Каптерев П. Ф.
Если общий образовательный национальный идеал оказывается туманным и вследствие этого мало влияющим на постановку образования, кроме, разумеется, таких элементарных приемов, как усиление преподавания отечественной истории, географии и т. п., то есть область, в которой он вылился в определенную форму и получил фактическое осуществление. Эта область — народная школа в той ее разновидности, которая называется церковно-приходской школой. По сути дела, церковно-приходская школа представляет собой подновленное воспроизведение допетровской школы с ее главнейшим характерным свойством — церковностью. Защитники церковно-приходской школы утверждают, что она, подобно своей предшественнице, в высокой степени национальна и воспитательна. Теоретиком ее, самым главным и видным, был Рачинский, к анализу воззрений которого мы и обратимся.
В своем педагогическом развитии Рачинский прошел две главные ступени: педагога-народника и педагога-церковника. Поэтому он и рекомендовал две школы: одну — национальную, а другую — церковную.
Национальная русская (элементарная) школа
По мнению Рачинского 1, наша сельская школа в противоположность школам западным возникает при весьма слабом участии духовенства, при глубоком равнодушии образованных классов (замечательно неправильное суждение) и правительственных органов, из потребности неграмотного населения дать своим детям известное образование. В этом ее слабость, в этом и ее сила, в этом ключ к объяснению всех прискорбных и отрадных явлений в жизни наших сельских школ. Из этого прямо следует, что преподавание в сельских школах не может иметь другого направления, кроме данного теми же неграмотными родителями, что за ними не может быть иного контроля, кроме контроля тех же родителей. Официальный контроль, несмотря на его сложность, малодействен. "Каким же путем совершается это воздействие бесправного, безграмотного, по-видимому, совершенно некомпетентного населения на дело, в коем, в сущности, оно искренно заинтересовано. Медленным, почти бессознательным, но упорным давлением снизу, пассивным сопротивлением всему неподходящему к народному понятию о школе, выживанием негодных учителей, поощрением удовлетворяющих народным нуждам, неотразимым влиянием учащихся на учащих". Народ своим влиянием налагает на народную школу религиозный, церковный характер, что обусловливает учебную программу, отличающуюся от учебных программ всех иноземных школ.
Другая приметная особенность наших школ, по Рачинскому, состоит в том, что они суть интернаты, т. е. представляют собой не только учебные, но и воспитательные заведения. Девять десятых учеников наших сельских школ не ходят в школу, а живут в ней. (Очевидно, это сильное преувеличение или неправда). Деревни наши так разбросаны, ученики наши так малы и так плохо одеты, что ежедневно посещать ту или иную школу могут дети лишь из одной, в лучшем случае из двух-трех деревень, принадлежащих к ее району. Все живущие в деревнях более отдаленных приходят на целую неделю с запасом хлеба, целый день сидят в школе или толкутся около нее, ночуют где попало — в классе, церковной сторожке, более зажиточные — в особо нанятых квартирах у причетников и т. д. Школы, при которых для учеников устроено особое помещение или даже настоящее общежитие, составляют весьма редкое исключение. Таким образом, народная школа захватывает всю жизнь ребенка, налагает на него неизгладимую печать, определяя этой своей особенностью самый план преподавания, его способы и методы. Вопрос уже не в том, как разумно распределить занятия в течение четерых-пяти часов учения, а в том, как разумно занять весь день ребенка. Задачи русской народной школы труднее, шире, чем задачи какой-либо другой сельской школы в мире. Чтобы стать на высоту этих задач, ей предстоит выработать особый тип учебный и нравственный, которому нет образца в западноевропейских школах.
Русская народная школа характеризуется почти полным отсутствием девочек (в настоящее время обстоятельства в этом отношении уже значительно изменились). Предубеждения против обучения девочек у крестьян нет, но у нас и мальчики учатся в школах в ничтожном количестве, а все неблагоприятные внешние условия посещения школ сильнее отражаются на девочках, чем на мальчиках. При этом министерство народного просвещения строго воспрещает обучать вместе с мальчиками девочек старше 12 лет. А так как отдельных школ для мальчиков и девочек у нас не существует, а в школы дети принимаются обыкновенно 10—11 лет, то сообщить крестьянке действительную грамотность наша школа может только при явном нарушении закона.
