и крепости».
В этом письме, резко осуждающем николаевскую реакцию, проявляется и слабая сторона во взглядах Грановского - его либерализм. Грановский не видел сил, способных в России покончить революционно с крепостничеством и царизмом, и поэтому в его письме нет призыва к революции, и это отделяло Грановского от Белинского, Герцена и Огарева. От лагеря революционной демократии, от Герцена и Белинского Грановского отделял также его идеализм, признание религии и отрицание материализма. В этом состояла слабая сторона его мировоззрения, не давшая ему возможности подняться до уровня воззрения революционных демократов.
8 ЛИБЕРАЛЬНАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В РОССИИ 19 -20В
Для политики важным моментом является то, что с одной стороны деятельность государства определяется правом и не должна выходить за его пределы, а с другой само право является средством для достижения цели государства – общего блага. Государство благоденствует, когда эти две стороны диалектически равновесны. Но это бывает нечасто, поскольку право устанавливает постоянный порядок жизни, а польза – начало изменчивое, разнообразное. Поэтому право не успевает за вечным движением жизни, которая порой представляет требования, расходящиеся с правом. Поэтому к нарушению права прибегает и государство и его граждане. Из этой коллизии выход один: соблюдение закона. Поэтому цель политики – уважение к закону, все большее водворение правды в общественных отношениях соображаясь с условиями жизни.
В отличие от права нравственность не имеет принудительного характера. «Источник ее лежит во внутренней свободе». Поэтому нравственно то, что совершается по собственному внутреннему побуждению, а не из страха наказания. Нельзя заставить любить, совершать самопожертвование и т.п. Принуждение к нравственности есть безнравственность. «Как свободное существо, человек волен исполнять писанный в сердцах закон или от него уклоняться; за это он ответствует не перед человеком, а только перед Богом, непогрешимым судьей всякого нравственного поступка и всякого решения,» – утверждает Б. Н. Чичерин. поэтому государство, как принудительный союз, не должно вторгаться в области чисто нравственных отношений. В этом оно не должно помогать церкви, выступающей посредницей между Богом и человеком.
Нравственная сторона политики государства в другом. Его цель – общее благо – цель нравственная, поскольку нравственность заключается в деятельности в пользу других, следовательно, на общую пользу. На этом пути у государства очень много подводных камней. В политике для достижения цели порой приходиться прибегать к несогласным со строгой нравственностью средствам, и поэтому не всякое ее действие может быть оправдано. К примеру, не всякий государственный или народный интерес имеет право на существование. Народу может быть выгодно притеснять другой народ, «но перед нравственным судом интересы притеснителей стоят на одной доске с интересами воров и разбойников». То же относится и к безнравственным средствам, хотя они применяются к возвышенным целям.
Итак, нравственность не есть начало относительное, как политика: «Это – абсолютный закон, обязательный для совести всего и везде. Человек не может от него отказаться, не отрекаясь от высшего своего достоинства, как разумно-нравственного существа. Опознание этого закона может быть мало развито; оно может более или менее затмеваться: но это не мешает ему быть безусловным мерилом человеческих действий... политическое суждение и нравственное далеко не всегда совпадают. Политика оправдывает успех она стоит на стороне победителей; нравственный же суд историка чаще склоняется на сторону побежденных».
Не только для политики практической, но и для политики как науки нравственность – предмет ее забот. В этом случае она не обязана быть просто проповедницей нравственности. «Но исследуя политические отношения, как они проявляются в действительности, она обязана указать на все то неизмеримое зло, которое проистекает из безнравственного отношения к общественному делу... Наука должна выяснить, что государственная сила сама по себе не есть цель, а лишь средство для упрочения внутреннего благосостояния и разумной гражданственности, которой успехи измеряются развитием нравственных требований». Другими словами политика как наука, исследуя все политические формы в их практическом бытовании, должна раскрыть их выгоды и недостатки, те необходимые условия свободы, которые государство должно ей обеспечивать, и ту грань, за которой свобода переходит в своеволие. Наконец политика как наука, обнимая все стороны государственной и общественной жизни, должна быть примером обращения к высшим, общечеловеческим идеалами.
Политика разделяется на внешнюю и внутреннюю. В последней, важное место занимает политика государственного устройства, законодательства, управления и наконец, партий. Политика же партий представляет особый интерес, поскольку Б. Н. Чичерин явился одним из первых значительных российских теоретиков партийного строительства, разработав его достаточно подробно уже в книге «О народном представительстве» (1866), а затем и в трех главах шестой книги «Курса государственной науки».
В силу различия в общественном мнении, проистекающем из разных точек зрения, умственных способностей, положения , интересов, образования, люди объединяются в некоторые разряды лиц, общими взглядами и понятиями, которые в приложении к государственной жизни и политике становятся политическими направлениями. В случае, когда общество эти направления призывает к участию в государственных делах, они становятся партиями с определенной структурой, организацией, программой.
Таким образом, партии составляют, утверждает Чичерин, явление естественное и необходимое, где есть политическая жизнь. Наличие политических направлений и партий – это первый признак высокого развития общества.
Наравне с направлениями и партиями в обществе существует большая нейтральная его часть, которая, не имея четкой политической ориентации, может примыкать к различным направлениям и партиям. Это обстоятельство заставляет партии утверждаться от односторонности, реагируя на запросы жизни.