Здесь он познакомился с Элизабет Грей, дочерью Роберта Грея, садовника сэра
Джона Джардина, на которой впоследствии и женился. Жена его довольно долго
была кухаркой у сэра Томаса Керкпатрика из Клозберна, который исхлопотал
для ее мужа у герцога Куинсбери разрешение разрабатывать на льготных
условиях каменоломню в Гейтлоубригге, в приходе Мортон. Тут он выстроил дом
и имел участок земли, достаточный для содержания лошади и коровы. Мой
осведомитель не мог назвать с полной уверенностью год поселения его отца в
Гейтлоубригге, но он убежден, что это должно было произойти незадолго до
1746 года, так как во время памятных всем морозов 1740 года его мать,
говорит он, еще служила у сэра Томаса Керкпатрика. Возвращаясь из Англии
зимой 1745/46 года, горцы по дороге в Глазго разграбили дом мистера
Патерсона в Гейтлоубригге и, захватив его с собою как пленника, отпустили
лишь в Гленбеке, и все только из-за того, что он сказал одному из этой
бродячей армии, будто их отступление можно было легко предвидеть заранее,
ибо десница всевышнего, несомненно, подъята не только на кровожадных и
исполненных скверны Стюартов, но и на всех, кто пытается оказать поддержку
гнусным ересям римской церкви. Из этого видно, что Кладбищенский Старик уже
смолоду находился во власти того религиозного фанатизма, который
впоследствии стал наиболее примечательною чертою его характера.
Религиозная секта, называемая "горные люди", или камеронцы,
пользовалась в то время широкой известностью и уважением благодаря
строгости нравов и благочестию ее членов, подражавших в этом основателю
секты Ричарду Камерону, и Кладбищенский Старик сделался ревностным
последователем ее учения. Он стал довольно часто ездить в Гэллоуэй на
молитвенные собрания камеронцев и при случае привозил с собою надгробные
плиты из своей гейтлоубриггской каменоломни с целью увековечить память
почивших праведников. Кладбищенский Старик не принадлежал к числу тех
ханжей, которые, лицемерно устремив один глаз к небесам, другим пристально
следят за происходящим в подлунном мире. По мере того как его религиозное
рвение возрастало, поездки в Гэллоуэй становились все более частыми, и
мало-помалу он начал даже пренебрегать своими обязанностями отца семейства.
Приблизительно с 1758 года он перестал возвращаться из Гэллоуэя к жене и
пятерым детям в Гейтлоубригг, что вынудило ее послать старшего сына
Уолтера, которому тогда было только двенадцать лет, в Гэллоуэй на розыски
отца. Пройдя почти всю эту обширную область, от Ника в Бенкори до Фелла в
Борульоне, мальчик нашел наконец отца на старом кладбище в Керккристе,
расположенном на западном берегу Ди, напротив города Керкедбрайта, где он
восстанавливал памятники на могилах камеронцев. Маленький путешественник
всеми средствами, которые только мог измыслить, старался побудить отца
возвратиться к семье, но все было тщетно. Миссис Патерсон посылала в
Гэллоуэй и своих дочерей, чтобы они разыскали отца и убедили его вернуться
домой, но и эта попытка не имела успеха. В конце концов летом 1768 года она
переселилась в горную деревушку Балмаклеллан, близ Гленкенса, и, открыв
небольшую школу, скромно, но безбедно жила там на доходы с нее со своей
большою семьей.
На ферме Калдон, близ так называемого Дома в горах, существует
небольшой памятный камень; он особо почитается камеронцами как первый
памятник, воздвигнутый Кладбищенским Стариком тем, кто пал в этих местах,
отстаивая свои религиозные верования во время гражданской войны в
царствование Карла II*.
______________
* Этот дом был взят штурмом капитаном Орчардом, или Уркхартом, который
был убит пулею во время атаки. (Прим. автора.)
После Калдонской фермы Кладбищенский Старик с течением времени
распространил свою деятельность чуть ли не на всю равнинную часть
Шотландии. Почти на всех кладбищах в Эршире, Гэллоуэе или Дамфризшире и
теперь можно увидеть работу его резца. Его легко отличить от работ любого
другого мастера по примитивной бесхитростности эмблем смерти и наивной
простоте надписей, высеченных им на грубо вытесанных камнях. Реставрация и
установка надгробных камней, безо всякого вознаграждения от кого бы то ни
было, были единственным занятием этой примечательной личности на протяжении
сорока лет. Двери каждого камеронского дома были открыты для него в любой
час, и его принимали с таким радушием, словно он был близким родственником
семьи; впрочем, он не всегда пользовался этим гостеприимством, что видно по
следующему перечню скромных расходов, обнаруженному в его записной книжке
среди прочих бумаг покойного (кое-какие из них находятся у меня):
ФЛИТСКАЯ СТОРОЖКА, 4 ФЕВРАЛЯ 1796 г.