Ученики народных школ мало похожи на своих сверстников из образованных классов. Крестьянский мальчик, не видавший букваря, твердо знает азбуку жизни. Он уже испытал много недетского горя, участвовал во многих недетских трудах. В ходе тяжелых лихорадочных работ семьи мальчик скоро знакомится с темными и грязными сторонами жизни. Он узнает все не из шутливых рассказов, а из горького личного опыта. Он видит вблизи и смерть со всеми ее ужасными подробностями и научается смотреть на нее трезво и просто. В учениках народных школ нет и следа того отвратительного сквернословия, скверномыслия, которыми заражены наши городские учебные заведения, в особенности столичные. В нормальной крестьянской жизни нет места тем преждевременным возбуждениям воображения, тем нездоровым искушениям мысли, которыми исполнен быт наших городских классов. Русский народ, вошедший в пословицу своим сквернословием, в сущности самый стыдливый народ в мире. Каждый наш крестьянский мальчик — такой, еще не испорченный, русский человек. С полной уверенностью можно утверждать, что мальчики и девочки, проводящие в деревне всю свою жизнь вместе, без всякого надзора и без всякого вреда, не повредят друг другу и в школе. Ученики народных школ — это не кадеты и не гимназисты.
Крестьянские дети — прирожденные педагоги. Едва дитя в деревне начинает твердо держаться на ногах, как ему поручают нянчить младшего братца или сестрицу. Через это прошло все наши деревенские ребята — и мальчики и девочки. На пороге сознательной жизни на них возлагается самая страшная из ответственностей — ответственность за жизнь беспомощного, дорогого, но докучливого существа, которое без их постоянной заботы не может существовать, так как мать отвлечена работой, боронует и пашет, косит и жнет. Поэтому в русских народных школах новички — любимцы школы. По доброй домашней привычке с ними носятся и нянчатся. Мерзкий обычай немецкой школы, перешедший и в наши средние учебные заведения, обычай дразнить и мучить новичков, совершенно чужд русской народной школе. Заботливость старших о маленьких в народной школе проявляется во всем: в играх, в работах, в постоянной помощи. Она сопровождается изумительным в детях терпением и умением обращаться с детьми младшего возраста, умением, которое было бы непостижимо, если бы оно не приобреталось вне школы ранней и продолжительной практикой. Этой педагогической способностью крестьянских детей может воспользоваться и учитель, поручая более толковым и усердным мальчикам нехитрые, но необходимые упражнения с мальчиками.
Крестьянские дети приносят с собой в школу приобретенное в семье чувство ответственности за свои поступки, за свое время, сознание необходимости труда, напряжения своих сил. От учителя зависит не дать заглохнуть и направить их. Крестьянские дети приходят в школу с серьезными желаниями знания и делают свое дело с терпением и настойчивостью, в полном сознании его трудности и важности. Они пришли в школу учиться, и кроме школы им деваться некуда. Чтобы выжить их из класса, буквально нужно погасить лампу. Поэтому принятые четыре-пять часов занятий в день недостаточны, с таким количеством занятий школа будет признана плохой как родителями, так и самими учениками. Учение в народной школе должно быть более интенсивным и продолжительным.
Средний уровень способностей наших крестьянских детей, как мальчиков, так и девочек, вообще очень высок. Последние, быть может, еще превосходят первых понятливостью и терпением. Способности русских детей разнообразны, но заметно преобладают способности математические и художественные. Счет в уме — любимая забава детей в промежутке между классными занятиями, и в нем легко достигается значительная быстрота и ловкость, так же как и в решении сложных письменных задач. Посторонних посетителей школы Рачинского более всего поражала быстрый счет в уме учеников, легкость произведения в уме умножения и деления, обращения с квадратными и кубическими мерами, сообразительность при решении сложных задач. Ученики постоянно приставали к учителю, чтобы он задал им задачи на разные действия. В свободное время человек по 30, по 40 накидывались на него с дощечками: "Мне на деленьице!", "Мне на сотни!", "Мне на тысячи!" — и с восторгом проделывали задачи, особенно если деления получались без остатка. При сколько-нибудь умелом преподавателе пение прививается в народной школе несравненно успешнее, чем в средних учебных заведениях. Успеху в этом отношении способствует сочувствие родителей. Пение — единственный предмет преподавания, о результатах которого они могут судить. Вообще музыкальная даровитость наших крестьян поистине изумительна. Не менее распространена другая художественная способность — к рисованию, так что можно утверждать, что количество дремлющих художественных сил, таящихся в русском народе, громадно. Все крестьянские ребята, как только им в руки попадут аспидная доска и грифель, начинают чертить рисунки, более или менее безобразные. Но пересмотрите сотни этих аспидных досок, и вам попадутся рисунки, свидетельствующие о несомненных способностях. Повторяйте этот обзор в течение многих лет, и вам будут попадаться изумительные вещи.
По наблюдениям Рачинского, почти всегда у хороших счетчиков оказывается и художественная струнка. Тот, кто способен к пению, непременно окажется способным и по арифметике, и по русскому языку, и наоборот — мальчики умственно слабые редко имеют какие-либо художественные способности. Крестьянские дети тем и отличаются от детей высших сословий, что односторонние дарования у них встречаются весьма редко. Эта соразмерность дарований распространяется даже и на нравственную сферу и придает крестьянским детям особенную привлекательность.