РОБЕРТ ПАТЕРСОН ДОЛЖЕН МАРГАРЕТ КРИСТЕЙЛ
Фунты Шиллинги Пенсы
За сухое помещение в течение семи недель 0 4 1
За четыре мерки овсяной муки 0 3 4
За шесть мерок картофеля 0 1 3
Взято взаймы в день причастия мистера Рейда 0 6 0
За три кружки эля с Сэнди, продавцом мела* 0 0 9
------------------------
0 15 5
------------------------
Уплачено 0 10 0
------------------------
Остается 0 5 5
______________
* Хорошо известный шутник, здравствующий и поныне, называемый в народе
Старый Куль с Мелом; он торгует мелом, которым фермеры метят овец.
Этот счет свидетельствует о том, что наш странник в старости очень
нуждался; но это происходило скорее по его собственной воле, чем в силу
стечения обстоятельств, так как в упоминаемое здесь время все его дети жили
в достатке и были бы рады приютить у себя отца; однако никакие уговоры и
мольбы не могли склонить его отказаться от бродячего образа жизни. Он
путешествовал от кладбища к кладбищу верхом на белом стареньком пони до
последнего дня своей жизни и умер, как вы написали в романе, 14 февраля
1801 года на восемьдесят шестом году жизни. Извещение о случившемся было
послано его сыновьям в Балмаклеллан тотчас по обнаружении его трупа, но
из-за глубокого снега, выпавшего в тот год, письмо с изложением
подробностей его смерти задержалось в пути, и этот вечный странник был
предан земле, прежде чем кто-нибудь из его близких смог прибыть в Бенкхилл.
Вот точная копия счета, в котором перечисляются издержки на его
погребение (оригинал этого документа находится у меня):
СЧЕТ РАСХОДОВ НА ПОХОРОНЫ РОБЕРТА ПАТЕРСОНА,
УМЕРШЕГО В БЕНКХИЛЛЕ ФЕВРАЛЯ 14-го ДНЯ 1801 г.
Фунты Шиллинги Пенсы
За гроб 0 12 0
За отделку его 0 2 8
За рубашку покойному 0 5 6
За пару бумажных чулок 0 2 0
За хлеб на поминках 0 2 6
За сыр там же 0 3 0
За одну пинту рома 0 4 6
За одну пинту виски 0 4 0
Посыльному в Эннен 0 2 0
Могильщику 0 1 0
За полотно на саван 0 2 8
-------------------------
2 1 10
-------------------------
Найдено на умершем 1 7 6
-------------------------
Остается 0 14 4
Этот счет был заверен сыном покойного.
Мой друг был болен и не мог поехать в Бенкхилл на похороны отца, о чем
я глубоко сожалею, так как ему неизвестно, на каком кладбище тот погребен.
Я хотел поставить на его могиле небольшой памятник и тщательно, где
только мог, наводил справки о месте его погребения, но все мои розыски не
привели ни к чему, так как смерть Кладбищенского Старика не занесена в
книги ни одного из окрестных приходов. С горечью думаю я о том, что, по
всей вероятности, этот удивительный человек, отдавший столько лет своей
долгой жизни, чтобы молотком и резцом увековечить память многих, гораздо
менее достойных, чем он, останется без простого надгробного камня,
указывающего место упокоения его бренных останков.
У Кладбищенского Старика было три сына - Роберт, Уолтер и Джон;
первый, как я уже говорил, живет в деревне Балмаклеллан в полном достатке и
пользуется большим уважением в своем околотке. Уолтер, скончавшийся
несколько лет назад в той же деревне, оставил после себя вполне
обеспеченную семью. Джон в 1776 году уехал в Америку; испытав на своем веку
немало капризов фортуны, он обосновался в конце концов в Балтиморе.
Сам старый Нол, как говорят, был не прочь пошутить (смотри мемуары
капитана Ходжсона). Кладбищенский Старик в этом отношении кое в чем походил
на протектора. Подобно господину Молчанию, он был весел раза два за всю
жизнь; впрочем, шутки его были мрачными, словно похороны, и порой имели для
него неприятные последствия, как это явствует из приводимого ниже рассказа:
"Однажды Кладбищенский Старик занимался на кладбище в Гертоне обычным
для него делом - восстанавливал надгробия на могилах страдальцев; невдалеке
от него приходский могильщик выполнял родственную задачу, то есть, попросту
говоря, рыл могилу. Несколько озорных мальчишек шумно играли близ них,
беспокоя стариков своими забавами и мешая им в их сосредоточенной и
серьезной работе. Особенно назойливыми в этой ватаге были два-три сорванца,
внуки хорошо известной в округе личности, носившей имя Купера Климента.
Этот мастер пользовался в то время в Гертоне и соседних приходах своего
рода монополией на изготовление и продажу деревянных ковшей, чашек, мисок,
кубков, ложек, солонок, досок для хлеба и тому подобных предметов домашнего
обихода. Нужно отметить, что посуда, изготовляемая Купером, несмотря на
великолепное качество, вначале придавала красноватый оттенок любой
наливаемой в нее жидкости. Впрочем, это нередко бывает с новой деревянной
посудой.
Внукам этого деревянных дел мастера пришло в голову спросить
могильщика, куда он девает обломки старых гробов, которые выкидывает из
земли, роя могилы. "Неужели вам неизвестно, - сказал на это Кладбищенский
Старик, - что он продает их вашему деду, который превращает их в ложки,
доски для хлеба, кувшины, чашки, кубки и прочее?" Это разъяснение страшно